– Я… Я не знаю, что сказать, – признался он. – Я могу повторить, что я придурок. Я могу сказать, что должен был поступить иначе.
Не знаю, какой ответной реакции я ждала. Где-то в глубине сознания меня грела надежда, что, стоит ему услышать правду, он поймет, что на самом деле любит меня. Что тот ужас на его лице, который остановил меня год назад, был от удивления, а не от безответности чувств. Что за год его чувства выросли. Что неделя без меня помогла ему понять, что он меня любит. Но этого не произошло.
– Купер. Я отпускаю тебя. Я должна тебя отпустить независимо от того, как сильно это меня пугает.
Я видела, как его кадык дернулся. Он кивнул всего раз, поставил коробку шоколадного молока на землю перед собой и сделал нерешительный шаг назад.
Я осталась на месте. Я оставалась там, пока он отступал задом наперед, не отрывая взгляда от меня. Я оставалась там, пока он не сел в машину и не завел мотор. Я стояла неподвижно, пока он выруливал с парковки. И только когда его машина исчезла за углом, я опустилась на землю.
Тридцать четыре
Я стояла у Лейси на пороге. Мне жутко не хотелось расстраивать ее после тех замечательных новостей о прослушивании, поэтому я постаралась смастерить улыбку на лице.
– Умоляю тебя, – сказала она. – Я видела тебя на пробах. Ты не такая уж хорошая актриса.
Я икнула и засмеялась, а Лейси поспешила затащить меня внутрь.
– У тебя шоколадное молоко, – заметила она. – Подожди-ка, это оно было у Купера в руке? Четыре кварты[22] шоколадного молока?
Я кивнула и повторила за ним:
– Шоколадное молоко все делает лучше.
Она забрала у меня коробку и понесла ее к раковине. Я думала, ей не терпится достать нам пару стаканов, но она вместо этого открыла бутылку и начала выливать жидкость.
На секунду я лишилась дара речи.
– Лейси, это же жидкое золото.
– Это жидкий яд. Мы очищаем тебя от Купера. – Пустая бутылка цокнула о столешницу, и Лейси начала выливать вторую бутылку.
– Давай хотя бы отдадим их нуждающимся детям?
– Слышишь это? – спросила она и замолчала. Раздавалось только бульканье жидкости, утекающей в трубу.
– Все, что я слышу – это то, как ты выливаешь шоколадное молоко.
– Именно. Запомни этот звук. Звук свободы.
Я покачала головой и не сдержалась от смеха.
– Это вот так звучит свобода?
– У меня в голове эта фраза звучала лучше.
Я не дала ей откупорить следующую бутылку.
– Давай оставим их для твоей семьи. Готова поспорить, твои младшенькие с радостью выпьют этого жидкого яда.
– Да, ты права. – Она открыла холодильник и поставила две уцелевшие бутылки туда. – Я нашла идеальный фильм.
– Какой?
– Называется «Молчун»[23]. Тебе понравится. Много смертей и мести. Потом нам нужно будет развести костер. У тебя есть какие-нибудь вещи Купера, которые можно сжечь?
Я обняла ее.
– Спасибо тебе за это.
Она обняла меня в ответ.
– Мне жаль, что он причинил тебе боль.
Я покачала головой и почувствовала, как слезы снова накатывают. Я отпустила ее и сменила тему.
– Мне понравились твои друзья.
Она отвела меня в гостиную.
– Ты им тоже понравилась. Значит, добро пожаловать в мир, где у тебя больше, чем одна компания друзей. Отличное место, особенно в такие неизбежные моменты.
– Такие моменты?
– Когда одного из друзей хочется убить, конечно же.
– Конечно же. – Я посмотрела на ладони, на которых все еще чувствовалась грязь. – Можно воспользоваться ванной?
– Да, вдоль по коридору, вторая дверь направо.
Зеркало в ванной говорило, что мое состояние было хуже, чем я ожидала. Из-за моих недавних слез пыль на щеках превратилась в грязевые потоки. Я повернула вентиль и вымыла руки и лицо. Потом вытерлась полотенцем. После я склонилась над раковиной и несколько раз глубоко вздохнула. Одна-единственная капля воды повисла на кране, и я наблюдала за ней, пока та не упала. Потом я потянулась к выключателю и повернула его. Вода с бульканьем полилась в сток.
– Звук свободы, – прошептала я.
Лейси сидела на диване, когда я снова присоединилась к ней.
– Как ты? – спросила она.
– В порядке. Все будет хорошо. – Правда будет. В конце концов.
Она нажала «Воспроизвести». Первая же сцена доказывала, что фильм нам подходит.
– Может быть, вот это должно быть настоящим звуком свободы, – сказала Лейси, пародируя звук выстрелов.
– Это не так патетично, но, возможно, поэтому и не так уместно.
Лейси хихикнула.
– Тебе виднее. Я буду рядом. Смотри, скоро появится следующая жертва.
Следующим днем я стояла в центре своей комнаты и рассматривала все вокруг. Большинство вырезок и картинок висели здесь годами. Одну за другой я начала снимать со стены и складывать стопками. В первой стопке было то, что я «точно выброшу», во второй – то, что сложу в ящик стола, а в третьей – то, что я верну на стену, но перевешу по-другому, чтобы мое пространство не выглядело таким застоявшимся.
Как и у Купера, у меня на стенах были полароидные снимки. Те, которые я либо стащила у него со стены, либо те, которые он дал мне сразу, как сделал. Пока я складывала их в стопку «отложить».
Мой телефон зазвонил. Это был международный звонок. И я знала, что это значит.
Я ответила.
– Папа?
– Это я, – сказал он. Всегда, когда он звонил, его голос звучал откуда-то издалека. Что было вполне понятно, потому что он и был далеко. Очень далеко. – Ты все еще злишься на меня?
Я задумалась. Злость, которая кипела во мне всю неделю, уже почти испарилась, но меня все еще расстраивал его поступок.
– Думал, что нужно только дать мне немного времени, и я перестану злиться?
– Я звоню тебе при первой же возможности. У нас на этой неделе строевая подготовка. Так это «да»? Ты все еще злишься.
– Меня не радует то, что ты связался с мистером Уоллесом без моего ведома.
– Когда я вижу, что моей крошке нужно мое вмешательство, я не собираюсь сидеть, опустив руки, – сказал он.
Я, честно, хотела простить его, но он не признавал свою вину, и это усложняло ситуацию.
– Пап, я же говорю тебе, я не хочу, чтобы ты так делал. Особенно, не посоветовавшись со мной. Попроси я сама – было бы совсем другое дело. Но я не просила.
– Ну, я все равно это сделал.
– Я знаю! И, возможно, этим ты испортил мои отношения с единственным человеком, который мог бы написать мне рекомендательное письмо.
– И лучше бы он его написал.
Я зарычала и отключилась. Почему меня окружают такие упрямые мужчины? Меня тут же охватило чувство вины, потому что раньше я никогда не прерывала наш разговор вот так. У папы и так не было безграничного доступа к телефону.
Это снова потревожило ту рану, которую оставил Купер. Я сорвала сердечный список со стены и бросила его в стопку на выброс. Список оказался бесполезным.
Пару минут спустя моя дверь открылась со скрипом.
– Солнышко. – Это была мама.
Я обернулась к ней.
– Твой папа хочет сказать тебе кое-что. – Она протянула мне трубку, и я приняла.
– Да?
– Прости меня, – сказал он.
Я вздохнула. Мама хорошо на него влияла. Жаль, что он так мало времени проводил дома, потому что они действительно отлично уравновешивали друг друга.
– Спасибо, – сказала я. – Это я и хотела услышать.
– Я понимаю. Иногда мне просто хочется защитить тебя, и сложно напоминать себе, что ты уже не ребенок.
– Знаю. Я рада, что мой папа хочет меня защитить, но пусть он все-таки для начала подождет моего зова о помощи, ладно?
– Так мне не нужно колотить Купера, когда вернусь домой?
Он знал, что случилось с Купером. Я зыркнула на маму прищуренными глазами, но она была сама невинность.
– Нет, я сама об этом позаботилась.
– Ты сама его поколотила? – спросил папа.
Я посмеялась.
– Да, пап. Думаю, поколотила.
– Я нашел кое-что для тебя.
– Правда?
– Я собирался подождать, пока не вернусь домой, но когда мы договорим, я отправлю тебе фотографию.
– Хорошо.
– Люблю тебя, малышка.
– Тоже тебя люблю.
Мы повесили трубки, и через пару минут я вошла в почту. Папа был верен своему слову – он прислал мне письмо. Все, что в нем было – это прикрепленная фотография. Я кликнула на нее. На экране высветилась фотография его ладони с маленьким серым камнем посередине. Камнем в форме кривоватого сердца. Он смог его найти. Я громко сглотнула и заулыбалась.
Выбросив, переложив и перевесив свои стопки, я поняла, что нельзя больше избегать работы и мистера Уоллеса, если я еще собираюсь сохранить свое место в музее.
Я застала хранителя в его кабинете. Он сам навел в комнате порядок, и теперь она выглядела пустовато.
– Здравствуйте, – сказала я таким покорным голосом, на который только была способна.
– Эбби, вам лучше?
– Да, с недавнего времени. Я избегала вас.
Он покачал головой, но улыбнулся.
– Вы всегда очень честная.
– Простите за то, как я вела себя в воскресенье. И простите, что папа заставил вас пустить меня на выставку.
Он вздохнул и встал с места.
– Давайте же, присядьте.
Я сделала, как он сказал.
– Он меня не принуждал. Я и так едва не согласился. И ваши картины к тому же показали невероятный прогресс.
– Думаете?
– Вам еще есть, чему учиться, но да. Надеюсь, вы не решили нас покинуть. Я правда ценю вашу работу.
– Я не хочу уходить. Мне нравится быть в окружении искусства.
– Отлично. По расписанию вы выходите завтра. Справитесь?
– Да, без проблем. А как вы думаете…
– Да?
– Я хочу подать заявку на зимнюю художественную программу. Как думаете, вы сможете написать мне рекомендацию?