Цветок смеется мне вдали — иль то зовет меня Лейли.
Рыдая, облако пройдет — Маджнун, быть может, слезы льет.
И пахнет розами ручей, как будто милая моя
Омыла розы щек своих в голубизне прозрачных вод,
Ей стоит косу распустить — и сто сердец блаженство пьют,
Но двести кровью изойдут, лишь гневный взор она метнет.
Покуда розу от шипа глупец не в силах отличить,
Пока безумец, точно мед, дурман болезнетворный пьет,
Пусть будут розами шипы для всех поклонников твоих,
И как дурман, твои враги пусть отвергают сладкий мед…
Тебе, чьи кудри точно мускус, в рабы я небесами дан,
Как твой благоуханный локон, изогнут мой согбенный стан.
Доколе мне ходить согбенным, в разлуке мне страдать доколе?
Как дни влачить в разлуке с другом, как жить под небом чуждых стран?
Не оттого ли плачут кровью мои глаза в ночи бессонной?
Не оттого ли кровь струится потоком из сердечных ран?
Но вот заволновалась тучка, как бы Лейли, узрев Маджнуна,
Как бы Узра перед Вамиком, расцвел пылающий тюльпан.
И солончак благоухает, овеян севера дыханьем,
И камень источает воду, весенним ароматом пьян.
Венками из прозрачных перлов украсил ветви дождь весенний,
Дыханье благовонной амбры восходит от лесных полян.
И кажется, гранит покрылся зеленоблещущей лазурью,
И в небесах алмазной нитью проходит тучек караван…
Самум разлуки налетел — и нет тебя со мной!
С корнями вырвал жизнь мою он из земли родной.
Твой локон — смертоносный лук, твои ресницы — стрелы,
Моя любовь! Как без тебя свершу я путь земной!
И кто дерзнет тебя спросить: «Что поцелуй твой стоит?» —
Ста жизней мало за него, так как же быть с одной?
Ты солнцем гордой красоты мой разум ослепила.
Ты сердце опалила мне усладою хмельной.
О пери! Я люблю тебя, мой разум сокрушен тобой,
Хоть раз обрадуй Рудаки, свое лицо ему открой.
Ужель так тягостно тебе открыть лицо, поцеловать
И так легко меня терзать, губить навеки мой покой?
Что для меня легко — тебе великим кажется трудом,
Что тяжело мне, то тебе забавой кажется пустой.
Аромат и цвет похищен был тобой у красных роз:
Цвет взяла для щек румяных, аромат — для черных кос.
Станут розовыми воды, где омоешь ты лицо,
Пряным мускусом повеет от распущенных волос.
Если рухну бездыханный, страсти бешенством убит,
И к тебе из губ раскрытых крик любви не излетит,
Дорогая, сядь на коврик и с улыбкою скажи:
«Как печально! Умер бедный, не стерпев моих обид!».
Моя душа больна разлукой, тоской напрасной ожиданья,
Но от возлюбленной, как радость, она приемлет и страданья.
Тебя ночами вспоминаю и говорю: великий боже!
Отрадна и разлука с нею, каким же будет день свиданья!
К тебе стремится прелесть красоты,
Как вниз поток стремится с высоты.
Поцелуй любви желанный, — он с водой соленой схож.
Тем сильнее жаждешь влаги, чем неистовее пьешь.
Омар Хайам
Переводы Г. Плисецкого
И пылинка — живою частицей была,
Черным локоном, длинной ресницей была.
Пыль с лица вытирай осторожно и нежно:
Пыль, возможно, Зухрой яснолицей была!
Видишь этого мальчика, старый мудрец?
Он песком забавляется — строит дворец.
Дай совет ему: «Будь осторожен, юнец,
С прахом мудрых голов и влюбленных сердец!».
Нет ни рая, ни ада, о сердце мое!
Нет из мрака возврата, о сердце мое!
И не надо надеяться, о мое сердце!
И бояться не надо, о сердце мое!
Если низменной похоти станешь рабом —
Будешь в старости пуст, как покинутый дом.
Оглянись на себя и подумай о том,
Кто ты есть, где ты есть и — куда же потом?
Сей кувшин, принесенный из погребка,
Был влюбленным красавцем в былые века.
Это вовсе не ручка на горле кувшинном —
А обвившая шею любимой рука.
На зеленых коврах хорасанских полей
Вырастают тюльпаны из крови царей,
Вырастают фиалки из праха красавиц,
Из пленительных родинок между бровей…
Поутру просыпается роза моя,
На ветру распускается роза моя.
О жестокое небо! Едва распустилась —
Как уже осыпается роза моя.
Разорвался у розы подол на ветру.
Соловей наслаждался в саду поутру.
Наслаждайся и ты, ибо роза — мгновенна,
Шепчет юная роза: «Любуйся! Умру…».
Ты не очень-то щедр, всемогущий творец:
Сколько в мире тобою разбитых сердец!
Губ рубиновых, мускусных локонов сколько
Ты, как скряга, упрятал в бездонный ларец!
Ты не слушай глупцов, умудренных житьем.
С молодой уроженкой Тараза вдвоем
Утешайся любовью, Хайам, и питьем,
Ибо все мы бесследно отсюда уйдем…
Видит бог: не пропившись, я пить перестал,
Не с ханжой согласившись, я пить перестал.
Пил — утешить хотел безутешную душу.
Всей душою влюбившись, я пить перестал.
Мой совет: будь хмельным и влюбленным всегда.
Быть сановным и важным — не стоит труда.
Не нужны всемогущему господу-богу
Ни усы твои, друг, ни моя борода!
Каждый розовый, взоры ласкающий куст
Рос из праха красавиц, из розовых уст.
Каждый стебель, который мы топчем ногами,
Рос из сердца, вчера еще полного чувств.
Оттого, что неправеден мир, не страдай,
Не тверди нам о смерти и сам не рыдай,
Наливай в пиалу эту алую влагу,
Белогрудой красавице сердце отдай.
Как прекрасны и как неизменно новы
И румянец любимой, и зелень травы!
Будь веселым и ты: не скорби о минувшем,
Не тверди, обливаясь слезами: «Увы!».
Луноликая! Чашу вина и греха
Пей сегодня — на завтра надежда плоха;
Завтра, глядя на землю, луна молодая
Не отыщет ни славы моей, ни стиха.
Виночерпий, бездонный кувшин приготовь!
Пусть без устали хлещет из горлышка кровь.
Эта влага мне стала единственным другом,
Ибо все изменили — и друг и любовь.
Когда ветер у розы подол разорвет,
Мудрый тот, кто кувшин на двоих разопьет
На лужайке с подругой своей белогрудой
И об камень ненужный сосуд разобьет!
С той, чей стан — кипарис, а уста — словно лал,
В сад любви удались и наполни бокал,
Пока рок неминуемый, волк ненасытный,
Эту плоть, как рубашку, с тебя не сорвал!
Не горюй, что забудется имя твое.
Пусть тебя утешает хмельное питье.
До того, как суставы твои распадутся, —
Утешайся с любимой, лаская ее.
Словно ветер в степи, словно в речке вода,
День прошел — и назад не придет никогда,
Будем жить, о подруга моя, настоящим!
Сожалеть о минувшем — не стоит труда.
Лживой книжной премудрости лучше бежать,
Лучше с милой всю жизнь на лужайке лежать.
До того, как судьба твои кости иссушит,
Лучше чашу без устали осушать!