«Судебный переводчик с македонского языка. Профессор», – прочитала Татьяна.
– Очень приятно, – сказала она, – Татьяна.
– Ну? – Мужчина нетерпеливо подпрыгнул на месте. – Давайте.
– Что давать? – не поняла Татьяна.
– Пакет.
– Да нет, не надо, я машину из прачечной жду, – отказалась Татьяна, думая, что профессор хочет ей помочь донести пакет.
– Давайте, – настаивал мужчина, – я постираю.
– Зачем? Ну что вы? Не надо.
– Я лично постираю. Не волнуйтесь. Все хорошо будет. Даже с ополаскивателем. Давайте белье. – Мужчина опять подпрыгнул и потянул на себя пакет, который Татьяна держала в руках.
Она молчала и пакет не отдавала.
– Это я, – сказал мужчина.
– Кто – я?
– Сутки, – объяснил мужчина.
– В каком смысле?
Татьяна поняла, что сходит с ума. Профессор-переводчик хочет постирать ее белье.
– А привезете когда? – спросила Татьяна, которая была готова отдать ему белье, лишь бы отстал.
– Через сутки, – ответил мужчина. – Завтра.
– Аа-а-а! – обрадовалась Татьяна. – А как вас зовут?
– Сутки, – рассердился мужчина ее непонятливости. – Меня зовут Сутки, я – прачечная.
– А кто профессор?
– Я – профессор. По вторникам стирать не буду – у меня заседание ученого совета. А в остальные дни я прачечная.
Мужчина, схватив пакет, подпрыгивая, побежал к машине.
Татьяна была в таком шоке, что не спросила, сколько стоит профессорская стирка.
В тот же день совершенно неожиданно вернулась домработница. Татьяна ушла гулять с Мусей и вернулась поздно. Дверь была открыта, хотя она точно помнила, что все закрыла. В гостиной незнакомая женщина елозила уличной, как ее называла Татьяна, шваброй для мытья террасы, оставляя на полу грязные мокрые разводы. Татьяна, которая с упорством маньяка подбирала губки для мытья посуды и тряпочки по цвету и под страхом смерти не помыла бы тряпкой для детской комнаты пол в ванной, охнула.
– Что вы делаете? – спросила она. – Вы вообще кто?
– Пол мою, а что? Вон какой срач развели, – с вызовом ответила женщина.
От слова «срач», от такой наглости Татьяна задохнулась.
– Что значит – «срач»? Да вы знаете, что тут было, когда мы приехали?
– Нормально все было. Я сама все отмыла, – огрызнулась женщина.
– А вы – домработница? – догадалась Татьяна. – Анжела?
– Да, я тут за домом смотрю. А вы постояльцы?
Анжела недвусмысленно дала понять, то она в доме хозяйка, а Татьяна – никто.
– Есть половая тряпка, этой шваброй нельзя мыть в доме, – сказала Татьяна.
– Это еще почему?
– Потому что у меня ребенок маленький, – ответила Татьяна. – А что касается срача, то вы не правы. Здесь даже тряпки половой не было. И ни одного таза.
– Да, тряпки не было, – спокойно ответила Анжела. – Мне выжимать ее нечем.
Она повернулась к Татьяне другим боком, и та увидела, что у женщины одна рука как будто привязана, приклеена к телу, словно она – продолжение туловища. «Как младенец в слинге у матери», – подумала Татьяна.
– Простите, я не знала, – сказала она.
Анжела ей совсем не понравилась. Неприятная женщина. Хамка. Если она фактически инвалид и не может убирать, зачем работает? Зачем хозяин дома ее держит? Впрочем, видимо, этому Артему глубоко наплевать и на дом, и на то, кто в нем работает.
Татьяна встала к плите, держа Мусю на бедре, и стала варить ей кашу на ужин.
– Чё готовишь? – подошла к ней Анжела и заглянула в кастрюлю.
Татьяну аж передернуло. Она терпеть не могла панибратского отношения и всегда держала дистанцию с незнакомыми людьми.
– Сколько девочке? – продолжала Анжела.
– Год и два, – сдержанно отозвалась Татьяна.
– А чё с соской? Пора отбирать. Дай мне соску! – Анжела вытащила соску изо рта Муси. Малышка заорала на весь дом.
– Отдайте ей соску, пожалуйста. И не вмешивайтесь. Я сама разберусь, – резко сказала Татьяна. – Она вообще чужих людей боится.
Больше Анжела к Мусе не подходила. Татьяна даже удивлялась и внутренне обижалась – она привыкла, что малышке умиляются и сюсюкаются с ней совершенно посторонние люди. Татьяне, как матери, очень льстило такое отношение, и она гордилась тем, что Муся красивая девочка. А тут такое равнодушие и даже неприятие.
Еще через день Татьяну начало раздражать присутствие Анжелы в доме. Они с домработницей только здоровались по утрам и перебрасывались несколькими фразами по поводу ключей и каких-то бытовых мелочей. Анжела жила своей жизнью и Татьяне никак не помогала. Если утром она оставляла немытую чашку, то в обед находила ее на том же месте, где оставила.
Ночью она проснулась от грохота. Спустилась вниз и увидела совершенно пьяную Анжелу, которая стояла на кухне, курила и варила какой-то суп.
– Что вы делаете? – спросила Татьяна.
– Суп тебе на завтра варю. Не жрешь ведь ничего, – ответила та.
На кухне воняло какой-то гадостью.
– Вы не могли бы курить на улице, а не в доме. – Татьяна еле сдержалась, чтобы не устроить скандал и не разбудить дочь, и ушла наверх.
«Это переходит все границы! – написала утром Татьяна Максу эсэмэску. – Она курит в доме, хамит, совершенно ничего не делает. Даже пол на кухне не моет».
«Я позвоню Артему. Не нервничай», – ответил Макс.
Видимо, какой-то разговор между хозяином дома и Анжелой состоялся. Домработница встала с утра пораньше и начала двигать мебель, вытирать пыль.
– Помоги мне ковры вытрясти, – попросила она. – После инсульта руки нет.
Татьяне стало стыдно. За себя, за свои слова. Она взяла ковры и вытащила их в сад. Потом помыла полы, вычистила плиту. Анжела ушла елозить тряпкой наверх. Татьяна затащила ковры в дом и расстелила.
«Все», – сказала она себе.
Когда Татьяна играла с Мусей, до нее дошло, что это она, а не домработница убрала дом.
«Я делаю за нее ее же работу, – написала она Максу, – устала как собака. Она мне только на нервы действует».
– Чё ты такая замученная? – спустилась к ней Анжела.
– Устала, – ответила Татьяна.
– От чего? – искренне удивилась домработница.
– От всего, – огрызнулась Татьяна.
Настроение в последние дни у нее было отвратительным. Она уже двадцать раз пожалела, что придумала этот отпуск. Лучше бы послушалась Макса – уехала в отель, где не нужно было бы ни готовить, ни убирать. Ее все раздражало – и погода, которая никак не могла установиться, и дом с его незакрывающимися дверьми и начинающим подтекать унитазом.
– Унитаз течет, – сказала она Анжеле.
– Ну и что? Он давно течет. Ходи в туалет наверх, – ответила та.
– Я не хочу наверх. Я хочу пользоваться нижним. Мне так удобнее.
Анжела не ответила. Посмотрела на Татьяну с выражением «зажралась баба, унитазы перебирает».
– А нельзя сантехника вызвать? – уточнила Татьяна.
– В принципе можно.
Татьяна поняла, что Анжела никого вызывать не собирается.
Подхватив Мусю, Татьяна пошла к соседу.
– Ангел мой, – обнял ее за плечи Дима. – Адаптогенчик?
– Нет, у нас там унитаз течет, и давно, а Анжела не собирается вызывать сантехника, я устала, она меня выводит из себя, Муся плохо спит, я вообще не сплю, раздражаюсь без повода, – выдала Татьяна.
– Все понятно. Прими. – Дима налил ей полстакана местной водки.
– Я столько не выпью, – сказала Татьяна.
– Ха, – ответил Дима. – Тут по-другому пьется. Легче. И выветривается быстро. Тут многие даже курить начинают. Вкусно.
Татьяна выпила.
Через два часа ее рвало.
– Два литра воды, пей, – совал ей кружку в руки Дима. – Блюешь до чистой воды. Поняла? До чистой воды!
– Я не могу! У меня же Муся! – плакала Татьяна.
– А что Муся? – стал серьезным Дима. – Живот спокойный? Пальпируется? Температуры нет? Значит, все в порядке.
– Я отравилась, – стонала Татьяна, – кажется, рыбой. На обед жарила….
– Конечно, ангел мой, отравилась, никто и не говорит, что ты нажралась семидесятиградусной водяры! – отвечал Дима, держа ее над унитазом.
– Выйдите, я сама, – просила она.
– Я же доктор, обижаешь, ты мне так даже больше нравишься.
– Что вы такое говорите?
– Шучу, шучу, пей давай еще.
– Не могу больше.
Татьяна доползла до дивана и рухнула. Дима рылся в ящике с инструментами. Муся, стоя рядом, облизывала железный длинный трос для прочистки засоров.
– Муся, – простонала Татьяна, – грязное, нельзя в рот, заберите у нее….
– Спокойно, мамаша, вот не проблевалась до чистой воды, как я говорил, поэтому все еще плохо, а ребенок должен есть грязь. На, детка. – Дима протянул ей резиновую прокладку для крана, в которую Муся в состоянии полного счастья вгрызлась зубами.
Татьяна провалилась в сон. Глубокий и спокойный. Когда она открыла глаза, то не сразу поняла, где находится, который час и почему она спит одетая на диване. Через секунду Татьяна закричала:
– Муся!
Она подскочила, хотя ноги не держали. Муся с Димой и Анжелой была на террасе. Анжела кормила девочку блином. Дима сидел и смотрел на море.
– Доброе утро. – Татьяна плюхнулась на стул.
– О! Кофейку или чего покрепче? – радостно приветствовал ее Дима.
Анжела молчала.
– Кофе, – попросила Татьяна.
– На, я еще не пил. Только сварил. – Дима пододвинул к ней чашку.
– Мусечка, – протянула к дочери руки Татьяна, – ты ешь блинчик? Анжела, спасибо вам большое.
Анжела опять не ответила. Встала и ушла.
– Она нормальная баба. Мозг выносит иногда, а так ничего, – сказал Дима. – Как самочувствие?
– Отвратительно.
– Ясный пень. Говорил тебе, пей воду. Два литра воды в день. Понятно?
– Понятно.
– Унитаз я починил. Муся помогала. Правда, «Доместоса» нажралась. Не смотри на меня так. Все нормально. Я же доктор. Отличная девочка с нормальным иммунитетом. А вот тебе, дорогуша моя, стоит о здоровье подумать. Нервы ни к черту. Сосуды никудышные. Печенку почистить надо.
– Какой ужас, – простонала Татьяна. – Мне кажется, я с ума схожу. Какой-то Кафка.