От бессонных забот и тревог,
Я — невольник, закованный в цепи.
Отпусти меня! Сердце — в залог.
Пощади меня! Будь милосердна,
Пропадаю — никто не помог.
Хочешь, я угадаю по звездам,
Что случится — хоть я не пророк?
Ты — хозяйка единственной чаши.
Удели мне хотя бы глоток.
Подари мне хотя бы надежду —
Я безрадостен и одинок.
Пью и плачу, и разум теряю,
Как птенец, попадаю в силок.
Исцели меня, горькое зелье!
Утоли мою жажду, поток!
Вседержитель, помилуй Хафиза,
Снизойди к неудачнику, бог!
Я думал только о тебе, я плакал до утра,
Я наши встречи вспоминал — святые вечера.
Где поцелуи без конца? Где милого лица
Сиянье? Где твоих очей лукавая игра?
Где обещанье лучших дней — где радуга бровей?
Где проведенная с тобой блаженная пора?
Где голос чанга — дальний гром, звенящий серебром?
Где утешение? Тоска бессонна и остра.
Краса возлюбленной моей — как солнце. Рядом с ней
Ничто сокровища царей, смешная мишура.
Не твоему ли сердцу в лад стихи мои звучат?
Новорожденная газель открыта и щедра.
Я верую: пройдут они, бессмысленные дни,
Вернется прежняя пора, по-новому бодра.
Твои пророчества, Хафиз, да вознесутся ввысь!
Творенья твоего пера — предвестники добра!
О всемогущий, смертная тоска!
Пора стучаться в двери кабачка.
Пора идти туда, где всем раздолье,
Где вольно пьют, а не исподтишка,
Где осторожных и благоразумных,
И слабодушных нет еще пока.
Струящиеся волосы любимой
Давно пора прославить на века.
Уносит покоренного Меджнуна
Ее волос бездонная река.
Гляжу на землю, созерцаю небо.
Душа — свободна, доля — нелегка.
Наполни чашу, виночерпий! Сердце
Мое открыто не для чужака.
Сложу газели, сотворю молитвы…
Тебе, желанной — каждая строка!
Тебе, единственной, душа Хафиза
Принадлежит, верна и широка!
Аскет, молчи! За чашу все отдам —
И книги, и стихи, и свой калам!
Хочу быть пьяным, потерявшим память,
Шататься до утра по кабакам;
Высмеивать благие наставленья —
Святую скуку с ложью пополам;
Не раскрываться перед лицемером,
Не ждать наград, не верить похвалам.
Покуда этот мир не обновится,
Кувшин — мое святилище и храм.
Любимая моя — живое чудо.
Не доверяю прочим чудесам!
Хафиз! Люби и радуйся, и празднуй!
Еще не все пропало, знаешь сам.
Скончался мохтасеб — покойся, враг!
А нам — кувшин, и чаша, и черпак!
А нам — вино, а нам — его журчанье,
И блеск, и цвет, и аромат и смак!
А нам — любовь, и доброта, и воля,
Любой из нас — певец и весельчак!
А трезвому у нас от винных пятен
Свою одежду не отмыть никак.
А нам — цветы, раскрытые бутоны,
Заветного свиданья полумрак,
И в роще — соловей, родня Хафизу,
Певец незримый, полуночный маг…
Умираю от жажды — веселую чашу налей!
Не хочу ни похвал, ни награды. Вина не жалей!
Открывайте кувшины! Кончается постное время,
Наступает иная пора. Наливайте смелей!
Перепутаем истину с выдумкой, смех — со слезами:
Золотое вино в голове зашумело моей.
Начинайте вдыхать позабытые запахи снова,
Наклоняйтесь над чашами — нет аромата милей!
Воскресает душа, оживает усталое сердце —
Это чудо со мной сотворяет кувшин-чародей.
Удаляется благочестивый, нахмурился трезвый —
Не беда. В харабате немало достойных людей.
В харабате потери свои возмещу. В харабате
Обновится душа, позабудет о боли своей.
Умираю от жажды — подайте веселую чашу!
Надоело терпеть, изнывая в юдоли скорбей.
Доверяйся, Хафиз, благородному тайному зову —
До краев наливай драгоценную влагу и пей!
Дворец надежды — дом печали, и грош ему цена.
Впустую годы пробежали… Налей-ка мне вина!
За тех, чей век на воле прожит, за каждого из тех, кто может
Остаться истинно свободным в дурные времена!
Опять сижу в подвале винном перед наполненным кувшином
И слышу ангела ночного, и речь его ясна.
Он шепчет: «Поднимись над бездной, над этой жизнью бесполезной,
Лети, любого исцеляет небес голубизна!
Лети один, и сердце радуй, и с горней высоты не падай
В земную грязь. Познавшим небо она вдвойне страшна!
Запомни истинное слово, оно — спасения основа,
Веленье Разума, которым Земля сотворена:
Живи, не поддавайся будням, и даже в прозябанье скудном
Не забывай — тебе открыта святая глубина!
Живи во временном и бренном, но сыном вечности смиренным
Останься — воля Неземного тебе возвещена!
Запомни — предвещаю день я: иного мира откровенья
В твою томящуюся душу падут, как семена».
Приемлю слово неземное, молчу — цветок передо мною.
Его красой, совсем не вечной, душа потрясена.
Себе Хафиз не видит равных среди поэтов — даже славных,
Ему верны перо и слово, и песня, и струна!
Едва лицо твое увижу, и волосы, и взгляд,
Я снова молод и беспечен, как много лет назад.
За все дары, за все, что было, творца благодарю,
За утоленные желанья благодарю стократ.
Я щедро жил и наслаждался, и радовал друзей,
Самозабвенный, откровенный, не знающий преград.
Едва лицо твое увижу — забыты небеса,
И даже вечному блаженству отныне я не рад.
Тебя единственную славлю — к безумцу-соловью,
Дыша, прислушивайся, роза, украсившая сад!
Меня учили красноречью любовь и красота —
И обрели мои двустишья гармонию и лад.
Меня, забытого, спасала от жажды и тоски
Благословенная ночная дорога в харабат.
Что будет? Поседею — ночью небесные лучи
На голову мою прольются, ее посеребрят.
Что впереди? О смысле жизни задуматься пора,
Дойти до истины, к которой тянулся наугад.
Хафизу будет откровенье за чашей в кабачке —
Ему, отмеченному богом, не угрожает ад!
Я седой, влюбленный без ответа —
В этом нет ни для кого секрета.
Соловьи, куда вы улетели,
Почему не пели до рассвета?
Мускуса пьянящее дыханье,
Где же ты — свидания примета?
Аромат, хотя бы ты останься!
Неужели невозможно это?
Взмахивайте, молнии-ресницы,
Добивайте старого поэта!
Небеса молчат — не обещает
Утешенья ни одна планета.
Где вино? Где драгоценный камень
Алого, таинственного цвета?
Чаша не осушена Хафизом,
Не подведены итог и смета!
Иосиф Прекрасный вернется в родительский дом.
Лачуга печальная станет веселым дворцом.
Душа отболит и забудет былые обиды,
И успокоенье поселится в сердце моем.
Наступит весна — луговые поднимутся травы,
И медленно по горизонту прокатится гром.
Наступит весна — соловьи запоют, разольются.
Счастливые звезды покажутся в небе ночном.
Пророчества сбудутся. Верю, откроются миру
Слова утешенья — мы их повторяли тайком.
Не бойся, паломник, шипов на пустынной дороге.
Бывает и худшее в странствии долгом таком.
Тебя нечестивые гонят, достойные — любят.
Все видит господь, за добро воздавая добром.