именно то утро было моим любимым. Мне очень понравилось сидеть там и впитывать происходящее. Поэтому я назвала рассвет «Сердечным списком».
Мне не терпелось показать свои картины людям. Особенно не терпелось показать маме картину с театром. Она будто бы предвещала сегодняшний вечер. Наконец-то мама увидит меня в свете прожектора.
Мистер Уоллес заканчивал последний обход. Он спрашивал всех художников, нужно ли им что-то. Мне эта процедура была не в новинку. Хотя я еще ни разу не была по другую сторону. Когда подошла моя очередь, он пожал мне руку. Сегодня вид у него был на удивление собранным. На нем был темный костюм, не такой свободный, как обычно. И новая стрижка на седых волосах добавляла ему особого шарма.
– Как вы себя чувствуете? – спросил он у меня.
– В предвкушении.
Его глаза перебегали с одной моей картины на другую.
– Удачи, – пожелал он.
– Спасибо.
– Советую спрятать телефон. Постарайтесь вести себя максимально профессионально.
– Да, я так и собиралась сделать. Спасибо. – Я вернула телефон в сумочку, а ее поставила на стул за ширмой, которую приготовила для мамы. В подсобном помещении я нашла очаровательную разрисованную ширму и решила, что она станет идеальной защитой для мамы, если ей захочется сбежать и перевести дыхание.
Секунду спустя двери открылись, и люди начали прибывать. Они ходили по музею и смотрели на картины. Смотрели на мои картины. Я надеялась, что не стану скакать от перевозбуждения.
В какой-то момент в поле моего зрения неожиданно попало знакомое лицо.
– Эллиот! – вскрикнула я. Мы не общались с тех пор, как я рассказала ему о Человеке-Дереве.
– Я не ожидал увидеть твои картины сегодня на выставке, – признал он.
– Я не была уверена, что пройду.
– Ты прекрасно выглядишь.
– Спасибо. – Я отошла в сторону, чтобы не загораживать картины.
– Они великолепны, Эбби.
– Спасибо тебе. – Он шагал от одной к другой, а я – следом за ним. – Ты когда-нибудь показывал свои скульптуры на выставках?
– Нет. Но стоило бы. – Он остановился у картины с рассветом. – Мне нравится этот переход от холодного к теплому.
Приятно было разговаривать с ровесником, который что-то смыслил в искусстве.
– Много людей уже подходило? – спросил он.
– Я видела, что несколько заинтересовались. Обычных зрителей было много.
К слову о зрителях, с иголочки одетая пожилая пара прошла мимо Эллиота к картине с рассветом. Некоторые ценители ходили по выставке молча, и было волнительно не знать, нравятся им мои работы или нет.
– Невероятно, правда? – заговорил Эллиот с мужчиной, потому что тот стоял ближе к нему.
– Это абстракция или реализм? – поинтересовался мужчина.
– Это работа на стыке двух направлений.
Мужчина что-то проворчал. Наверное, ему не нравились эксперименты с классическими формами. Потом они двинулись вперед.
– Он ничего не понимает, – прошептал Эллиот.
– Ничего страшного. Искусство субъективно, это и делает его прекрасным, – сказала я. – У нас у всех свои критерии хорошего и плохого.
– Хорошо сказано.
Я отвернулась от картин и осмотрелась еще раз. Мои ноги меня убивали.
– Ты случайно не встречал мою семью или Купера где-то здесь?
– Где-то здесь?
Я улыбнулась.
– Нет, в «Макдональдсе» неподалеку. Конечно, здесь.
– Нет, не встречал. Хочешь, я сделаю круг, может быть, найду их. – Он указал на второй этаж, где расположилась вторая половина выставочных работ.
– Нет, все нормально. Они меня отыщут, как только доберутся.
– Тогда я пойду дальше. Посмотрю на других художников.
– Конечно, иди. Расскажи потом, что понравилось тебе больше всего, я тоже взгляну.
– Но ведь искусство субъективно, Эбби. Тебе самой нужно выбрать любимое. – Он подмигнул мне.
Я подтолкнула его вперед, на что он ответил улыбкой через плечо. А я осталась ждать на месте. После того, как еще три группы людей прошли мимо моей экспозиции, я не удержалась, достала телефон из сумки и разблокировала экран.
Телефон показывал половину девятого. Всего полтора часа до закрытия. У меня было три пропущенных звонка, все с домашнего номера. И ни одного от Купера. Я снова написала ему сообщение:
Я:«Ты где?! Мама с дедушкой ждут!»
Я открыла приложение «Найди друга» и попыталась определить его местоположение, но телефон отвечал «недоступно». Так случалось, только если телефон выключен или разряжен.
Я быстро набрала домашний номер. Дедушка ответил после второго гудка.
– Где Купер? – спросил он.
– Я не знаю. Я звоню тебе, чтобы спросить.
– Он не приезжал, – сказал дедушка.
– Как мама?
– Она в порядке, но ей намного лучше, когда все идет так, как она рассчитывала.
– Я знаю. В пятницу вечером Купер болел. Вчера утром он сказал, что чувствует себя лучше, но с тех пор мы с ним не разговаривали. Вдруг ему стало хуже?
Я почувствовала чье-то присутствие слева, обернулась и увидела мистера Уоллеса. От неожиданности я даже вскрикнула.
– Мне пора, – сказала я дедушке. – Попробуешь позвонить Куперу?
– Попробую.
– Приезжайте, даже если его не будет.
– Без Купера у нас нет машины. Она у тебя.
Эта маленькая деталь вылетела из моей головы.
– Такси?
Дедушка засмеялся, и в его голосе слышалась ирония.
– Думаешь, твоя мама сядет в такси?
– Нет.
– Так или иначе, Эбби, наслаждайся этим вечером. Не нужно измерять свой успех мамой.
Я повесила трубку, потому что мистер Уоллес все еще стоял рядом, все еще пристально смотрел на меня.
– Простите, – вылетело у меня. – Мама должна была прийти, и мой друг, я начала волноваться… – Я оборвала предложение, когда поняла, что ему не нужны мои оправдания. – Простите.
– Пожалуйста, постарайтесь не выдавать сегодня свой возраст, Эбби. Мы устаиваем эту выставку не для того, чтобы родители посмотрели на работы своих детишек.
Это было больно. Я кивнула и вышла из-за ширмы. Сейчас у моего стенда никого не было, но я все равно встала неподалеку.
Прошло еще полчаса. По крайней мере, мне так показалось. Без телефона я не знала точно. Мое былое воодушевление обернулось разочарованием, а голова разболелась еще сильнее. Напротив я увидела Эллиота и подозвала его к себе.
– Что случилось? – спросил он.
– Который час?
Он глянул на свои смарт-часы. Пять минут десятого.
– Осталось меньше часа. Купер должен был подвести мою маму. Машина у меня. Можно попросить тебя об одолжении?
– Конечно.
– Напиши Куперу от меня. – У меня было чувство, что его телефон выключен или приложение «Найди друга» просто не работало. Или с моим телефоном что-то было не так. Или… что-то еще.
– Какой у него номер?
Я продиктовала.
– Что сказать?
– Скажи: Эбби тебя ищет. Где ты? Она сказала, что, если ты не болен, она ворвется в ближайшую научную лабораторию, украдет самый смертоносный вирус и выпустит его у тебя в комнате.
Эллиот высоко поднял брови. Я видела, как он печатает: «Эбби хочет знать, где ты».
– Так тоже пойдет, – сказала я.
Мы оба уставились на его экран, ожидая ответа. Когда ничего не произошло, я вздохнула.
– Простите, – сзади послышался голос. – Это ваши работы? – Я повернулась и увидела, что женщина обращается к Эллиоту.
– Нет, – сказал он одновременно со мной.
– Нет… они мои. Давайте я вам покажу. – Я проводила ее к ближайшей картине и уголком глаза заметила, что мистер Уоллес внимательно следит за мной. Неужели он видел все, что тут происходило? Дедушка прав. Нужно перестать волноваться, и пусть главными сегодня будут мои картины, а не успех, который я хотела показать маме… и не наши отношения с Купером. Стоило мне отпустить эти мысли, как сердце тоже успокоилось.
Тридцать один
Как только женщина перешла к другому художнику, мистер Уоллес оказался рядом со мной. Должно быть, Эллиот тоже ушел, потому что его нигде не было видно.
– Эбби, я разочарован, – сказал мистер Уоллес. – Ваш отец заверил меня, что вы будете вести себя зрело.
– Мой отец? Вы знаете моего отца?
– Он писал мне на почту. Он, что, вам не сказал? Я думал, поэтому вы и принесли картины на прошлой неделе.
– Он… написал вам? Поэтому вы согласились меня взять?
– Он сказал, что одна из ваших выставочных работ уже продана, и, с финансовой точки зрения, музею будет разумно показать публике и остальные картины. Я собирался заранее предупредить вас, что имеет смысл наклеить «Продано» рядом с описанием картины.
Мой отец солгал, чтобы я сегодня попала на выставку? В этом не было моей заслуги?
– У вас зритель. – Мистер Уоллес кивнул мне за спину, и оставил меня наедине с этой новой информацией. Она крутилась у меня в голове и норовила пролиться слезами. Но я сдержалась и подошла к пожилому джентльмену, который рассматривал картину с Купером на дюнах. Теперь она смотрелась такой ребяческой. Ни у кого на выставке не было квадроциклов на полотне.
– Моему внуку она понравится, – сказал мужчина.
Я оцепенело кивнула.
– Это мой друг, он ездит.
– И мой внук тоже. Сколько вы за нее просите?
Он был первым человеком, который спросил меня о цене, и я словно язык проглотила. Этот мужчина покупал картину для ребенка. Мои глаза скользнули к рисунку рыбы. Мои картины нравились только детям. Может быть, они и были незрелыми. Я внезапно почувствовала себя пристыженной. Будто я продавала чучела, пока все вокруг предлагали живых экзотических животных. Будто я была единственным дилетантом в комнате с одними лишь профессионалами. Может быть, мистер Уоллес и правда защищал меня своими отказами. Я не была готова. Мои картины не были готовы.
– Юная леди? – позвал меня мужчина с сочувствием в голосе. – Вы в порядке?
– Ммм, да, я… эм… Я не знаю, за сколько стоит ее продавать. – Перед выставкой я изучила расценки и оценила свои работы, но теперь эта стоимость казалась слишком высокой.