Ты сказала мне: «До встречи!» Но когда, когда, когда?
«Послезавтра!» — и смеешься, и лукавишь, как всегда…
Любимая так хороша! Лицо светлей луны,
Что в полнолуние взошла и смотрит с вышины,
А плечи — смуглые чуть-чуть, а кожа так тонка,
А губы ласковы, а грудь — свежа и высока.
Качая бедрами, нежна, она выходит в путь.
И мне другая не нужна красавица — ничуть.
Шагов знакомых слышу звук — она спешит сюда.
Любую из ее подруг забуду навсегда.
Одно я знаю — только в ней мой свет, и жизнь, и дух.
Она нужна душе моей как зрение и слух.
У нее глаза газели, пробудившейся от сна.
Изумляя целый город, мимо движется она.
Растерялся я, смутился, зачарованный стою.
«Кто ты?» — спрашиваю робко, сам себя не узнаю.
Вдруг она мне отвечает: «Я — одна из многих дев,
Что с тобою ищут встречи, даже стыд преодолев».
«Неужели это правда?» — я спросил. Она в слезах
Говорит: «К тебе любовью наказал меня аллах».
Я в ответ: «Меня ты хочешь долгой мукой извести».
А она мне: «Будем вместе муку общую нести».
Ты любишь милую — исток блаженства своего,
Не превращай ее в кумир, в святыню, в божество.
Приходишь на свиданье к ней — любви отдайся весь.
Но слишком часто не ходи — успеешь надоесть.
Не повторяй: «Люблю, люблю», восторги умеряй.
Свиданий новых не проси, не плачь, не умоляй.
Навязчив будешь — набежит нежданная беда:
Любимая ответит: «нет» взамен былого «да».
Мое разорванное сердце — твои разящие глаза!
Твоя походка — так под ветром с утра качается лоза!
Так плавны, так неторопливы движенья стана твоего!
Ты улыбнешься — воскресаю, ты отвернешься — все мертво.
Никто не знал, что мы полюбим и нашу встречу не предрек.
Любовь, разлуку и свиданье — все предопределяет рок.
Я до утра не мог уснуть — я был один, а не вдвоем.
Не спорь с любимой, все равно она поставит на своем.
Вернется — радость подарит, покинет — вызовет беду.
Расстанусь — потеряю все, увижу — душу обрету!
Люблю ее, в разлуке изнывая —
Она тоскует, радости не зная.
Когда обида милую томит,
Меня одолевает боль сквозная.
Она повеселела — ожил я,
Ее улыбка — обещанье рая.
Она — и жажда, и глоток воды,
Когда вокруг пустыня вековая.
Она — мой свет. Беснуется во тьме
Завистников назойливая стая.
Она — хоть безоружна и слаба —
Но властвует, всесильных побеждая!
С любимой я поссорился. Беда!
Когда помиримся? Скажи, когда?
Когда? Я гибну, голову теряю.
К чему нам эта глупая вражда?
Аллах! Спаси, я слабый, я безвольный,
Себе я много причинил вреда.
Аллах! Люблю — она меня забыла,
Надменна, неуступчива, горда.
Аллах! Люблю — и в наше время любят
Без памяти, как в прежние года.
Аллах! Люблю! Все отдаю любимой —
И небеса, и землю — навсегда!
Джамиль ибн Абдаллах
Переводы Н. Стефановича
Где дней моих прекрасное начало?
Любовь Бусейны душу освещала.
Когда разлуку долгую прервем
И навсегда останемся вдвоем?
Воспоминанье кровь из сердца выпьет:
Спросила вдруг — зачем спешу в Египет?
Клялась, что если бы не чья-то злоба,
Мы не были б теперь несчастны оба.
Сдержать рыданья не хватает сил, —
Вот скорбь моя, что в сердце я носил.
Нас разделяет слез моих поток,
И дом ее становится далек.
Ей повторял, что губит страсть такая,
Она ж, насмешница: «Я это знаю».
«Верни мне разум, — он почти угас».
Опять смеется: «Только не сейчас…».
Не хочет отвечать, не слышит даже.
Любви оковы сброшу я когда же?
Но пусть за зло добром воздастся милой,
Которая мне душу истомила.
Ей говорю: «Запомни, что в веках
С тобою нас соединил Аллах.
Любовь я проношу через года
И вечную и новую всегда.
Встают преграды, нам противореча,
И страсть твоя не приближает встречи».
Я долго жду, что ты исполнишь слово,
Проходит жизнь, а чувство так же ново.
Клеветникам за их дела в награду
Пусть поднесут убийственного яду.
Надеюсь, что для них уже готовы
Надежные и крепкие оковы.
Пусть женщины, мой скорбный слыша стон,
Подумают, что я лишь в них влюблен.
Смотрю на них, но сердцем не цвету, —
Где нет Бусейны — вижу пустоту.
Когда б я мог, измученный и хмурый,
Ночь провести в том крае Вади-ль-Кура.
Там дом ее, и там, в полях пустых,
Быть может, голос милый не затих.
Коварный рок мой путь стеснил и сузил, —
Разорванной любви свяжу ли узел?
Разлука кончится, — ведь как-то, где-то
Сближаются далекие предметы.
Быть может, к той, которой не забуду,
Направлю вновь я моего верблюда?
Найду ли путь в пустыне, в бездорожье,
Где холмики на мертвецов похожи?
Бусейна взором может упрекнуть, —
Взволнованно вдруг затрепещет грудь…
Когда идет — не смотрит и не слышит,
Лишь плащ влачит, что так искусно вышит.
Ревнивец муж, бранясь, как бесноватый,
Дорогу к ней мне преградил когда-то.
Чтоб пробудить во мне и гнев и страх,
Бусейну в смертных обвинял грехах.
Старались мы мгновенье устеречь,
Когда он наших не заметит встреч.
С путем ее соединив свой путь,
Разумнее и осторожней будь.
Свиданьем утоляется любовь,
Но лишь расстанемся — бушует вновь…
Хотят, чтоб воевал я непременно,
Но только с женщиной война священна,
Сраженья эти нас животворят,
А побежденный и велик и свят.
Я радостью печаль уравновесил, —
Лишь с женщинами счастлив я и весел.
Мне вспоминалась томительная ночь,
Когда не мог я скорби превозмочь…
Моя Бусейна с детства мне мила, —
Любовь со мной мужала и росла.
Скупой ведет всему унылый счет,
Я от Бусейны многих ждал щедрот.
Она же в ответ: «Быть щедрой ни к чему, —
Я и скупая по сердцу ему…».
Взгляните в сердце, — что я там таю?
Одну любовь бессмертную мою.
Узнай, Бусейна, молодая мать,
Что обречен тебя лишь вспоминать.
Когда же встретимся наедине,
Когда ж за все отплатишь щедро мне?
Пусть на вопрос: люблю я или нет, —
Суровый край Зу-Дама даст ответ.
Друзья, посетите виновницу горьких томлений,
Чьи губы как мед и что вся — словно запах весенний.
Скажите, что я и дышать без нее не могу, —
Друзья, перед вами навеки останусь в долгу.
Зайдите к Бусейне с приветом моим на устах,
Пусть дождь животворный пошлет ей великий Аллах,
Расскажете после, — я так нетерпеньем томим,
Взволнована будет ли этим приветом моим?
О, если любви нашей прежней волшебная связь
Еще существует, не кончилась, не прервалась
И чувство ее не остыло, судьбе не сдалось, —
Из глаз ее хлынут потоки безудержных слез.
Но если коварными, если шальными ветрами
В душе у любимой задуто священное пламя
И если сердечный союз наш врагами расколот, —
В очах ее темных суровый увидите холод.
Ужели взаимности нашей оборвана нить?
Не может Бусейна предать, обмануть, изменить.
Избавь и спаси нас от всякой разлуки, о боже,
И в мире земном, и в небесных обителях тоже.
Хочу, чтобы рядом с Бусейной меня схоронили, —
Какое блаженство лежать по соседству в могиле!
Любовью измученным, смерть, ты даруешь покой,
Так что же ты медлишь, зачем не приходишь за мной?
О трудная страсть, о потерь и напастей начало, —
Подобного мне ты, наверно, еще не встречала?
Жестокая скорбь в этом сердце царит истомленном,
Любовь не прогонишь отчаянным криком и стоном.
Все женщины тусклы, лишь образ единственный светел, —
Кто видит луну, тот бесчисленных звезд не заметил.
С Бусейной сравниться красавицам прочим невмочь, —
Есть много ночей, но одна лишь Священная ночь.
О бедное сердце, всем пламенем вечной любви,
Всей болью своею любимую благослови.
Но если к Бусейне никто не зайдет из друзей, —
Что делать я буду с любовью и мукой моей?
Рыдает, подругу свою потеряв, голубок,
Я тоже стерпеть бы покорно разлуку не смог.
И как же не плакать от скорби суровой и едкой,
Когда и голубка так жалобно плачет на ветке?
Твердят: «Околдован», — не зная, что это судьба,