(Хоть сердишься ты, да и сам на тебя я сержусь),
Клянусь моей жизнью: пожертвовать жизнью я рад
За ласку твою, за один твой приветливый взгляд.
Я дам тебе все, даже птичьего дам молока,
Хотя с казначейством я дел не имею пока».
С вином несмешанным ты кубки не бери
Из рук жеманницы, чей взгляд нежней зари.
Сильней вина тот взгляд пьянит, суля нам счастье,
И в сердце у тебя зажжет он пламя страсти.
Погибли многие от этого огня,
Газель жеманную в жестокости виня.
К ней близко подойдешь — уж на судьбу не сетуй,
Ее оружие — звенящие браслеты.
Что за вино! Как будто в кубках пламя
Зажгло свои светильники над нами;
Как будто благовоньями полно
С водою в брак вступившее вино.
На пиршестве в нас посылая стрелы,
Оно не ранит ими наше тело,
Оно не угрожает нам бедой.
Мне юноша смешал вино с водой,
И пил из кубка я неторопливо,
Другой рукой лаская стан красивый
Газели стройной — был я как во сне,
И, опьянев, она сказала мне:
«Настойчив будь, мой повелитель милый!
Заставь меня склониться перед силой».
И, погрузив мой взор в ее глаза,
«Приди ко мне на ложе», — я сказал.
И шелковый шнурок мы развязали,
И мы парчу кафтана разорвали.
Бедой великой ныне я сражен:
Меня забыла та, в кого влюблен.
А я из-за любви к ней и влеченья
Нешуточные вытерпел мученья.
Теперь она со мною холодна,
И писем нет — не шлет их мне она.
О, как это на истину похоже:
Кто скрылся с глаз — ушел из сердца тоже!
Пить чистое вино готов я постоянно,
Газелей стройных я целую неустанно.
Пока не порвана существованья нить,
Блаженство райское должны мы все вкусить.
Так пей вино и наслаждайся созерцаньем
Лица, что привлекло своим очарованьем;
Цветы шиповника на щечках расцвели,
В глазах все волшебство и неба и земли,
А пальцы тонкие, что кубок обхватили,
В себе всю красоту земную воплотили.
То высится как холм она, то как тростник склонилась,
Ей прелесть редкая дана, в ней юность воплотилась.
Отсюда далеко она. Но встреча с ней, поверьте,
Порой опасности полна: взглянул — и близок к смерти.
Сидит ли молча пред тобой иль говорит несмело —
Натянут лук ее тугой, неотвратимы стрелы.
О ты, что создана была из красоты и света,
Ты, у кого моя хвала осталась без ответа, —
Обремени меня грехом: мне будет в утешенье,
Что не войдут тогда в мой дом другие прегрешенья.
Как сердце бедное мое кровоточит!
Газелью ранен я — был бесполезен щит.
Из-за нее я обезумел в миг единый,
Хоть в волосах моих уже блестят седины.
Проходит ночь без сна, и кажется к утру,
Что смерть моя близка, что скоро я умру:
Коль сердце ранено любви стрелою меткой,
Искусство лекаря тут помогает редко.
Доставлю радость я тебе — умру от горя
И замолчу навек… Случится это вскоре.
Для сердца твоего легко меня забыть,
А я храню обет — до смерти верным быть.
Все изменяется под хладною луною.
Как изменилась ты! Как холодна со мною!
Но если я теперь ничто в твоих глазах,
То истину тебе не дал узреть аллах.
Я увидел Джинан, посетила она погребенье.
И стихи произнесть повелело мне сердца биенье:
Ты печальна, луна! Вкруг подруги в тоске собрались.
Бьет по розам ланит, жемчуга проливает нарцисс.
Только плач не о мертвом, кого приютила могила,
А о нищем, кого у своих же дверей ты убила.
Я же знал: для меня восходила сегодня луна
И красу ее скрыть не могла темноты пелена.
Кто полюбит тебя, осужден умирать ежечасно,
Страстно жаждать тебя и от жажды зачахнуть безгласно.
Абу-ль-Атахия
Переводы М. Курганцева
Я ночи провожу в огне,
Меня подушка обжигает.
Душа застыла, как во сне,
И лишь от боли оживает.
Как будто в кровь мою проник
Заимодавец, ростовщик —
Он к ожиданью не привык,
Меня, как губку, выжимает.
Любимая, за счастья миг
Расплачиваюсь без конца.
Найдешь ли нового глупца,
Кто этой доли пожелает?
Ей, не верящей мне, скажи:
Мое сердце в огне, скажи.
То не бог испытал меня,
Грозный рок истерзал меня.
Не томи, приходи сама,
Исцели, не своди с ума.
Исстрадаюсь, отчаюсь я —
За себя не ручаюсь я.
Любимая в блеске
Своей красоты!
Языческой фрески
Прекраснее ты.
С тобой забываю
Сокровища рая,
Эдемского края
Плоды и цветы!
Безразличны собратьям страданья мои
И ночные глухие рыданья мои!
Пусть клянут, попрекают любовью к тебе,
Что им горести, муки, желанья мои!
Ненасытна любовь моя — старый недуг.
Безнадежны, пусты ожиданья мои!
Все постыло вокруг, ибо ты далека.
Без тебя я в забвении, в небытии.
Иссякает терпенье, безмерна печаль.
Мне бальзам утешенья подай, не таи!
И тоска неотступна, и память горька,
Возвратись и живою водой напои!
На рассвете проснусь — у постели стоят
Сожаленья, сомненья, терзанья мои!
Меня спросил Ахмад с тоской и болью:
«Ты любишь Утбу истинной любовью?»
И я ответил словом откровенным:
«Моя любовь, как кровь, бежит по венам.
А сердце у меня — дотронься! — в ранах,
Бесчисленных, кровоточащих, рваных.
Напрасно извожу врачей бессильных —
Меня излечит холод плит могильных.
Меня лишь саван, гладко отбеленный,
Избавит от любви неразделенной.
Чужого Утба привечает нежно…
Пока люблю — страданье неизбежно».
Вернись обратно, молодость! Зову, горюю, плачу,
свои седые волосы подкрашиваю, прячу,
как дерево осеннее, стою — дрожу под ветром,
оплакиваю прошлое, впустую годы трачу.
Приди хоть в гости, молодость! Меня и не узнаешь,
седого, упустившего последнюю удачу.
Ибн аль-Мутазз
1—7. Переводы Е. Винокурова; 8 — 48. Переводы А. Голембы; 49–60. Переводы Г. Регистана
О глаза мои, вы мое сердце предали страстям!
Плоть иссохла моя, так что кожа пристала к костям.
Стан ее — как тростник, что возрос на откосе крутом,
Он склонился под ветром любви, но поднялся потом.
Пожалей же влюбленного, — я ведь опять ослеплен,
Хоть кричат обо мне: «Он спасется! Опомнится он!».
Написала слеза на щеке моей: «Видите, вот,
Это пленник любви, — он под гнетом страданий живет!».
Ничего не достиг я, лишь вздрогнул случайно — едва
Мой коснулся рукав дорогого ее рукава.
Я твоей красотою, безумец, оправдан вполне.
Равнодушье других — не твое! — даже нравится мне.
Дай свидание мне — за тебя я готов свою душу закласть!
До предела уже довела меня, бедного, страсть.
О души моей думы, поведайте мне: неспроста
Погибает любовь и меня оплела клевета?
Нет, клянусь высшей волей, наславшей несчастья на нас:
Я-то клятвы не предал и в мыслях своих ни на час.
О, когда бы посланец, что гнал, обезумев, коня,
Передал бы мой взгляд вместе с тайным письмом от меня,
Мой бы взгляд рассказал, сколько я пережил в эти дни.