28. Мистер и миссис Александр Гамильтон
Городской дом Гамильтонов
Нью-Йорк, штат Нью-Йорк
Апрель 1784 года
Алекс несся по Уолл-стрит, и полы адвокатской мантии взлетали за его спиной, словно черные крылья.
Когда судья Смитсон огласил свой вердикт, в зале началось столпотворение. Заключительные речи Алекса и Берра, похоже, поделили зал на две равные части – насмешников, готовых освистать истицу, и доброжелателей, приветствующих и подбадривающих ее.
Алекс повернулся к Кэролайн, чтобы посмотреть на ее реакцию. Она заметно дрожала, и по щекам ее текли слезы. Ее пальцы сжали его мантию с такой силой, словно от этого зависела ее жизнь.
– Поверить не могу.
Он вздохнул.
– Я сделал все, что мог.
Она кивнула, но, очевидно, не решилась снова заговорить. А затем и вовсе потеряла сознание.
Потребовалось около получаса, чтобы очистить зал, и к этому времени Кэролайн очнулась, но все еще была не в себе. Ее нельзя было оставлять одну. Алекс не знал, что предпринять. Ее дом был приблизительно в полумиле отсюда. Неужели ему придется нести ее по улицам?
Передняя дверь зала заседаний открылась, и вошел Аарон Берр. Алекс быстро поднялся и поспешил ему навстречу, не позволяя приблизиться к Кэролайн.
– Мистер Берр, – тихо сказал он, – суд окончен, и, как вы могли заметить, для моей клиентки он стал нелегким испытанием. Я бы хотел попросить вас не наносить ее психике большего ущерба, чем вы уже причинили.
Берр выслушал его в молчании. А затем сказал:
– Я просто хотел сообщить вам, что велел своему кучеру доставить вас с миссис Чайлдресс туда, куда вам будет угодно. Она, очевидно, слишком слаба, чтобы добраться до дома пешком.
Алекс от удивления открыл рот.
– О, понятно. Я, да, теперь я чувствую себя ужасно.
Берр скупо улыбнулся ему.
– Если вам от этого станет легче, я тоже. – Он кивнул на Кэролайн позади них. – Закон порой бывает весьма суров, и вашей клиентке повезло, что у нее были вы, чтобы защитить от самых страшных из его ударов. – Он протянул руку. – Доброго вам вечера, мистер Гамильтон. Не сомневаюсь, что мы еще не раз выступим по разные стороны баррикад, причем в самом ближайшем времени, но нет причин превращать это в личную вражду.
Алекс пожал руку Берру.
– Это, пожалуй, первое ваше утверждение за три дня, с которым я могу согласиться.
Берр, откинув голову назад, расхохотался.
– Туше, – сказал он и, кивнув Кэролайн, которая обернулась и теперь озадаченно смотрела на двух мужчин, покинул зал суда.
Алекс вывел Кэролайн из здания суда, проводил вниз по ступенькам и помог устроиться в удобном экипаже Берра. Бурлящая, шумная толпа, собранная Берром, теперь, когда представление было окончено, разошлась, и Алекс порадовался, что никто из особо скандальных не задержался, чтобы еще раз насыпать соли на раны Кэролайн.
От тряски экипажа на каменной мостовой Уолл-стрит у Кэролайн, похоже, разболелась голова, и всю дорогу она ехала в молчании, крепко зажмурившись и прижав ладонь ко лбу. У здания пивной она достаточно оправилась, чтобы пересечь общий зал на первом этаже без посторонней помощи, но это усилие, похоже, оказалось последней каплей, и на лестнице Алексу снова пришлось помогать ей. Он устроил ее в кресле и накинул плед на колени, а затем повернулся к камину и разжег огонь поярче. Приготовив последнее полено, он услышал ее голос за спиной.
– О, но дрова нынче так дороги.
Полено он все же закинул.
– Все в порядке, Кэролайн. Вы можете себе это позволить.
У нее вырвался слабый смешок.
– Полагаю, теперь да. – Она вздохнула. – Мне стыдно за то, что я так на все реагирую. Это проявление слабости.
– Вам нечего стыдиться, – заверил ее Алекс. – Вы так долго несли на своих плечах тяжелый груз, что он, похоже, стал частью вас. Но теперь его больше нет, и более чем естественно то, что вы не сразу привыкнете к его отсутствию.
– Я не знаю, смогу ли я снова стать такой, как раньше. Этот суд – сколько яда! Не понимаю, как столь разрозненная страна сможет выстоять?
– Мы выстоим, только если научимся принимать и даже ценить особенности друг друга, вместо того чтобы позволять им разделять нас. Только в детских мечтах все друг с другом постоянно соглашаются, но насколько лучше жить в стране, где каждый свободен думать не так, как его соседи или даже правительство, не рискуя жизнью и здоровьем.
Она с сомнением посмотрела на него.
– Ваши слова звучат так, словно вы все еще выступаете в суде.
Он положил свою руку поверх ее.
– Посмотрите, к примеру, на меня. Мы с вашим мужем воевали на разных сторонах. Я терял солдат, друзей, – образ Лоуренса всплыл в голове, и он прогнал его прочь, – от британских пуль. Но я все равно защищал вас, потому что верю, что дух Америки важнее, чем деление на стороны. Если я смог прийти к такому заключению, то и другие люди смогут. Они уже приходят к нему.
Она кивнула и прикрыла глаза. Вскоре ее дыхание стало ровным, и Алекс решил, что она заснула. Однако задержался у нее еще на полчаса, ведь, хоть его разрывали мысли о том, что Элиза принимает гостей совсем одна, он не был уверен, можно ли оставить Кэролайн без присмотра. Наконец раздался стук в дверь. Вошла Салли, подавальщица, с глиняной кружкой в руках.
– Я заметила, что вы с миссис Чайлдресс пришли, и решила, что вы захотите немного эля, – сказала она, встревоженно глядя на хозяйку.
Алекс встал.
– Спасибо, Салли, но на самом деле мне уже пора. Миссис Гамильтон сегодня устраивает вечеринку в честь сестры, и я опаздываю уже на несколько часов. Искренне надеюсь, что она все же пустит меня в дом.
Салли кивнула, но взгляд ее так и не оторвался от Кэролайн.
– Она в порядке?
– Боюсь, что суд оказался нелегким испытанием для ее нервов, но она придет в себя, стоит лишь как следует отдохнуть. Возможно, ей сейчас не повредит чашка наваристого бульона.
– Конечно. Мистер Гамильтон, – окликнула Салли, едва Алекс направился к двери. – Как она… То есть она?.. – Служанка так и не смогла задать свой вопрос.
– Я не могу разглашать такую информацию. Пусть лучше миссис Чайлдресс сама вам все объяснит, когда проснется.
– Но я хочу сказать, у нас все в порядке, да? Миссис Чайлдресс отсюда не выгонят, правда?
Алекс оглянулся на спящую женщину. Во сне печать забот исчезла с ее лица, и хотя кожа в обрамлении черного шелка казалась еще бледнее, она все же была больше похожа на ребенка, а не на мать и уж тем более не на вдову.
– Во всяком случае, не по приговору суда, – сказал он с улыбкой и ушел.
Последние несколько метров до дома он несся бегом, кляня себя за то, что отпустил экипаж Берра. Нужно было велеть кучеру дождаться его. Он хотел достать часы, чтобы посмотреть, который час, но на улице было слишком темно. И это само по себе было ужасным знаком. Когда он уходил от Кэролайн, была половина девятого.
Пробегая мимо соседского дома, он случайно кинул взгляд на одно из темных окон. Света хватило, чтобы разглядеть свое отражение. Хотя, сказать по правде, смотреть было особо не на что, поскольку он весь был закутан в черное. Только мерцающий в темноте белый парик выглядел настоящим.
Он все еще был в адвокатской мантии! Он не мог показаться гостям в таком виде. Элизу хватил бы удар.
Он посмотрел на свои собственные окна по соседству. Они сияли светом, и тени плясали по потолку, но нижние ставни были подняты, поэтому он не мог разглядеть, много ли в комнате гостей или нет. Там могли оказаться и пятьдесят человек, и всего пять. Все могли уже разойтись по домам.
Он подбежал к ступенькам крыльца и ужом скользнул мимо них. На дальней стороне, под крыльцом, притаилась узкая невысокая дверца, ведущая по сырому коридору прямо в кухню.
– О! – Испуганная Ровена оторвала взгляд от горшка, содержимое которого она помешивала, не снимая его с огня. – Мистер Гамильтон! Я уж думала, это смерть за мной пришла!
– Простите, что напугал вас, Ровена, – сказал он, обрывая пуговицы своей мантии. Мне просто нужно освежиться, прежде чем показываться гостям.
– Да уж, лучше вам быть свеженьким, – заметила Ровена. – Хозяйку очень расстроило ваше опоздание. – Она посмотрела ему в глаза. – Я надеюсь, вы принесли ей хорошие новости.
– А что, мое присутствие – недостаточно хорошая новость? – хитро спросил Алекс, используя оловянный поднос как зеркало, чтобы уложить влажные волосы, томившиеся под париком на протяжении более чем пятнадцати часов. К счастью, подозревая, что на работе он задержится, Алекс решил надеть под мантию свой лучший костюм.
– Как я выгляжу?
Ровена пожала плечами.
– Немного худосочно, на мой вкус, но с этим вы сейчас ничего не поделаете.
– Никогда не меняйтесь, Ровена, – попросил Алекс с усмешкой, смахивая след муки с ее влажной щеки. – Никогда не меняйтесь.
Он пробежал мимо Саймона, который свернулся калачиком в кресле, словно угорь в ведре, и сладко спал, и кинулся вверх по лестнице. Прежде чем открыть дверь, он остановился, собрался с духом и лишь затем толкнул створки.
Целый рой голосов обрушился на его уши.
– Я слышал, заключительная речь мистера Берра продолжалась больше часа!
– Это что! Мистер Гамильтон говорил почти два!
– Мистер Берр, должно быть, лучший адвокат в своем поколении. Его аргументы разбивают безликую логику закона и попадают прямо в сердце.
– Гамильтон был великолепен! Его трижды прерывали стоячей овацией! Люди, сидевшие в зале, плакали. В конце даже судья хлопал!
Очевидно, слухи о заседании уже добрались до вечеринки.
Алекс поморщился от яркого света. Облако запахов атаковало его нос, начиная с восхитительных ароматов кушаний Ровены (к разочарованию его пустого желудка, уже съеденных) до приторной волны духов нескольких десятков леди и джентльменов, разодетых в шелка и парчу. Он и не знал, что его дом может вместить столько людей. Казалось, что лишь чудом пол не трескается под их весом. Но он не обращал внимания на толпу, ведь его взгляд выискивал лишь одно лицо. Единственное лицо, которое он хотел увидеть.