Рэй БрэдбериЛюбовная история
Ray BradburyThe Love Affair
Всё утро в прозрачном воздухе витало благоухание то ли сжатой пшеницы, то ли свежей травы, а может, цветов. Сио никак не мог разобрать. Он спустился с холма из своей потаённой пещеры, оглянулся, поднял красивую голову и напряг зрение. А ветер всё нагонял волну за волной душистые запахи. Словно посреди осени наступила весна. Он пошарил под скалами в поисках росших пучками тёмных цветов. Пытался обнаружить хоть какой-то намёк на траву, что каждую весну молниеносно, всего на неделю, наводняла Марс. Но кроваво-красная почва была усеяна лишь костями да галькой.
Сио вернулся в пещеру хмурый. Взглянул на небо и увидел, как вдалеке, близ городов-новостроек, садятся в зареве огня ракеты землян. Иногда по ночам он подкрадывался на лодке вниз по каналам, прятал её в укромном месте и затем вплавь, бесшумно работая руками и ногами, добирался до окраин новых городов и оттуда наблюдал за землянами, которые что-то вдалбливали, заколачивали, красили и перекликались в ночи, сооружая на этой планете нечто невиданное. Он вслушивался в их странную речь, пытаясь понять, глядел, как ракеты с грохотом взмывают к звёздам в шлейфах чудесного пламени. А затем, живой и невредимый, Сио в одиночестве возвращался в свою пещеру. Порой он совершал многомильные переходы по горам, разыскивая кого-нибудь из своих скрывающихся соплеменников — горстку мужчин, ещё меньше женщин, — чтобы поговорить, но теперь у него в привычку вошло уединение. И он жил один, размышляя о судьбе, окончательно уничтожившей его народ. Он ни в чём не винил землян. Всему виною было свалившееся на них несчастье. Его отца с матерью, как и родителей многих других сыновей, спалил во сне недуг.
Он снова потянул носом воздух. Этот диковинный аромат. Сладостный, насыщенный мшистый дух вперемешку с цветочными запахами.
— Что это?
Он прищурил свои золотистые глаза на все четыре стороны.
Рослый Сио был всё ещё отрок, хотя к восемнадцати годам плавание в каналах развило мышцы его длинных рук и ног, жаждавших бегать, припадая к раскалённому дну пересохшего моря, укрываться, вскакивать и стремглав бежать дальше или совершать изнурительные вылазки с серебряными клетками за цветами-убийцами и огненными ящерицами им в пищу. Казалось, его жизнь заполнена плаванием, походами, дерзновенными затеями юношей, на которые растрачивались их энергия и вдохновение, пока они не обзаводились семьями, и тогда то, что некогда забирали горы реки, доставалось женщинам. В отличие от многих, он и в пору возмужания сохранил любовь к дальним переходам. Пока тот или иной мужчина плавал в изящной лодочке вниз по пересыхающим каналам в сопровождении женщины, красовавшейся у него на груди подобно камее, Сио вёл беспокойное походное существование. Всё больше в одиночестве, часто беседуя сам с собой. Он вызывал тревогу у своих родителей и приводил в отчаяние женщин, что глаз не сводили с его красивой подрастающей тени, с того самого часа, как ему минуло четырнадцать, и кивали друг другу, поглядывая на календарь, на котором один год сменяет другой…
Но после Вторжения и Эпидемии место его подвижности занял покой. Его мир поглотила смерть. Новоиспечённые свежевыкрашенные города оказались рассадниками заразы. Груз множества смертей навалился тяжким бременем на его сны. Он часто просыпался в слезах, протягивал руки в ночь, но родителей рядом не было. Пора, давно пора было обрести того единственного, особенного друга, одно прикосновение, одну любовь.
Ветер кружил и разносил поразительный аромат повсюду. Сио сделал глубокий вдох и ощутил тепло своей плоти.
Но вот до него донёсся звук. Ему показалось, будто играет маленький оркестр. Музыка проникала в его пещеру по узкому каменистому ущелью.
В полумиле отсюда в небо взвились клубы дыма. Внизу, на берегу древнего канала, стоял заброшенный домик, построенный годом раньше землянами для археологов. Несколько раз Сио подкрадывался к нему и заглядывал в пустые комнаты, не заходя внутрь из боязни подхватить чёрный недуг.
Музыка доносилась оттуда.
«Целый оркестр в крохотном домишке?» — недоумевал он и при свете полудня бесшумно побежал в долину.
Дом казался пустым, хотя музыка лилась из распахнутых окон. Сио крался от камня к камню; прошло полчаса, прежде чем он смог подползти к грохочущему дому метров на тридцать. Он лёг на живот, стараясь держаться поближе к каналу. Случись что-нибудь, он нырнёт в стремнину и она унесёт его обратно к холмам.
Звуки музыки нарастали, обрушивались на скалы, гудели в раскалённом воздухе, вызывая дрожь у него в костях. С содрогающейся крыши дома летела пыль. С досок бесшумным снегопадом осыпалась краска.
Сио подпрыгнул и припал к земле. Внутри никакого оркестра. Одни цветастые занавески. Двери — настежь.
Музыка прекратилась и заиграла вновь. Одна и та же мелодия повторилась десять раз подряд. А запах, что манил его вниз из каменного убежища, стал здесь осязаем, как чистая вода, что струилась по его взмокшему лицу.
Наконец он одним прыжком достиг окна и заглянул внутрь.
На низком столике поблёскивала какая-то коричневая машинка, на которой серебристая игла прижимала вращающийся чёрный диск. Оркестр громыхал вовсю! Сио, вытаращив глаза, уставился на загадочное устройство.
Музыка прекратилась. В промежутке шипящей тишины послышались шаги. Он с разбегу бросился в канал.
Сио погрузился в толщу прохладной воды и на дне задержал дыхание. Что это было? Западня? Неужели они заманили его, чтобы убить?
Протикала минута, из его ноздрей вырвались пузырьки. Он шевельнулся и стал медленно всплывать навстречу влажному стеклянному миру.
Он плыл, глядя вверх сквозь прохладный зелёный поток, и тут увидел её.
Лицо у него над головой напоминало белокаменное изваяние.
На какое-то мгновение Сио замер, оцепенел, но он видел её. Он затаил дыхание. Позволил медленному течению увлекать его всё дальше. А она была прекрасна, эта пришелица с Земли, она прилетела на ракете, которая обуглила почву и выжгла воздух; кожа у неё белая, словно камень.
Течение увлекало его всё дальше, пока он не очутился среди холмов. Промокший насквозь, он выбрался на сушу.
«Какая она красивая», — заворожённо думал он, сидя на краю канала. В груди перехватило дыхание. Кровь обжигала щёки. Он взглянул на свои руки. Нет ли на них чёрной болезни? Не заразился ли он от одного только взгляда на неё?
«Я должен был всплыть, — думал он, — и вцепиться ей в горло, когда она нагнулась. Она убила нас, убила». Он видел её белое горло, её белые плечи. «Что за странный оттенок, — думал он. — Но нет, не она сгубила нас, а болезнь. Как может чернота уживаться с такой белизной?»
«Заметила ли она меня?» Он встал, обсыхая на солнце. Приложил к груди красивую смуглую руку. Почувствовал, как колотится сердце.
— О, — воскликнул он. — Я видел её!
Он пошёл к себе в пещеру, ни быстро, ни медленно. Музыка по-прежнему летела вдогонку, словно какой-то сам себе праздник.
Не говоря ни слова, он принялся уверенно и аккуратно складывать свои пожитки. Побросал на холстину куски светящегося мела, еду, несколько книг и связал в тугой узел. Он заметил, что руки у него трясутся. Обеспокоенно посмотрел на свои ладони. Вскочил на ноги, сунув под мышку маленькую котомку, вышел прочь из пещеры и стал подниматься по ущелью, подальше от музыки и назойливых благовоний.
Он шёл не оглядываясь.
Солнце уже закатывалось. Сио чувствовал, как его тень стремится назад, туда, где следовало находиться ему. Нехорошо покидать пещеру, в которой часто приходилось жить в детстве. Здесь он находил для себя десятки разных занятий и времяпрепровождений, воспитал в себе вкус ко многим и многим вещам. Он выдолбил в скале печь и каждый день выпекал всевозможные пироги и ковриги. На крохотном горном поле он выращивал зерно себе на пропитание. Умел делать чистые игристые вина. Создавал музыкальные инструменты, серебряные флейты, металлические рожки и маленькие арфы. Слагал песни. Мастерил стулья, ткал полотно для своей одежды. Светящимися красками он расписывал пещеру причудливыми картинами, мерцавшими во мраке долгих ночей багрянцем и кобальтом. И часто перечитывал книгу стихов, сочинённых в пятнадцать лет, которую с гордостью, но без тщеславия его родители читали вслух в узком кругу избранных. Ему хорошо жилось в этой пещере в мире своих маленьких увлечений.
Пока солнце заходило, он поднялся на перевал. Музыка смолкла. Аромат улетучился. Он вздохнул и присел немного отдохнуть перед тем, как начать спуск. Смежил веки.
Сквозь зелёную воду проступило белое лицо.
Он прикоснулся пальцами к своим закрытым глазам, чтобы нащупать.
Сквозь бурный поток жестикулировали белые руки.
Он вскочил, схватил котомку и уже собрался было поспешать дальше, как ветер переменился.
Донеслись слабые-слабые отзвуки безумной стальной музыки, что лязгала за много миль отсюда.
Сквозь горы долетело последнее тончайшее благоуханное дуновение.
На неё сходили луны, Сио повернулся и нашёл дорогу обратно.
От пещеры повеяло холодом и отчуждением. Он развёл костёр, поел хлеба с ягодами, собранными в замшелых скалах. Как быстро после его ухода пещера промёрзла и очерствела. Собственное дыхание как-то странно отскакивало от стен.
Он загасил огонь и лёг спать. Но теперь на стену пещеры лёг тусклый отсвет. Он знал, что свет доходит до него из окон домика на канале, что в полумиле. Он закрыл глаза, но свечение не исчезало. То свет, то музыка, то аромат цветов. Сио поймал себя на том, что то и дело всматривается, вслушивается, принюхивается; не к одному, так к другому из этой непостижимой тройки.
В полночь он стоял подле пещеры.
Золотые огни озаряли дом подобно сверкающей игрушке. В одном окне ему померещилась танцующая фигура.
— Я должен спуститься туда и убить её, — сказал он. —