илась. В Артема, который угадывал ее желания, потому что хотел того же в тот же момент. Который мог просидеть час, плюнув на все дела, и смотреть, как она спит.
– Есть хочешь? У меня яблоко.
Таня грызла яблоко, пила кофе. Мелочи, ерунда… Наверное, эти мелочи, от которых хотелось плакать и смеяться одновременно, держали ее с ним, а его с ней. Потому что она по привычке, как с Мусей, откусила от яблока кусочек и засунула ему в рот. И всегда находила в сумке печенье, баранку или засохшую горбушку хлеба и предлагала ему. Трогала ему лоб и морщилась, когда ей казалось, что он «горит». Смотрела, как он ест, и непроизвольно открывала рот, как делают мамы маленьких детей. Он сходил с ума и расплывался в детской улыбке от этой ее заботы. От сознания того, что он ей так же дорог, как дочь.
Татьяна научилась так жить. Была одна жизнь – с Максом и Мусей, с ответственностью, режимом, распланированным графиком, и другая – с Артемом. Легкая, безответственная, сумасшедшая. И эти две жизни, не сплетаясь и не пересекаясь, делали ее самой собой. Давали ей ощущение той самой полноценной жизни, в которой есть все, о чем можно мечтать. Ни от одной из них она не готова была отказаться. Ей нужны были обе.
Она привыкла к тому, что он пропадает – на день, два, пять. Уже не волновалась, не дергалась. Знала, что он появится. Просто ждала. Научилась ждать. Он звонил и появлялся тогда, когда она этого не ждала. Выходила из подъезда и видела его. Он мог даже не подойти. Просто стоять, смотреть и улыбаться.
Его голос по телефону – она никак не могла привыкнуть к нему. Как будто знала его всю жизнь. Есть такие голоса – голос мамы, отца, близкой школьной подружки, первой школьной любви. Эти голоса никогда не забываются, даже если не слышишь их годами. У него был такой голос. Она узнавала его по дыханию – он иногда молчал и просто дышал в трубку, чтобы она улыбнулась, рассмеялась.
Татьяна мысленно много раз возвращалась в тот день. Он не ответил на ее звонок. И она даже не начала волноваться. И сердце не стучало. И ничего не екнуло. Не ответил и не ответил – замотался, не мог говорить, уронил телефон в туалет, не слышал. Сердце ничего не подсказало, хотя должно было, обязано было. Нет, она не почувствовала ничего.
Он не ответил ни через день, ни через неделю. А она, занятая Мусей, даже не обратила внимания на то, что уже пролетела неделя. Муся плохо спала, и Таня возила ее на обследование в институт, где ее подключали к датчикам и определяли причину плохого сна. У Татьяны тогда в голове была только одна мысль – о Мусе, ничему другому не оставалось места. Один врач, другой. Таблетки, капли, еще одни таблетки.
Татьяна очнулась дней через десять. Посмотрела на настольный еженедельник и поняла, что не слышала Артема уже целых десять дней. Такого еще не было. Она не знала, уехал он или нет. И только тогда начала волноваться.
Всю следующую неделю, с каждым днем все сильнее, она изводила себя мыслями о нем. Мусе становилось лучше, а Татьяне хуже. Она перестала волноваться о дочери и переключилась на Артема. Его телефон по-прежнему был отключен. На эсэмэски он не отвечал. У Татьяны и в мыслях не было, что он ее бросил. Она хотела его найти. Любыми путями. Она была уверена – в этот раз точно что-то случилось, потому что есть закон парных случаев: беда не приходит одна. Если заболела Муся – самый родной ей человек, с которым она связана пуповиной, – значит, заболел и Артем, с которым она была связана сердцем.
Таня перерыла весь дом в поисках того телефона, который он ей продиктовал, – телефона его дочери. Она не помнила, как ее зовут, не помнила, на какую бумажку записала номер, только знала, что не могла его выбросить.
– Что ты ищешь? – спросил Макс, видя, как Татьяна переворачивает ящик за ящиком письменного стола.
– Ничего, – огрызнулась она. – Стол решила разобрать.
Муж промолчал.
Татьяна была уже в истерике. Куда, куда она запихнула эту скомканную бумажку?
Она подняла глаза и увидела свое отражение в зеркале. «А вдруг он меня бросил? Таким самым простым образом? Пропасть, не подходить к телефону. Чтобы не выяснять отношения, не произносить банальных слов, не портить все, что было хорошего, последним скандалом. Вдруг я стала ему не нужна? Надоела. Вдруг у него появилась другая любовница?» Чем больше Татьяна об этом думала, тем очевиднее становилась ситуация. Она была вынуждена признаться самой себе в том, что Артем мог так с ней поступить – разорвать связь одним махом.
Татьяна сидела на детском стульчике в коридоре, крутила в руках щетку для обуви и не могла заставить себя встать. Ноги не слушались. Кое-как она поднялась, дошла до ванной, включила воду и только тогда разрешила себе заплакать.
– Что с тобой? – спросил обеспокоенно Макс, когда она вышла.
– Не знаю, голова закружилась, – ответила Татьяна. Она подошла и обняла мужа, мысленно прося у него прощения.
Она не могла себе позволить лежать на диване, укрывшись с головой пледом, и плакать. Не могла позволить себе страдать. Боль в сердце она переносила на ногах. Постепенно она к ней привыкла, как привыкла к мигреням. А потом перестала замечать, пока однажды не проснулась с легким, почти свободным от тисков сердцем.
Татьяна не могла сказать, сколько прошло времени. Для нее – много, еще одна маленькая жизнь, уже без Артема, но не такая, как прежде, а другая, новая.
Она разбирала вещи в шкафу у Муси – колготки стали малы, нужно купить новые джинсы, водолазка еще одна не помешает. Потом стала разбирать еще один шкаф, думая, что надо бы привести в порядок тумбочку в коридоре, куда складывала квитанции, визитки и прочую мелочь.
Та самая бумажка с телефонным номером дочери Артема лежала сверху. Таня была уверена, что тогда перерыла всю тумбочку в поисках этого клочка, а теперь накорябанные цифры уже не могли вернуть все назад.
Но сердце опять рухнуло куда-то в желудок. Таня не знала, что делать – звонить или нет? Если звонить, то что говорить? Кто она Артему? Одноклассница, однокурсница? Как спросить у девочки про ее папу так, чтобы та ничего не заподозрила и не испугалась? Как ей объяснить, откуда у нее, незнакомой женщины, ее телефон? И главное, зачем звонить, когда прошло уже столько времени? Какой смысл?
– Настя, что мне делать? – позвонила Таня подруге.
– А я тебе говорила – никогда не заводи романов с человеком, у которого больше проблем, чем у тебя, – ответила Настя.
– Это ты сама придумала?
– Нет, Шэрон Стоун, но я с ней полностью согласна. Знаешь, есть мужчины, которые сознательно рвут отношения, что называется, на взлете, когда они достигли пика, чтобы не скатываться вниз. Я их называю альпинистами. Главное, дойти до вершины, а потом по фиг, что будет. Твой Артем, видимо, из таких. Ты же уже успокоилась вроде бы. Чего вдруг?
– Я не знаю, из каких он… Да, я забыла, но нашла эту бумажку, и прямо плохо стало. Мне кажется, что с ним тогда что-то случилось.
– Это ты себе придумала, чтобы было не так больно. А я тебе говорила, что больно будет в любом случае. И какая теперь разница? Уже все отболело, перекипело. Столько времени прошло, в конце концов. Забудь.
– Так мне не звонить?
– А зачем? Знаешь, это как с телефоном. Ты тайком смотришь эсэмэски и контакты своего Макса?
– Нет, ты что? Я не могу. Зачем?
– Вот и я про то же. Зачем? Так, в неведении, спокойнее.
– У Макса никого нет.
– А даже если бы и было и ты бы об этом узнала, что дальше?
– Не знаю.
– Ну, допустим, позвонишь ты этой девочке. И окажется, что с твоим Артемом все отлично. Что дальше-то? Ты убедишься, что он тебя тогда бросил, и будешь опять страдать? Оно тебе надо?
– Нет.
– Тогда выброси эту несчастную бумажку и Артема из головы. Захочешь, появится у тебя еще любовник. Не захочешь – не появится.
– Не появится… не захочу…
– Слушай, у тебя не сохранился телефон Анжелы или Димы? – спросила Татьяна вечером у Макса.
– Зачем тебе? – удивился он.
– Надо.
– Ты же говорила, что больше никогда в то место не поедешь.
– Не мне. Насте. Она хотела, – Татьяна сказала первое, что пришло в голову.
– Тогда зачем тебе Дима с Анжелой? Дай ей телефон гостиницы, которая была напротив. И дешевле, и удобнее.
– Она хотела снять дом, – едва сдерживаясь, объяснила Татьяна. – Пусть сама разбирается. Может, они ей что-то подскажут. Она попросила, я обещала. У тебя сохранились номера?
– Конечно, – ответил Макс, который хранил все записные книжки, даже самые старые, и ничего никогда не терял.
Татьяна лихорадочно записала оба телефона.
Еще полдня она думала, кому лучше позвонить и что сказать, чтобы не вызвать подозрения. Насте Таня не могла сказать, что ей мучительно хотелось поговорить с Артемом, выяснить, что с ней было не так, почему он ее бросил. Что случилось тогда? За что? Почему в один момент и таким жестоким циничным способом? А для начала ей хотелось узнать, как он живет сейчас, не зная, что хочет услышать в ответ – что у него все хорошо или что все плохо.
Она решила, что сначала позвонит Анжеле, как женщине.
– Алле, – почти шепотом, сказала Татьяна. – Анжела?
– Да, кто это?
– Это Татьяна, помните, мы дом у Артема снимали? – Татьяна от волнения начала заикаться.
– С Мусей? – уточнила Анжела.
– Да, – обрадовалась Татьяна. – С Мусей.
– Помню, и что?
Анжела говорила быстро и отрывисто. Фоном звучал детский голосок.
– Я хотела спросить, для подруги… – начала издалека Татьяна. – Вы не знаете…
– Я у Артема больше не работаю, – перебила ее Анжела, – ушла. Теперь няней работаю. Так что ничего не знаю и знать не хочу. И не звоните больше – мне на работе нельзя разговаривать. Столько времени прошло, а все звонят. Как будто, кроме меня, никого нет. Я уже все забыла и вычеркнула. Ничего не знаю. Ушла я. Сейчас, звездочка моя, иду, иду. Иду, девочка, принцесса моя, сейчас будем кушать… – залепетала, изменив тон, Анжела.