– Суп! – воскликнул он. – Пересоленный суп!
– Что? Ах да, суп! – засмеялась она. – Наверное, я посолила его дважды.
– Попробовала – и ничего не почувствовала, – проговорил он задумчиво.
– Знаешь, я придумала целую систему: те приправы, которые уже использовала, откладывала вправо, а те, которые ждали своей очереди, стояли слева. Но в тот день у меня начинался грипп, и я, возможно, была не очень внимательна… – Она улыбнулась – на душе было так хорошо! – и у нее вырвался вздох облегчения: – Я снова смогу наслаждаться запахом роз!
– Разумеется, произнес Стефан. Торопливо взглянув на часы, он улыбнулся племяннице: – Джессика, нам пора!
Девочка допила молоко и пошла одеваться.
– Я рад, что к тебе вернулось обоняние, Алекса, – сказал он сухо, вставая из-за стола.
Улыбка угасла на ее лице, и она едва слышно спросила:
– Что я такого сделала, Стефан?
– Ничего, – быстро проговорил он, уклоняясь от ответа. – Я должен идти, а то Джессика опоздает в школу.
– Нет, определенно, я что-то сделала не так, – уверенно проговорила она, когда он был уже у двери. – Потому что ты во мне разочаровался. Разве я не права?
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
– Нет, Алекса. Разочаровался я в самом себе, – не оборачиваясь, поправил он ее – Напрасно я уговорил тебя выйти за меня замуж. Я же видел, что ты не совсем окрепла после перенесенной операции, была подавлена, растеряна…
– Но совсем не поэтому… – Она осеклась на полуслове, чуть не выпалив «…нам брак трещит по швам». – Вовремя спохватилась, поняв, что это прозвучит неуместно. Подумав, она задала вопрос дипломатично: – Ты предвидел, что будет именно так? Я имею в виду наш брак.
– Не знаю.
– Но были же у тебя какие-то предположения на этот счет? – допытывалась Алекса.
– Я думал только о Джессике, – сказал он, не оборачиваясь.
– Хорошо. Тогда скажи, как ты представлял себе нашу совместную жизнь, когда вернулся из Америки? Что мы будем друзьями? Что я буду в твоем доме экономкой, и только?
– Не знаю.
Стефан явно уходил от ответа.
Алекса пристально посмотрела на него, стараясь понять, что он думает, что чувствует на самом деле.
– Однако дело не только во мне, правда? Ты… – Но тут они услышали, как Джессика сбегает вниз по лестнице, и Алекса замолчала.
– Потом поговорим. Джессику из школы подвезет сегодня мама Эллины.
– Кто это – Эллина? – удивленно спросила Алекса.
– Школьная подружка Джессики. Ее мама очень выручила нас, когда ты болела.
«А в чем еще она станет палочкой-выручалочкой?» – грустно подумала Алекса. Вслух она спросила:
– Она вдова?
– Алекса, не смеши людей! Ну, нам пора. – Его пальто лежало на перилах, он быстро оделся, взял Джессику за руку, и они ушли.
Джессика вернулась домой раньше дяди. «Стефан нарочно задерживается, – подумала Алекса. – Он явно избегает меняю Захочет ли он продолжить утренний разговор?» Она вспомнила маму Эллины, которая оказалась приветливой молодой женщиной. Помогая Джессике раздеться, Алекса заметила, что девочка чем-то очень расстроена.
– Джессика, что случилось?
– Учительница прислала записку.
– Записку?
– Да, – сказала девочка и заплакала навзрыд. – Мисс Ланг сказала, что вас приходить нельзя!
Алекса бросилась ее успокаивать.
– Не плачь, расскажи все по порядку. Куда нам нельзя приходить?
– На открытое собрание! Учительница сказала, что на собрание приглашаются только мамы и папы, а тети, дяди, сестры и братья приходить не должны, так как всем не хватит места в зале.
– Успокойся! Она не имела в виду именно нас…
– Нет, имела, имела! – обливаясь слезами, бубнила Джессика.
Она бросилась в кухню и, обняв Мистера Джонса, заплакала навзрыд.
Присев рядом, Алекса погладила плачущую девочку, стараясь ее успокоить:
– Не плачь, мое солнышко, не плачь! Где записка?
– В моем рюкзаке.
Алекса открыла рюкзак, нашла записку и присела рядом с Джессикой:
– К нам это не относится, потому что мы… ну, мы тебе как родители. Учительница хотела сказать, что из взрослых могут прийти только двое…
– Нет, она не так сказала!
– Тогда я позвоню директору школы и все ей объясню Джессика, солнышко мое, все будет хорошо!
«А если дело не уладится и после моего звонка, то я пойду в школу и кого-нибудь прибью!» – подумала Алекса. Ведь в школе известно о семейных обстоятельствах Джессики, известно о гибели ее родителей. К тому же в школе много учеников из неполных семей – дети разведенных родителей или матерей-одиночек… – Вставай, моя дорогая, вытри слезки и садись пить молоко с печеньем, а я тем временем позвоню директору.
Алекса посадила девочку за маленький столик для завтрака, поставила молоко и печенье и пошла в кабинет Стефана. Она не хотела, чтобы Джессика слышала ее разговор – вдруг придется говорить на повышенных тонах…
Войдя в кабинет, она села за письменный стол и набрала номер директора школы. Мисс Хендерсон была занята, так что Алекса пришлось говорить с ее секретарем.
– Я не знаю, как вас зовут… – начала Алекса, еле сдерживая гнев.
– Мисс Вир.
– Очень приятно! С вами говорит Миссис Блейк, тетя Джессики.
– О, миссис Блейк! Как вы?
– Возмущена до предела! – выпалила Алекса. – Джессика только что вернулась из школы очень расстроенная. Кому пришла в голову идея написать в записке, что на открытом собрании могут присутствовать только родители? Как у Джессики?
– О, дорогая миссис Блейк, это означает…
– Мне нет дела, что это означает! Поймите, Джессике только шесть лет, а в шесть лет все воспринимается буквально. Сказала учительница, что приглашаются только родители, значит, пустят в зал только родителей. Ведь слово учителя для ребенка – закон! Дети еще не умеют разумно рассуждать, они все принимают на веру. Джессика пришла из школы в слезах, потому что решила, что ее дядю и тетю не пустят на открытое собрание.
Явно расстроенная, мисс Вир проговорила виноватым голосом:
– Мне очень жаль, что так вышло. Разумеется, это не надо понимать буквально… Сегодня у нас была такая спешка, вот мисс Ланг и напечатала эту записку, а мы не проверили… Мисс Ланг работает у нас не подмене… – добавила секретарша расстроено. – Уверяю вас, мы очень ответственно подходим к таким вещам…
Извинения мисс Вир не удовлетворили Алексу, и она довольно резко перебила ее:
– Джессика не единственная ученица, у кого нет полного «набора» родителей, как того требуете вы.
– Сегодня уже пятница, я не успею проверить, как было в других случаях. Я это сделаю в понедельник.
– У вас в запасе еще половина будущей недели, – подсказала ей Алекса.
– О да, вы правы.
– И передайте мисс Хендерсон, что звонила тетя Джессики и выразила свое возмущение присланной из школы запиской…
– Конечно, я ей все передам и заверяю вас, что впредь ничего подобного не случится.
– от этого не легче! – отрезала Алекса.
– И само собой разумеется, обязательно приходите на открытое собрание, мы будем рады видеть вас и вашего мужа в нашей школе!
– Хорошо, – сказала Алекса и, положила трубку, подняла голову и… увидела Стефана, наблюдавшего за ней с порога.
– Что ты делаешь в моем кабинете? – холодно спросил он.
Увидев, что он не в духе, Алекса сообщила не вдаваясь в детали:
– Звонила в школу по твоему телефону. Из холла я звонить не стала – не хотела, чтобы слышала Джессика.
– Почему?
– Потому что возмущена до предела и высказала им все начистоту! Никак не успокоюсь. Представляешь, до чего додумались в этой дурацкой школе?
– Конечно, не представляю! Будь любезна, расскажи все по порядку.
Алекса принялась рассказывать. Закончив, она встала из-за стола и подошла к окну.
– А где сейчас Джессика? – спросил Стефан.
– На кухне. Пьет молоко с печеньем.
– Она успокоилась?
– Да. Но когда вернулась из школы, была ужасно расстроена. Ей очень хотелось, чтобы мы пошли на собрание, где будут родители ее одноклассников. И надо же было сказать ребенку…
– Ладно, остановись, не начинай по второму кругу. Но в следующий раз, если случится что-нибудь подобное, дождись моего прихода, а не выплескивай свой гнев на директора школы.
– Я говорила не с директором школы, а с ее глупой секретаршей. И если все у них на таком уровне…
– Может, она новенькая, – заявил Стефан в своей так ненавистной Алексе всепрошенческой манере. – Пойду проведаю племянницу.
– Иди, или, спрячься на кухне, – прошептала со злостью Алекса.
– Не понял?
– Я говорю, что ты только и знаешь, что обвиняешь меня – буквально во всем, что бы ни случилось! Ты со мной не разговариваешь, ничего не обсуждаешь. Вечно злой, нетерпеливый и взвинченный…
– А ты что ожидала? – спросил он зло, вернувшись в кабинет. – Ты меня не предупреждала, что при первой же возможности помчишься на свидание с Дэвидом! И про своих старушек ничего не сказала, а они звонят и требуют сообщить, куда ты исчезла!
– О Господи! – воскликнула она, обернувшись. – Это Нора! Я совсем про нее забыла!
– Вот именно – Нора! – со злостью сказал он. – Но не извольте беспокоиться – она теперь сама ходит за покупками!
– О, спасибо тебе…
– Я не нуждаюсь в твоей благодарности… Я хочу, чтобы ты рассказывала мне о более важных вещах. Почему ты не сказала мне, что у тебя пропали обоняние и вкус? И почему скрыла, при каких обстоятельствах ушибла руку?
– Просто я не привыкла делиться такими вещами, – вздохнула она. – Ты прекрасно знаешь, что людям неинтересно слушать о чужих проблемах!
– И тебе в том числе?
– Нет, но… – замялась она.
– Вот то-то, тебе нечего сказать. А что, по-твоему, я должен думать, когда совершенно незнакомые мужчины являются сюда и начинают расспрашивать о тебе? И спрашивают о таких вещах, о которых мы с тобой никогда не говорили! – Вероятно, все это ему осточертело на протяжении нескольких недель. Стефан вплотную приблизился к ней и с горечью заметил: – Ты мне не сообщила, что в кафе тебе прищемили руку дверью!