Ирина мягко положила руку мне на локоть.
— Да не волнуйся ты так! — Ее глаза лучились искренним состраданием, и я поняла, что слишком выпячиваю свои переживания, и постаралась небрежно улыбнуться. Но губы сложились в кривоватую гримасу, и Иринка тотчас горячо пообещала: — Все будет хорошо, вот увидишь!
Вечером разведавшая последние новости Лидия Антоновна рассказала нам, что Викуся с родителями и семьей Антиповых уехала отдыхать на Кипр. Я мило улыбнулась и, опережая Лидию Антоновну, высказала смелое предположение, больше похожее на пожелание:
— Ну, думаю, Евгений помирится наконец-то с Викусей, и они поженятся. Она так об этом мечтает!
Мои слова настолько вразрез шли с ожиданиями остальных, что все остолбенело замолчали и посмотрели на меня как на сумасшедшую. Лидия Антоновна, о чем-то догадавшись, сделала знак остальным, и они уткнулись в компьютеры, делая вид, что страшно увлечены работой.
Не успела я выйти за порог, как началось обсуждение моего несуразного высказывания. Помедлив у дверей, я услышала, что Панкратов хорошо промыл мне мозги, раз я так опрометчиво отказываюсь от своего счастья, и ушла в комнату для просмотров, усмехаясь наивности своих коллег. Чего-чего, а уж счастья у меня нет и не будет, так что отказываться мне не от чего.
Месяц промелькнул незаметно. Я работала на износ — в отпуске были сначала Лидия Антоновна, потом Аля. А если учесть, что Марина, перекупавшись, умудрилась заболеть ангиной и пробыть на больничном больше двух недель, то и несведущему станет понятно, что работы у двоих оставшихся было невпроворот. Так что нам почти каждый день приходилось задерживаться на работе.
В пятницу после обеда у меня начала болеть голова. Наверное, к грозе — небо потемнело и приобрело зловещий фиолетовый оттенок. Пришлось выпить таблетку, но она не помогла. В четыре позвонила Наталья Викторовна, наш библиограф. С паническими нотками в голосе попросила:
— Аня, выручайте! Я осталась в отделе одна, остальные кто в отпуске, кто болеет. Сегодня экскурсия преподавателей и аспирантов нашего политеха, а Маша, которая ее готовила, дома лежит, она вчера лодыжку растянула. Я с такими людьми проводить экскурсию боюсь, они меня засмеют и будут правы… Кроме вас, больше некому, все заведующие уже отказались. Всем некогда. Спасите!
Я вздохнула. Этого мне еще не хватало! Теоретически я помню все, что нужно говорить, но тут есть один неприятный нюанс: экскурсия проводится не для новоиспеченных студентов, а для умных взрослых людей. Конечно, общаться с ними гораздо приятнее, чем с глуповатым молодняком, но только не в моем теперешнем состоянии. Голова болела все сильнее, и я попыталась отказаться, вызвав у Натальи Викторовны настоящую панику. Чувствуя, что она вот-вот ударится в слезы, я обреченно согласилась.
Спустилась вниз, где уже собралась группа экскурсантов. Представилась и повела их по зданию. Старалась говорить только о новшествах, чтобы аспиранты с доцентами не заскучали.
Закончила через полтора часа и распрощалась, но один из экскурсантов задержался и стал расспрашивать меня о возможностях информационных технологий. Он был очень представителен — светлый легкий костюм очень шел к его высокой худощавой фигуре. Чтобы легче было разговаривать, кратко представился:
— Юрий! — И крепко, по-мужски, пожал мою руку.
Мне понравились его деловитые вопросы, и я с воодушевлением рассуждала о самом дорогом товаре современности — информации, пока его весьма заинтересованный взгляд не приклеился к моим губам, периодически спускаясь к груди. Поняв, что мое тело интригует его куда больше, я хотела уйти, но он властно взял меня за руку и попросил:
— Давайте встретимся после работы, Феоктиста Андреевна!
Я хмуро уточнила:
— Зачем?
Юрий хитровато усмехнулся:
— Ну конечно, чтобы выяснить наше отношение к такому актуальному вопросу современности, как всеобщая доступность информации… — И он вопросительно заглянул в мое лицо.
О чьей доступности он говорит? У меня возникло неприятное чувство, что под словом «информация» подразумевалось нечто другое, гораздо более приземленное.
Ответить постаралась нейтрально, чтобы и отвязаться побыстрее, и чувств его не задеть:
— Извините, но я очень устала, да и домой спешить надо — скоро гроза…
На улице и в самом деле так зловеще потемнело, что читатели врассыпную бежали на остановки, стараясь успеть домой до начала ливня.
Юрий сокрушенно покачал головой:
— Жаль, что я приехал не на машине. Не хотелось оставлять ее надолго. Если бы знать… — И он снова окинул меня плотоядным взглядом.
Мне хотелось засмеяться, и я начала непочтительно похмыкивать. В принципе он мне понравился — приятный, хотя и несколько нахальный. Но с другой стороны, это одна из составляющих брутальности, разве не так? Настоящий мужчина и должен быть настойчив. Если понравилась женщина, добивайся ее, а не жди, когда она начнет делать это сама. Хотя последнее и экономит массу сил и энергии, но можно ли после этого называться мужчиной?
Я поняла, что рабочий день кончился, лишь после того, как мимо дружной толпой прошли наши дамы. Ахнув, извинилась и побежала в отдел. И вовремя. Лидия Антоновна, оставшаяся в одиночестве, в раздумье смотрела на мою сумочку, не зная, где меня искать. Отпустив ее и наскоро взглянув в зеркало, чтобы подкрасить губы, я закрыла двери и в раздумье шла по коридору, терзаясь вопросом: стоит или нет мне связываться с этим Юрием? Он ведь наверняка меня поджидает. Почему-то казалось, что отвязаться от него будет довольно трудно…
Он и в самом деле стоял в фойе. И не один. Рядом с ним, покачиваясь на носках и засунув руки в карманы, стоял чем-то здорово недовольный Евгений. Дыхание перехватило, и я замерла, пытаясь вздохнуть полной грудью. Удалось мне это не сразу, даже голова закружилась от усердия. Конечно, в этом виновата приближающаяся гроза и уж никак не эта встреча. Опомнившись, с независимым видом постаралась проскользнуть мимо, сожалея, что не попросила Лидию Антоновну выпустить меня с черного хода… Мужчины, как и следовало ожидать, заметили меня одновременно. Оба с хозяйским видом перерезали мне дорогу и враз заговорили. Я с милой улыбочкой попросила:
— Поодиночке, пожалуйста!
Они посмотрели друг на друга и, поняв, что оба ждали меня, нахмурились. Евгений, подобравшись как для прыжка в высоту, чмокнул меня в щеку, будто поставив на мне свое тавро. Он и в губы был не прочь поцеловать, но я вовремя увернулась. С привычной иронией скривив свой рот, пропел, как герой-любовник в опере Доницетти:
— Здравствуй, милая!
Понятненько! «Милая» и на «ты»? Что ж, мы не виделись довольно давно, может, он меня с кем-нибудь перепутал? Но он так недоброжелательно глядел на конкурента, что стало ясно — весь этот спектакль исключительно для него. Похоже, они давно знакомы и друг друга явно недолюбливают. Я кисло посмотрела на обоих, старясь разобраться в их взаимоотношениях. Юрий в долгу не остался:
— А я думал, у тебя тесные отношения с Викторией. Ты вроде на ней жениться собирался? Вы же отдыхали вместе?
Евгений злобно фыркнул:
— Вот еще! Это она собиралась, а не я! Если жениться на всех этих Викусях, Катях, Наташах и К°, то надо жизней двадцать, не меньше…
Это мне понравилось. И я из этой же компании? Разозлившись, сладко улыбнулась Юрию.
— Действительно, что-то многовато женщин для одного мужчины. У вас такие же проблемы?
Евгений ответить ему не дал, ехидненько ухмыльнувшись и чересчур доброжелательно поинтересовавшись:
— Да, я совсем забыл у тебя спросить: как твои жена и дочка?
Какой верный ход! При моей гипертрофированной тяге к порядочности нельзя было изящнее вывести противника из борьбы. Юрий все понял, но не сдался. Болезненно сморщившись, на мой взгляд, переигрывая, поскольку обычно мужчины несколько бравируют расставанием с женщинами — невелика потеря! — грустно признался:
— Я развелся. — И просительно посмотрел на меня в поисках сочувствия.
И напрасно. Разведенным мужикам я никогда не сочувствую, поскольку в девяноста девяти случаях из ста в разводе виновны именно они. И при этом они еще умудряются жаловаться на черствость своих бывших жен, не понявших их и вовремя не поддержавших. В чем, интересно? Свечку они должны были держать над головой своих муженьков, когда те с другими бабенками кувыркались?
Поскольку мое лицо никакого сочувствия не выразило, скорее наоборот, Юрий оставил неудавшийся вариант и просто предложил:
— Может, в кафе сходим?
В этот раз ответить не успела я. Евгений с высокомерным видом процедил:
— Мы едем домой!
К кому домой, он не уточнил, поэтому и дураку стало понятно, что дом у нас один, общий. Я с угрожающей миной уставилась на него, не желая выступать в роли сожительницы. Но он сделал вид, что все нормально, и деловито снял с рубашки невидимую пушинку. Светлые серые брюки и голубоватая рубашка подчеркивали его бронзовый загар.
Юрий посмотрел на мою недовольную физиономию, кое о чем догадался и колко попросил, скорее скомандовал:
— Может, подвезешь меня до моего дома? Я теперь живу около журналистского центра…
На улице жутко громыхнуло, и я нервно подскочила. Грозу я предпочитаю переждать в надежном месте, а не в маленькой машине. Но на мои возражения мужчины дружно объявили: «Ерунда! Ничего не случится!», схватили меня за руки каждый со своей стороны, вытащили из библиотеки и под чуть начавшим покапывать дождем усадили в машину.
Едва Евгений отъехал от здания, как началось светопреставление. Потемнело жутко, пришлось включить фары. Молнии огненными струями били прямо перед нами, заставляя меня зажать уши, чтобы не оглохнуть, и зажмурить глаза, чтобы не ослепнуть. Дождь хлестал так, что дороги моментально залило, и мы медленно плыли против течения по бампер в воде. Хорошо, что это был джип, а то бы мы застряли, как большинство маленьких машин, попавшихся навстречу. Когда гроза немного стихла, я, пытаясь отвлечься, чтобы было не так страшно, спросила у Юрия: