Вы знаете, как это бывает в больших заведениях: ничто не остается тайной. А если и остается, то совсем недолго. Секретарши рассказывают секрет уборщицам, уборщицы — воспитателям, воспитатели — своим любимчикам среди учеников. Мне все рассказывает господин Хертерих, бедняга, которого мы так довели, что он превратился в свою собственную тень. Аптекарь из Фридхайма как-то сказал, что он покупает слишком много снотворного. За ночь принимает не менее пяти таблеток и находится под наблюдением врача. Притом надо сказать, что над ним никто уже не измывается, даже Али. Его просто никто не замечает. Должно быть, это самое худшее: когда тебя просто не замечают.
Господин Хертерих рассказывает:
— Доктор Хаберле уволен до истечения контракта.
— За что?
— Только никому ни слова об этом.
— Ладно. Так за что же?
— Он изнасиловал Геральдину.
— Чушь.
— Он сам признался.
— Я этому не верю. Чтобы он ее изнасиловал? Да никогда в жизни! Для этого он слишком труслив.
— Он сам побожился профессору Флориану!
— В чем?
— Что он целый год сходил с ума по Геральдине! А на этот раз он оставил Геральдину после уроков за дерзость…
— Я знаю.
— …и не смог совладать с собой.
— Да бросьте вы! А что Геральдина?
— Сначала она молчала, как рыба. И лишь после этого клятвенного признания доктора Хаберле подтвердила, что все так и было.
— Она говорит, что Хорек ее изнасиловал?
— Да. — Господин Хертерих отирает пот со своего бледного лба. — Разве не ужасно? Почти двадцать лет человек тихо-мирно живет со своей женой, имеет детей, экономит, копит деньги на собственный дом. И вдруг такое! Я не хотел бы быть учителем у больших девочек! А вы? Ведь это же искушение, дьявольское искушение… дьявольское!
— Что с ним будет?
— Пойдет под суд. Его лишат права преподавать. Его карьере конец. И браку тоже. Его жена требует развода.
— Не может быть!
— Она продает дом и уходит с детьми к своим родителям. О, Господи! Бедный доктор Хаберле!
Зато Геральдина проскочила по латыни.
14
Занятия закончились.
В нашем классе никто не провалился. Когда шеф вручает Геральдине свидетельство об окончании, ее лицо остается абсолютно безразличным. Где Хорек? Когда будет продаваться его домик? Сколько лет состоял доктор Хаберле в браке?
Да, но он ведь побожился…
Шеф желает нам счастливых каникул.
— Отдохните. И возвращайтесь с новыми силами. Все, кому придется остаться здесь, тоже смогут отлично провести время. Мы будем купаться, ходить в походы, будете заказывать себе любимую еду…
Отличный мужик наш шеф. У него тоже нет никого, к кому бы он мог отправиться в отпуск. А в вестибюле школьного здания, в «Родниках», в бассейне около «А» — везде я слышу одни и те же разговоры.
— Что будешь делать на каникулах?
Многие радостно взволнованы и говорят правду.
— Родители заберут меня, и мы поедем в Испанию. Или в Египет. Или в Швейцарию. На Ривьеру. В Шварцвальд.
А многие печальны и лгут из гордости.
— Мой отец поедет со мной в Индию, — говорит Сантаяна.
А нам всем известно, что она останется в интернате и даже не увидит своего отца.
— А я обручусь, — говорит Кларисса. (Клариссе семнадцать. Она останется на лето в интернате. Ее родителей нет в живых. У нее есть опекун. Она совсем одна.)
— Мои родители снова женятся. Меня они зовут с собой в свадебное путешествие. (Эльфи двенадцать лет. Ее отец в самом деле женится этим летом во второй раз. Но не на матери Эльфи. Эльфи остается на лето в интернате. Ее мать терпеть ее не может.)
Так лгут многие, и все знают, что они лгут. Но не показывают, что знают. Дети порой бывают милосерднее взрослых…
Ханзи:
— Я поговорил с шефом. И остаюсь здесь. Если отчим приедет за мной, шеф выставит его!
Геральдина:
— Я полечу на Кап Канаверал к отцу. Не знаю, вернусь ли назад. — Взгляд в мою сторону. — Пожалуй, вернусь.
Али:
— Я пригласил Джузеппе в гости. Мы полетим в Африку.
Томас:
— Придется ехать в Париж. Будь он неладен!
Рашид!
— На этот раз я останусь здесь. Меня навестит дядя. Но на следующий год, когда в Персии…
Вольфганг:
— Поеду к родственникам в Эрланген. И хорошо бы эти два месяца прошли побыстрее. Милые люди, но больно ограниченные!
О сенсации позаботился Ной:
— Мы с Чичитой летим в Израиль. Ее отец и шеф дали согласие. У меня есть родственники в Израиле. Мы хотим как следует познакомиться со страной.
15
Я получил очередное приглашение от Манфреда Лорда. Как же — ясное дело! Я ведь лечу в Люксембург, чтобы навестить мать. У господина Лорда опять хорошая старинная книга для моего отца. Он выражает сожаление по поводу того, что теперь мы не увидимся два месяца.
Во время этого разговора Верена сидит между нами. На меня она не смотрит.
— Я хочу поблагодарить вас, Оливер.
— За что?
— За ваше джентльменство, за то, что вы не встречались с моей женой в мое отсутствие.
— Ну, это само собой разумелось.
— И тем не менее я благодарю вас. Эта девушка больше не появлялась. Ведь все мы хотим избежать пересудов, не так ли, дорогая?
— Конечно, Манфред.
— Как жаль, что вам надо ехать к матери. А то б я пригласил вас на Эльбу! У нас там небольшой дом. Мне приходится часто ездить по делам. А вы могли бы составить общество моей жене.
— Я бы с удовольствием приехал, господин Лорд, но мне в самом деле нужно навестить мать.
— Вы хороший сын. Я вас по-настоящему полюбил, Оливер. И ты тоже, не так ли, Верена?
— Он и вправду очень милый юноша.
— Что такое, Лео?
— Я принес еще льда для виски, милостивый государь. Пардон, пожалуйста.
— Спасибо, Лео. Вы ведь знали белый «ягуар», который был у господина Мансфельда?
— Белый, маленький? Конечно. С ним что-нибудь случилось? Авария?
— Да нет. Отец забрал у господина Мансфельда машину. Я нахожу это непорядочным со стороны вашего отца, Оливер!
Что здесь происходит? Какое дело до всего этого Лео? Зачем Лорд ему все это рассказывает?
— Если мне позволительно высказать свое мнение, пардон, пожалуйста, то и я нахожу это несправедливым и жестоким.
Ах, ты скотина!
— Я напишу вашему отцу, Оливер. А вы возьмите письмо с собой.
Мыслимо ли, возможно ли, что они с Лео на пару?.. Нет, такого и представить себе нельзя! Нельзя?
Как бы там ни было, но в тот же вечер господин Лорд действительно пишет письмо моему отцу, чтобы тот вернул мне «ягуар». Если бы он позвонил ему по телефону, то тут же бы узнал, что мой предок машины у меня не забирал. А может быть, он уже позвонил? И знает об этом? Да нет же: они никогда не звонят друг другу по телефону. Или все же?
Я беру письмо и по дороге домой рву его на мелкие клочки, которые выбрасываю в лесу.
На следующий день я встречаюсь с Вереной в саду «Ангела Господня». Я отдаю ей то, что успел написать, фотокопии всех страниц, которые успел переснять из старых книг, и еще негативы. Она на своей машине сразу же поедет во Франкфурт и положит все в свой банковский сейф. Через два дня Верена с мужем и Эвелин отправляются на Эльбу.
— А когда приедешь ты?
— Тринадцатого или четырнадцатого. Самое позднее — пятнадцатого.
— Я найду для тебя комнату. Приезжай поскорей.
— Сразу же, как только смогу.
— Если получится, то садись в Пиомбино на шестичасовой паром. Тогда полвосьмого ты уже будешь в Портоферрарио. Я попытаюсь встречать тебя в эти три дня. Если меня не будет, то иди в контору судоходной компании. Там я оставлю для тебя письмо.
Она дает мне деньги.
— Ты что?
— Здесь немного. Так быстро я не могла раздобыть побольше. Но на Эльбе у меня будет больше.
— Я не возьму от тебя денег!
— А как ты доберешься ко мне? Из Люксембурга пешком?
— Я…
— Да бери уж.
— Спасибо.
— Оно так быстро прошло, ужасное время ожидания, правда? И настает счастливое время. Потом опять будет короткий период плохого времени. А затем все будет хорошо.
— И затем все хорошо.
Мы прощаемся с братом Мартином и сестрой Клавдией. Я говорю ей, что какое-то время нас не будет.
— Я буду думать о вас и молиться за вас.
— Да, пожалуйста, — говорит Верена.
— Вы оба набожны?
— Нет.
— Но вы любите друг друга, правда?
— Да, сестра Клавдия, мы любим друг друга.
— Тогда я буду молиться за вас.
16
Пиомбино!
Наконец-то.
Маленький городок с кривыми улочками, большими и уродливыми предместьями. Я вижу мартеновские печи, желоба-углеспуски, длинные трубы, из которых лениво ползет черный дым.
— Сталелитейные и чугунолитейные заводы, — говорит миссис Дюрхэм. — И там, в Портоферрарио, тоже. — Ей приходится тащиться со скоростью пешехода, потому что здесь люди ходят по проезжей части. А сколько людей! Город переполнен! Он как муравейник. BAR. BAR. BAR.
Конечно: столы и стулья прямо на улице. Мужчины пьют кофе-эспрессо или красное вино с водой. Жаркие споры. Разговаривают и руками тоже. Очень много кино. Киноафиши раз в шесть больше, чем в Германии! Пестрые, как конфетные обертки. На них женские груди, груди, груди. И мужчины — герои, герои, герои. Нищие. Много нищих. С протянутой рукой они подходят к машине. Попрошайничают и оборванные дети. Миссис Дюрхэм щедро раздает милостыню.
Мы добрались до порта. Не до большого и грязного промышленного порта, а до маленького, где пристают суда, идущие на Эльбу.
Здесь, прямо у воды, около низеньких административных зданий пароходств и туристических агентств попрохладней. Кругом стоят грузовики. А в середине площади, конечно же, бар. Маленький, элегантный двухэтажный домик с террасами, музыкальным автоматом, столами и креслами из хромированной стали под открытым небом.
— Когда я сюда приезжаю, то обязательно пропускаю рюмочку, — говорит миссис Дюрхэм