Пред войском чар твоих я сердце открыл, как ворота градские,
Чтоб ты мой город разрушенью и грабежу не предала.
Я в кольцах кос твоих блестящих запутался стопами сердца,
Зачем же ты, блестя кудрями, лучом лица меня сожгла?
Склонись, послушай вкратце повесть моих скорбей, моих страданий!
Ведь роза, освежась росою, стенанью жаждущих вняла.
Но ветер, погасив светильник, вдаль беспечально улетает.
Печаль светильни догоревшей луна едва ль бы поняла.
Пусть отдан я на поруганье, но я тебя благословляю,
О, только б речь сахарноустой потоком сладостным текла.
Насмешница, задира злая, где ныне смех твой раздается?
Ты там — на берегу зеленом. Меня пучина унесла.
Я пленник племени печалей, но я не заслужил упреков.
Я ждал — ты мне протянешь руку, ведь ты бы мне помочь могла.
При виде красоты подруги, поверь, терпенье невозможно.
Но я терплю, как терпит рыба, что на песке изнемогла.
Ты, Саади, на воздержанье вновь притязаешь? Но припомни,
Как притязателей подобных во все века толпа гнала!
До рассвета на веки мои не слетает сон.
О, пойми, о услышь, ты — чей временем взгляд усыплен.
Ты — с натянутым луком, обетам ты неверна,
Разве это клятва аскетов, чье слово закон?
Без тебя мое тело колючки пустыни язвят,
Хоть лежу я на беличьих шкурах, в шелка облачен.
Как к михрабу глаза правоверных обращены,
Так мой взгляд на тебя обращен, лишь в тебя я влюблен.
Сам по собственной воле жертвою страсти я стал.
Стариком в этой школе подростков попал я в полон.
Смертным ядом, из розовой чаши ладоней твоих,
Я, как сладким гулабом, как чистым вином, упоен.
Я — безумец. Близ кельи красавиц кружусь я всю ночь.
Мне привратник с мечом и копьем его жалким смешон.
Нет, никто и ничто Саади не властно убить,
Но разлукой с любимой высокий дух сокрушен.
Не беги, не пренебрегай, луноликая, мной!
Кто убил без вины — отягчил свою душу виной.
Ты вчера мне явилась во сне, ты любила меня,
Этот сон мне дороже и выше всей яви земной.
Мои веки в слезах, а душа пылает огнем,
В чистых водах — во сне я, а днем — в беде огневой.
Слыша стук у дверей моих, думаю: это она.
Так мираж умирающих манит обманной водой.
Для стрелы твоей цель хороша — дервиша душа,
Кровь его на ногтях твоих рдеет багряною хной.
Твоя речь, как река, в беспредельность уносит сердца.
Что же соль ты на раны мне сыплешь беспечной рукой?
Ты прекрасна, и роскошь одежды лишь портит тебя.
Кисея на лице, словно туча над ясной луной.
Эту за ухом нежную впадинку ты позабудь,
Ты приникни к поле, пропитай ее красной росой.
Да, тюрчанка соблазна полна со свечою в руке,
В сладком уединенье с тобой, с головою хмельной,
Ты бы вешнего солнца затмила сиянье и блеск,
Если б солнечный лик не скрывала густой кисеей.
Саади, если хочешь, как чанг, быть в объятьях ее, —
Претерпи эту боль, чтобы струн своих выверить строй.
О утренний ветер, когда долетишь до Шираза,
Друзьям передай этот свиток рыдающих строк.
Шепни им, что я одинок, что я гибну в изгнанье,
Как рыба, прибоем извергнутая на песок.
Если в рай после смерти меня поведут без тебя, —
Я закрою глаза, чтобы светлого рая не видеть.
Ведь в раю без тебя мне придется сгорать, как в аду,
Нет, аллах не захочет меня так жестоко обидеть!
Спросил я: «В чем вина моя, что ты не смотришь на меня?
Куда ушла твоя любовь и ласковость минувших лет?».
Она мне: «В зеркало взгляни, увидишь сам — ты сед и стар.
Тебе не свадебный наряд, а траурный приличен цвет».
Красавица и в рубище убогом,
И в бедности всех будет затмевать.
А той — уродине в парче и злате —
Покойников пристало обмывать.
Эй, пустомеля и болтун, как о любви ты смеешь петь?
Ведь стройно ты за жизнь свою десятка бейтов не связал!
Смотри, как в помыслах высок владыка слова Саади, —
Он пел любовь, одну любовь — земных владык не восхвалял.
Я хочу в уединенье до рассвета быть с тобой.
В неизвестности и тайне от врагов и от друзей…
За грехи да будет кара! Почему же за любовь
Вкруг меня все гуще злоба и гоненья все сильней?
Амир Хосров Дехлеви
Переводы Д. Седых
Я рассказать печаль моих ночей не в силах,
Любя, рыдать и петь, как соловей, не в силах.
Вглядись в мое лицо, и ты поймешь, как таю,
Но, вижу, ты понять тоски моей не в силах.
Взгляни на грудь мою в кровоточащих ранах,
Терпение хранить я больше в ней не в силах.
Все ж радуюсь тому, что ты проникла в душу,
Хоть я к твоей душе найти ключей не в силах.
Быть может, мне вернешь похищенное сердце,
Но слезно умолять: «О, пожалей!» — не в силах.
Его в твоих кудрях навеки я оставлю.
Вернуть Хосров того, что взял злодей, не в силах.
Опьяненные тобою не нуждаются в вине.
Не найдется врачеватель, что помочь сумел бы мне.
Не показывайся в небе, солнцеликая луна!
Коль сияет лик любимой, ты Хосрову не нужна.
Что мне сказки о Джамшиде — древней славы черепки?
Разве хуже прах развалин, где у магов погребки?
Что доказывать в моленьях одержимость небесам?
Без молений одержимость вседержитель знает сам.
Та ничто монета сердца, та фальшивей всех монет,
На которой отпечатка единенья с богом нет.
Сердце, кинь сию обитель, царство гнета, царство зла!
Не собрать, о сердце, дани с разоренного села.
Так Хосров и не увидел вожделенный взору лик.
Что Хосров? И самый зоркий в небо взором не проник.
Сказал: «В обитель сердца войди его усладой!».
Она: «Я клада жажду, развалин мне не надо».
Сказал: «Сжигает душу лицо твое, как пламя».
Она: «Не радо сердце свиданью с мотыльками».
Сказал: «Ответь, могу ли надеяться на встречи?».
Она: «О нет, скиталец! Твои безумны речи».
Сказал: «Зачем ловила меня в силки печали?».
Она: «Глаза приманку зачем же замечали?».
Сказал: «Как быть с любовью? Как снять ее оковы?».
Она: «Меня увидишь, наденешь цепи снова».
Сказал: «Как жить Хосрову, коль ты его забудешь?».
Она: «Мой образ вспомнишь, и одинок не будешь».
Свой лунный лик яви молящему о встрече
И услади мой слух чарующею речью.
О скатный жемчуг слов, жемчужницей хранимый!
Жемчужницу открой, да будут перлы зримы.
Но створки где ее? Ты их рисунок зыбкий,
Коль все же есть они, яви своей улыбкой.
Яви свой аромат, и я из мертвых встану,
Узнаю по нему рисунок тонкий стана.
О локоны твои! Они чернее ночи.
Явись, и станет ночь светлее и короче.
Сказала: «Жду тебя у своего порога».
Не убивай мечту и укажи дорогу.
Мой идол, мой кумир, не будь со мной сурова!
Среди влюбленных нет влюбленнее Хосрова.
Я в этот мир пришел в тебя уже влюбленным,
Заранее судьбой на муки обреченным.
Ищу с тобою встреч, ищу как озаренья,
Но гордость не могу забыть ни на мгновенье.
О смилуйся и скинь густое покрывало,
Чтоб сердце пало ниц и бога потеряло!
Отбрось надменность прочь, лицо приоткрывая,
Чтоб гордость вознесла меня в обитель рая.