Спокойней и мучительней разлуки?
И радость и печаль благослови,
Все искусы таинственной науки.
Сиянием затмившая луну,
Подобно ей уходишь с небосвода.
Открой мне наконец мою вину!
Ведь я твой раб, мне не нужна свобода!
Жестокая и добрая, равно
Ты дорога мне. Приходи и мучай,
Ввысь поднимай, и увлекай на дно,
И, как луна, скрывайся вновь за тучей.
Приемлю все, одной лишь не хочу
Молвы досужей и заботы вздорной,
Советуют, судачат — я молчу,
Не слушая бессмыслицы тлетворной.
Ведь им и мне друг друга не понять.
Ты неверна — зато тебе я верен.
Воистину, мне не на что пенять,
И в торжестве конечном я уверен.
К чему лукавить и зачем спешить?
Соперник мой насмешливый напрасно
Пытается меня опередить —
Любовь к нему пребудет безучастна.
Никто из них со мною несравним.
Свидетельством тому — вот эти строки.
Прими же их — и с автором самим
Ты будешь дружен все земные сроки.
Любовь моя, ты мне дала обет —
И обманула, не сдержала слова.
Казалось бы, тебе прощенья нет,
Но, все простив, тебя зову я снова.
Упорствуй же, обманывай, гони,
Скупись безбожно, обделяй дарами,
Ругай отца и мать мою кляни,
Меня чести последними словами,
Кощунствуй своевольно, прекословь,
Своди с ума и насылай несчастья —
Все испытанья выдержит любовь,
Не находя ответа и участья.
Кто видит молодой луны восход
В ночь праздника, тот прославляет бога.
Но праздники бывают дважды в год —
Ты неизменно рядом, недотрога.
Я славлю этот день и этот миг,
Когда тебя увидел я впервые.
Уста — что сахар, не лицо, а лик,
И аромат — как травы молодые…
Любимая, будь с любящим нежна,
Не помышляй о гибельной разлуке!
Повсюду обо мне молва слышна:
«Всех мудрецов он превзошел в науке.
Все испытал, все знает, все постиг —
Историю, Коран, искусство слова…
Рассказ его — струящийся родник,
Стихи его — из жемчуга морского.
И сравнивать его ни с кем нельзя —
Ученость безгранична, мощен разум.
Там, где других в тупик ведет стезя,
Он все вопросы разрешает разом».
Все лучшее во мне воплощено,
И даже зависть не колеблет славу.
Достойного награды все равно
В свой срок однажды наградят по праву.
Не поливаешь поле — никогда
Хорошего не снимешь урожая.
Путь к совершенству — это путь труда,
Всегда трудись, познанья умножая.
Но забывая сокровенный долг,
Я вижу лишь в тебе свою надежду.
«Себя не жалко — пожалей хоть шелк.
Зачем же с горя раздирать одежду?
Все жалобы напрасны. Ты ведь был
Уже допущен мною в дом однажды».
Насмешница! Утишь любовный пыл —
Сгораю я от неизбывной жажды!
И эта милость краткая — сама
Мучения мои усугубила.
Зачем сводить несчастного с ума,
Когда бы и взаправду ты любила?
Клянусь в любви, но ты не веришь мне.
Ведь я не вор, укрывшийся Кораном.
Любовью ранен по твоей вине —
Позволь же исцелиться этим ранам!
Быть может, заблуждаюсь я. Ну что ж,
Я молод, и аллах простит ошибку.
Доколе мне сносить хулу и ложь,
Сто унижений — за одну улыбку…
Да что там я, когда и Аль-Ахнаф
До дна испил из этой горькой чаши!
У всех красавиц одинаков нрав,
Что им страданья и мученья наши?
Мой покровитель, посочувствуй мне.
Ты добр и мудр, ты кладезь совершенства,
И как ни славить — ты велик вдвойне,
С тобою рядом быть — уже блаженство.
Смысл жизни для тебя всегда в одном —
Помочь, утешить, проявить участье.
Твои щедроты золотым дождем
Текут на землю, умножая счастье.
Ты благодетель мой, и на тебя
Я уповаю страстно и всецело.
Коль будет нужно — жизнь отдам, любя,
Они твои, душа моя и тело.
А ты, читатель строгий этих строк,
Вновь подивишься мастерству поэта
И скажешь: «Ибн Кузман, жестокий рок
Напрасно тщится сжить тебя со света.
Пусть выкупом я буду за тебя,
Чтоб отступили прочь твои невзгоды,
Чтоб, недругов безжалостных губя,
Ты был на высоте своей природы.
Благословен твой несравненный дар,
Свободный от лукавства и притворства.
Что перед ним тщета враждебных чар
И клеветы бессмысленной упорство?
Завистник, каждый ненавистник твой
Пусть в плутовских сетях бессильно бьется
(Кот гонится за мышью в кладовой,
Но с полки упадет и разобьется)».
Встречаясь с ней, не поднимаю глаз,
Безмолвствую. К чему слова привета?
Когда бы не любил ее — отказ
Навряд ли вызвал отчужденье это.
Но я люблю и нахожу в ответ
Капризы, своеволие, коварство.
Ужели от болезни этой нет
Нигде на свете верного лекарства?
Какую власть над нами дал господь
Красавицам безбожным и жестоким!
В них нет души — всего лишь только плоть.
Что ж делать нашим душам одиноким?
На этом свете их любви не жди
И не надейся даже на свиданье,
Обещанное где-то впереди, —
В загробном мире сдержит обещанье!
Постигнув это, вывод сделал я
Единственно разумный и возможный —
И сразу изменилась жизнь моя,
Рассеялся туманом призрак ложный.
Не любит, любит — ах, не все ль равно?
И как могла тревожить эта малость?
Я развлекаюсь вволю, пью вино,
Не ведая забот, забыв усталость.
Что пользы от бессмысленной любви?
Что эта жизнь презренная без денег?
Коль ты богат — судьбу благослови,
А нищ — мытарствуй, мыкайся, как пленник.
Всего важнее золото — и вот
Властителей восславил я по праву,
Которые от всех своих щедрот
Лишь одного не делят с нами — славу.
Ибн Фарадж, благ ее достоин ты.
Ты праведен и мудр, ты щедр безмерно
И лишь увидишь скверну нищеты,
Как сразу отступает эта скверна.
Все, чем владею, — мириады слов,
Которыми тебя я славлю ныне.
Хоть не судил мне рок иных даров,
Что выше этой дивной благостыни?
Моих стихов чудесное вино
Таит в себе усладу и блаженство.
Ничто с ним не сравнится — ведь оно
Является залогом совершенства.
Так будь же щедр и милостив ко мне,
А если ты ответишь мне отказом —
Уж лучше бы тогда сгореть в огне,
С собою и с нуждой покончив разом!
Вздыхала ласково, но тут же, спохватясь,
От страсти собственной мгновенно отреклась,
От слов, которые еще не отзвучали,
От клятв, которые давала мне сейчас.
Давно не верю я обетам вероломным,
И ласковым речам, и блеску женских глаз.
Она когда-то мне лукаво обещала,
Что ночью встретимся и ночь укроет нас.
Я долго ждал тогда, забылся, истомленный,
Но только не пришла она и в этот раз…
Что делать мне теперь? Мучительно и горько
Читать в глазах ее насмешливый отказ.
Ужель, жестокая, она не понимает,
Что взор сразил меня и душу мне потряс?
О боже праведный, умножь мои богатства,
Чтоб злата у меня не иссякал запас.
Она не устоит перед оружьем этим,
И успокоюсь я, победой утолясь.
Влюблен я в звездочку. Любой, ее заметя
И полюбив ее, повержен и убит.
Я знаю, и меня она не пощадит.
Смогу ли от нее найти надежный щит
Или не властен я рассеять чары эти?
Сальвато, весельчак, — ужели быть беде?
Блуждаешь, как в бреду, никто не знает — где,
Не прикасаешься к напиткам и еде, —
Ты молчаливее, ты всех мрачней на свете!
И так ответил я: «Увы, свидетель бог,
Я не стерпел моей тоски, не превозмог.
Зачем к ее дверям иль в винный погребок
Теперь влечет меня так властно из мечети?
Одна лишь страсть к тебе теперь во мне жива,
Ты вавилонского чудесней волшебства,
И музыкой твои мне кажутся слова,
И пенье слышится всегда в твоем привете.
А грудь — как яблоки. А нежная щека,
Как мрамор, белая, как мел или мука.
Улыбка светлая лукава и сладка.