Любовь & Война — страница 23 из 53

о наследник Мепкина опрометчиво повел людей в атаку на противника, превосходящего их численностью три к одному. К ним, судя по всему, примкнул и генерал Вашингтон, судя по тому, каким он помнил павшего бойца:

– Я не нашел в нем ни единого изъяна, если отвага, граничащая с безрассудством, не попадает под это определение.

Алекс, по своему обычаю, скрывал горе в себе, но в письме генералу Вашингтону он написал: «Как странно все устроено у людей, и множество блестящих качеств вовсе не служат гарантией счастливой судьбы! Мир ощутит потерю человека, каких немного осталось среди нас; Америка ощутит потерю гражданина, чье сердце было полно любви к родине, о которой прочие лишь говорили. Я же ощущаю потерю друга, к которому питал самую искреннюю и нежную привязанность».

Смерть Лоуренса мрачной пеленой накрыла «Угодья» на долгие месяцы, до июня 1783 года, когда Маргарита Скайлер – Пегги для семьи и друзей – наконец-то стала женой Стефана ван Ренсселера III, который ухаживал за ней последние пять лет. Это событие так долго откладывалось, что Пегги иногда в шутку говорила Элизе и Анжелике, что боится, как бы главным ее чувством на венчании не стало «облегчение вместо радости». Что же до родителей, то генерал Скайлер поздравил дочь с «прекрасно разыгранной партией», а миссис Скайлер похвалила племянника – кузена – зятя за «упорство в достижении цели».

Молодые поженились в Ренсселервике, в так называемой Новой Усадьбе к северу от Олбани, которую отец Стефана построил, когда тот был еще ребенком. Как бы велики ни были «Угодья», а поместье ван Ренсселеров все же было больше, с отделкой из коричневого нью-йоркского камня по углам и шоколадного цвета штукатуркой, покрывающей кирпичи и придающей особняку величественный, хоть и несколько мрачноватый вид, и в дополнение к этому с широким портиком с элегантно выгнутой балюстрадой и коринфскими капителями на каменных колоннах.

Однако внутри, в огромном холле первого этажа, их встретили все те же обои «Руины Рима», которые украшали дом Скайлеров (генерал Скайлер не преминул заметить, причем театральным шепотом, что он заказал свои на пять лет раньше, чем Стефан II, кхм). На венчании Пегги была великолепна в платье цвета бургунди с роскошно вышитой нижней юбкой цвета мяты и парике, который, казалось, вот-вот достанет до люстр, свисающих с потолка высотой в двенадцать футов, а Стефан выглядел очень представительно в темно-синем бархатном сюртуке, так напоминающем мундир, который он, в силу юных лет, так и не успел надеть. Когда жених с невестой наконец-то сказали друг другу «да» и поцеловались, добрая сотня Скайлеров, ван Ренсселеров, Тен Броков, Янсенов, Романов, Квакенбушей, ван Валкенбергов и ван Сикеленов вместе с горсткой Ливингстонов поднялись и криками поприветствовали (очередное) объединение двух знатнейших семей в штате.

Ведь если Анжелика вышла за «англичанина», а Элиза – за «гения», то Пегги стала женой человека «знатного» до мозга костей, и сочетание связей Скайлеров в политических и военных кругах с несметными богатствами ван Ренсселеров гарантировало этой паре место среди первых семей штата Нью-Йорк.

Итак, два года пролетели быстрее, чем Алекс с Элизой могли представить, ведь Алекс был занят, закладывая фундамент для будущей карьеры, которая позволит содержать семью, а Элиза приобретала умения, которые помогут заботиться о ней. Если бы только ее муж немного притормозил, ведь с нынешним темпом жизни у Элизы совсем не оставалось времени сосредоточиться на увеличении семьи, которого она в последнее время ждала с возрастающим нетерпением. Ведь раз она всячески поддерживала его усилия по созданию новой нации, ей бы хотелось, чтобы и он прилагал чуть больше усилий к созданию их собственного очага.

Это было волнующее время хаоса и перемен. Оба молодых супруга вносили свой вклад в формирование политического и морального облика новой нации, которая, вопреки всему, оторвалась от самой могущественной империи в мире и теперь должна была решать, какой она станет. Монархией или республикой? Вольным союзом тринадцати соперничающих штатов или единым государством, чьи регионы, где бы ни находились и какими бы ни были, использовали бы свои сильные стороны, чтобы компенсировать слабости и недостатки соседей?

И самое главное, кто станет ею управлять? Пусть колонии и отвоевали свою свободу у Англии, но здешние жители никогда не были на сто процентов англичанами. Здесь жили ирландцы, валлийцы, шотландцы, с одной стороны – отец Алекса был родом из Шотландии, и пусть Алекс помнил о нем немного, но точно знал, что отец накинулся бы с кулаками на любого, кто назвал бы его англичанином. Потомки переселенцев из Голландии тоже занимали значительное место в обществе штата Нью-Йорк (и генерал, и миссис Скайлер с рождения говорили на голландском и английском и до сих пор использовали язык прародины, когда хотели сохранить что-то в тайне от детей). Французское влияние было особо заметно на северо-востоке, вдоль границы с Канадой, и на юго-западе, в Луизиане. Испанское присутствие сильно ощущалось далеко на юге, во Флориде, которая поддержала британцев в Войне за независимость, и на побережье Мексиканского залива. Помимо этого, были еще германские и шведские анклавы и, конечно же, огромное количество африканцев, составляющих сорок процентов от всего населения тринадцати колоний. Большая их часть – но не все – была привезена в Новый Мир в качестве рабов. Вне зависимости от их статуса, они внесли заметный вклад в развитие новой страны своим трудом, искусством, музыкой и стойкостью, хоть до отмены рабства к тому моменту было еще почти столетие – глубочайшая несправедливость в истории нации, только что с боями отвоевавшей свою собственную свободу.

И, наконец, были еще коренные жители, которым принадлежали эти земли до прибытия европейцев, сотни разных племен, союзов и народов, некоторые из них насчитывали всего несколько тысяч, другие же исчислялись сотнями тысяч и распоряжались огромными территориями, в разы большими, чем многие европейские страны. Как напоминал им ежегодный Праздник благодарения, без помощи и наставлений коренных американцев большая часть первых европейских поселений исчезла бы с лица земли. Местные продукты сильно повлияли на привычную для европейцев кухню, к примеру, картофель, кабачки, томаты и кукуруза, и, конечно, табак – и шоколад! – заметно изменили европейское представление о пользе и удобстве. Сотни слов разнообразили язык переселенцев, к примеру, чили, бурундук, ураган, гамак, пиранья, пончо и пейоте, а с этими словами приходили и идеи, как теперь относиться к земле, которую европейцы силой отняли у коренных жителей и нарекли Америкой. Свобода и справедливость для всех?

Так рождался миф об исключительности американцев, который призван был скрыть тот факт, что нация, провозгласившая своими идеалами свободу и справедливость, была построена на краеугольных камнях рабства и воровства.

Как бы то ни было, у каждой из этих культур были свои сильные стороны, и, без сомнения, многие люди с радостью поделились бы согласно различиям в языке и культуре и воспроизвели бы лоскутное одеяло Старого Света на землях Нового, только вместо стран были бы штаты, и люди смогли бы уходить на запад, когда соседи подступали бы к их границам слишком близко. Но все больше и больше людей понимали, что, если Соединенные Штаты Америки хотят стать по-настоящему соединенными, их жителям придется развивать чувство национального единства.

Главным среди этих провидцев был Александр Гамильтон, чьи подвиги во время Войны за независимость скоро были превзойдены его трудами на благо растущей страны. Алекс знал, что различия между людьми и их взгляды на жизнь нельзя не принимать во внимание. Эти различия нужно выделять и использовать во благо всей нации. Как и в случае с большинством благородных политических идей, воплотить это в жизнь было не самым простым делом. К счастью, у этой идеи были два преданных последователя в лице Александра и Элизабет Гамильтон – если допустить, что они смогли бы объединить свои уникальные способности и, в конце концов, научиться работать в команде.

Часть IIПокоряя Уолл-стрит

12. Медовый месяц по-американски

Городской особняк Гамильтонов

Нью-Йорк, штат Нью-Йорк

Декабрь 1783 года


И вот, наконец, после трех лет в браке, победив в Войне за независимость, выжив в битве при Йорктауне и все-таки оставив позади уют «Угодий», Александр и Элизабет Гамильтон стояли перед прелестным трехэтажным городским особняком, построенным из кирпича и коричневого песчаника, который расположился по адресу Уолл-стрит, 57, город Нью-Йорк. С небольшой помощью приданого Элизы, а также благодаря подсказке отлично информированных родственников о том, что можно приобрести очень неплохо расположенную недвижимость по фантастически выгодной цене и мгновенному решению Алекса хватать ее, пока не увели, теперь он принадлежал им. Руки молодого мужа тряслись от волнения, когда он отпирал замок своим ключом. Жена стояла у него за спиной, сгорая от нетерпения поскорее увидеть их новое жилище. Широким жестом он распахнул обе двери и с улыбкой повернулся к жене.

– Вуаля!

Элиза радостно захлопала в ладоши, и взгляд Алекса смягчился при виде того, как прелестно она выглядит, залитая лучами предзакатного солнца, запутавшимися в ее каштановых локонах. Это был дом, их дом, его дом. После многих лет студенческой, а затем и солдатской жизни, после роскошной резиденции родителей жены, где он чувствовал себя гостем, он наконец-то нашел место, которое мог назвать своим.

– Постой, – сказал он, прежде чем Элиза успела сделать шаг.

С широченной улыбкой Алекс буквально оторвал ее от земли и перенес через порог. Элиза хихикала у него на руках, чувствуя упоительное головокружение при мысли, что они наконец-то совсем одни – без слуг, сестер, маленьких братьев или родителей в зоне видимости. Ну и что с того, что дом был практически пуст! Нехватку столов и стульев, фарфора и серебра, свечей, эля, компота и даже самых обычных продуктов вроде соли и перца вполне компенсировало благословенное уединение, в котором они с Алексом оказались, не говоря уже о том, что единственным предметом мебели, который у них все-таки был, оказалась огромная кровать с мягчайшей пуховой периной.