Для того ли, чтоб ныне тебя обмануть?!
Ты суровой была, ты меня прогнала,
И печальные вздохи мои прокляла.
И не верила ты, что я чист пред тобой,
Что душа моя стала твоею рабой,
Что отныне она лишь тебе отдана
И ни в чем пред своей госпожой не грешна.
Ведь порою, когда меня гложет тоска,
Я гляжу на красавиц, одетых в шелка,
Что, как дикие лани, легки и стройны
И, как царские дочери, томно-нежны.
И проходят они, завлекая меня,
Красотою своею дразня и маня,
И проходят они, и зовут за собой,
Наградить обещая наградой любой,
Но их сладостный зов не ласкает мой слух —
Я не внемлю ему, и печален, и глух,
Я спокойно гляжу этим девушкам вслед,
В моем сердце желанья ответного нет,
Ибо сердцем моим завладела она,
Та, что так хороша, и робка, и скромна.
Эта девушка — ветка цветущей весны,
Ее стан — как лоза, ее бедра полны.
Восклицают соседи: «Аллаху хвала,
Что так рано и пышно она расцвела!»
Без чадры она — солнце, в чадре — как луна,
Над которой струится тумана волна.
Она стала усладой и болью для глаз,
Она ходит, в девичий наряд облачась,
Опояской тугою узорный платок
По горячим холмам ее бедер пролег.
Ее шея гибка, ее поступь легка,
Она вся — словно змейка среди тростника.
Ее кожа нежна, как тончайший атлас,
И сияет она, белизною лучась.
Ее лик создавала сама красота,
Радость вешнего солнца на нем разлита.
Ее зубы — что ряд жемчугов дорогих,
Ее груди — два спелых граната тугих,
Ее пальцы, — на свете подобных им нет! —
Как травинки, впитавшие росный рассвет.
Завитки ее черных блестящих волос —
Как плоды виноградных блистающих лоз,
Ее речи — цветы, ее голос медвян —
Словно шепчется с желтым нарциссом тюльпан.
Никого не ласкала она до меня
И любовного раньше не знала огня.
Она вышла однажды — и мир засиял,
Сам аллах мне в тот миг на нее указал.
И прошла она мимо, как серна скользя,
И я понял, что спорить с судьбою нельзя.
И любовь в моем сердце тогда родилась,
И была велика этой девушки власть.
И спросил я людей: «Вы заметили свет,
Что течет от нее?» — и услышал в ответ:
«Ненавистного лик отвратительней туч,
А любимого лик — словно солнечный луч».
Абу Нувас
1—10. Переводы М. Курганцева; 11–21. Переводы М. Кудинова. 22. Перевод С. Шервинского
Пью старинное вино, ясноглазую целую.
Будь что будет — все равно веселюсь напропалую!
И пока не порвалась бытия живая нить,
Полон жажды, буду пить эту влагу золотую.
Ничего не утаю, все на свете отдаю
За хмельную, за твою, за улыбку молодую.
В руки смуглые прими чашу, полную вина.
Осуши ее до дна, возврати ее пустую.
Помани меня рукой, позабывшего покой,
Губы нежные раскрой обещаньем поцелуя!
Что пользы от плача над прошлой любовью твоей?
Лицо оботри, позабудь неудачу и пей.
Вино ароматно, прозрачно и радует душу.
Кувшины полны, и подставлены чаши. Налей!
Забудь равнодушную, все в этом мире не вечно —
Объятья и ласки и взгляды газельих очей.
Но только вино неизменную дарит отраду.
Сердечные раны лечи на пирушке друзей!
Друзья, настала для меня блаженная пора,
Пришла желанная сама, осталась до утра.
Она пришла в вечерний час, и я изведал сам,
Какие радости не раз она дарила вам.
Но по знакомой вам тропе я до утра хожу —
Ищу жемчужину в траве, ищу и нахожу,
И, право, не сравнится с ней на свете ни одна
Жемчужина — краса морей, добытая со дна.
Уходит день, спадает зной, желанная придет
И до утра со мной, со мной — часами напролет!
Терпелив и нежен будь с любимой.
Ведь не безмятежен путь к любимой.
Не сердись, когда она нежданно
Станет злой, холодной, нелюдимой.
Не молчи угрюмо и сурово.
Твой союзник — ласковое слово.
Повторяй, что говорил ночами,
И она твоею будет снова.
Любовь моя не ведает предела:
Душа изныла, истомилось тело.
Клянусь утехой мужеской старинной —
Конем, мечом, охотой соколиной,
И нардами, и лютней, и дутаром,
Густым вином, изысканным и старым,
Клянусь стихами четкими, живыми,
Молитвенными четками своими
И розами, владычицами сада, —
Я все отдам, мне ничего не надо.
Хочу лишь одного — такую малость! —
Чтоб милая со мной не расставалась.
Меня знобило, я врача позвал,
И мой недуг он не леча назвал.
«Не я, — сказал он, — исцелю тебя,
А та, что вымолвит: „Люблю тебя“.
Ты не врача, а милую зови.
Твоя болезнь — озноб и жар любви».
Вот и утро забрезжило, ночь отступила, ушла.
Чашу пальцами нежными девушка мне подала.
Молодая, свободная — кудри окрашены хной.
Над округлыми бедрами шелковый пояс цветной.
Легкостанная, дивная, так худощава она
И тонка, будто издавна голодом изнурена.
Цветут, смеются розы, рокочут струны.
Взлетает голос флейты, высокий, юный.
Друзья мои пируют со мной средь луга.
Нет никого на свете дороже друга!
Под чашу круговую в чаду весеннем
Друзья мои пируют, полны весельем.
Не ждут они богатства, не ищут славы,
А захмелев, ложатся в густые травы.
Исчезло солнце — милая ушла,
Померкло небо, воцарилась мгла,
И темнота мой разум поглотила,
Глаза мои тоской заволокла,
И я во тьме не к богу обращаюсь,
А к духу мрака, властелину зла:
«Любимую вернешь — тебе, всесильный,
Мое повиновенье и хвала.
А не поможешь, просьбу не уважишь,
Оставлю все греховные дела.
Стихи писать веселые не стану,
Не буду пить. Разбейся, пиала!
Начну коран заучивать — молитва
Мне, трезвому, покажется мила.
Начну поститься, отрекусь от песен —
От грешного земного ремесла».
Услышал это дьявол, испугался
И мне помог — любимая пришла!
Поцелуй меня, прошу — ты не отказала,
Осчастливила, да мне показалось мало.
Поцелуй меня опять — щедро, без оглядки.
Неужели ты скупа, боязлива стала?
Улыбаешься в ответ, говоришь, целуя:
«Если сразу уступлю, слишком избалую.
Подарили малышу первую игрушку —
Наиграться не успел, требует другую».
Кубки, наши соколы,
За вином летают;
Лютни, наши луки,
Сладостно играют.
Наша дичь — газели,
Утренние зори,
А добыча — девушки
С нежностью во взоре.
С пылкими сраженьями
Наши ласки схожи,
И бои ведем мы
На любовном ложе,
Кровь не проливаем,
Без греха воюем,
Утром мы пируем,
Вечером пируем.
О, как прекрасна эта ночь и как благословенна!
Я пил с любимою моей, любви пил кубок пенный.
Я поцелуя лишь просил — она была щедрее,
От счастья я в ее отказ поверил бы скорее.
Томность глаз твоих — свидетель верный,
Что провел ты ночь совсем не скверно.
Так признайся, правды не тая,
Что была блаженной ночь твоя.
Пил вино ты из большого кубка —
И вином пропитан, словно губка.
А любовь тебе дарила та,
Чье лицо прекрасно, как мечта.
Струны лютни для тебя звучали,
Струны сердца лютне отвечали.
Когда, увидав на лице моем брызги вина,
Над жизнью моей непутевой смеется она,
Я ей говорю: «Для меня ты желаннее всех,
Но ты же и всех бессердечней со мной, как на грех.
Желаньям моим дай исполниться! Жизнью клянусь