Он усмехнулся.
– Я притворялся, потому что не был уверен в ваших чувствах ко мне. Мне казалось, что я неприятен вам.
– Это была только самозащита. Я, наверное, полюбила вас тоже с самого начала, вы действовали на меня так необычно. И особенно я ревновала вас к Майе на портрете Луки Августы, на который вы смотрели с таким обожанием.
Он поднял голову с испуганным видом.
– С обожанием? – повторил он. – Я лишь любовался мастерством художника, который в этом портрете выразил как раз то, что я думал о Майе, познакомившись с нею много лет назад. Избалованный ребенок, требующий больше, чем может дать взамен. По всей вероятности, только Джорджио ди Савордери способен более, чем кто-либо, дать ей счастье. Она хочет только его.
Мартина вздохнула с облегчением.
– Я так боялась, что вы любите ее. Она красива, и, кроме того, мне кажется, Бруно расстроится, узнав, что не вы будете его зятем.
– Дорогая, в самом деле? Бруно будет очень доволен, потому что он знает, что я полюбил вас с первого взгляда. А что касается Майи и Кэй Янг, они обе эгоистичные создания, считающие, что мужчины должны носить их на руках.
– А как считаете вы? – шутливо спросила Мартина.
– Я и вполовину не так хорош для вас, но вы должны быть со мной. И да помогут мне небеса, если кто-нибудь попробует отнять вас у меня! Я не забыл, что чувствовал, когда увидел, что вам нравится Джимми. Кстати, это напомнило мне о том, – он посмотрел на часы, – что я должен пойти в госпиталь навестить его и ту женщину, которую он, возможно, подвозил.
– Бедный Джимми! – произнесла Мартина со слезами на глазах.
Он схватил ее руки и сердито посмотрел на нее:
– Бедный Доминик, который должен так скоро оставить вас после того, как признался в любви.
Она обняла его за шею, чувствуя, что теперь он принадлежит ей.
– Но ненадолго. У нас есть завтра.
– У нас есть все завтра, – тихо произнес он, наклоняясь к ее губам.
И Мартина, прижавшись к нему с чувством блаженства, слышала, как сердце повторяет его слова.