Вкус вина опротивел — и пить мы устали.
От наплыва страстей невозможно устать,
Но тревогу на сердце носить мы устали.
В самых страшных страданьях усталости нет,
Но за женщину ближнему мстить мы устали.
Воспевая любовь, расскажи о Наби и о ней —
О Лейли и Меджнуне давно говорить мы устали.
«Ротик-бутончик, раскройся в цветок!» — говорил.
«О кипарис длинноногий, приди в кабачок!» — говорил.
Падал к ногам ее стройным и руки ее целовал.
«О помоги!» — распростершись у ног, говорил.
Стан серебристый в объятья свои увлекал.
«Нет никого, кто еще бы спасти меня мог!» — говорил.
«Где же стихи твои, друг мой?» — спросила она.
Вместо ответа Наби языком своих строк говорил.
Виночерпий, от боли в висках о спаси ты меня!
Чашей на пиршестве не обнеси ты меня!
Если ты хочешь, чтоб в адском огне я сгорел,
То океан моих слез унеси от меня!
Боже великий, не надо судить никого —
О прегрешениях мира спроси ты меня.
Все принимаю: тоску, одиночество, боль —
Только бы роза-луна целовала в ланиты меня.
Если Наби зарыдает над чистой рекой,
В гибели лилий вините открыто меня!
Ветерок, долети до желанной двери. Говори.
«От стенаний разбились его алтари», — говори.
О груди рассеченной, о темных приливах тоски,
Об огне, что сжигает меня изнутри, — говори.
Пусть бутоны распустятся в розы, пусть реки поют.
Только ты, соловей, не расплачься смотри. Говори.
О безумье разлуки, о жажде свидания с ней,
Как я плакал всю ночь до зари… Говори.
О желаньях твоих ты бессилен поведать, Наби.
Лишь для песен прозрачных перо заостри. Говори.
Есть услада в ожоге клеймом на руке, может быть.
В том, что роза цветет не в моем цветнике, может быть.
В удивленье меня повергают надежда и страх.
Рассказать ли? Язык удержать на замке, может быть?
Потерялась печатка. Искать мне ее у кого?
У меня на груди? У тебя в завитке, может быть?
Страстной песней весенней прославит тебя соловей.
Нерасцветшая роза зачахнет в ростке, может быть.
Словно серьги, в ушах у друзей твои бейты, Наби.
Ты слагал их, грустя от нее вдалеке, может быть.
Никто в доме сердца порядка не видел.
Никто меня дремлющим сладко не видел.
Несчастный, разделит ли грусть твою тот,
Кто в чаше веселья осадка не видел?
Не требуй, садовник, наград за труды:
Незрячий цветок свою грядку не видел.
Сегодня так гибок и прям ее стан,
Как будто любви лихорадку не видел.
Клянусь вам, тончайший ценитель стиха,
В газелях Наби недостатка не видел.
Розе душистой в саду только летом свобода.
Только в любви соловьиным дуэтам свобода.
Время Ферхада и Кайса ушло навсегда.
Только на торжище жалоб поэтам свобода.
Мы обгорели на темных дорогах страстей.
Пепел развей, ветерок! Только в этом свобода.
Пленники мрака, бедны мы в деяньях своих —
Не озарила нас утренним светом свобода.
Выпей с друзьями, Наби, и берись за перо —
Разве не в слове, вином разогретом, свобода?
Ахмед Недим
Переводы Ю. Ряшенцева
Ты, сердце, верный соловей, и ветвь куста тебе нужна.
Ты сердцем названо затем, что красота тебе нужна.
Чтоб длилась молодость твоя, беги стареющих красот.
Лишь юная — огонь! полет! — в твои лета тебе нужна.
Ты, сердце, истинный поэт: тебе лишь свежий образ мил —
Красотки девственная стать ведь неспроста тебе нужна.
Люби красавицу, люби, но откровенность — враг судьбы:
Как болтовня нужна другим, так немота тебе нужна.
Когда, поправ и месть и злость, дом счастья восстановлен вновь,
Тогда высокий нужен гость, и честь тогда тебе нужна.
Когда ж, охотясь на газель, за новым смыслом скачешь, — знай:
Чьи косы ловят, как аркан, — лишь только та тебе нужна.
Перо мое! Ее уста не описать, но все равно
Для точных слов вся сладость уст, их полнота тебе нужна.
Когда ты мастер, о Недим, то ткань стиха найдет базар.
Для славы новая газель — не для стыда тебе нужна.
Сказала милая слова, — секрет всех благ в них был сокрыт.
Вчерашней ночи тайный знак, прекрасный знак в них был сокрыт.
Кабак снаружи мрачным был, уныньем веяло от стен,
Но ведь другой и нрав и пыл — другой кабак в нем был сокрыт!
Увы! Та лодка проплыла, я заметался от тоски,
Пропели с лодки мне шаркы, и что за мрак в нем был сокрыт!
Звук флейты опалил огнем. Но знает разве что простак,
Какой там — мертвый иль живой, — какой очаг в ней был сокрыт?..
Шалунья! Где же твой Недим? Вы вместе ездили в Гёксу —
Среди ковров, цветных мутак от лишних глаз ваш пир сокрыт.
Шалунья, вся хмельной каприз, летишь к победам ты.
Кто выше: ты иль кипарис? Что ждать с ответом: «Ты!»
Таких тонов и сам июль не знал в рассветный час.
Лишь с пестрой розой «ра'но-гюль» сравнишься летом ты.
В дыбе шелковой ты стройней. Но вышит куст на ней, —
Не укололась бы шипом, пленившись цветом, ты.
Мой кравчий, выбрать мне дано: ты с кубком и цветком.
Что лучше: роза иль вино? По всем приметам — ты!
Живой воды живой фонтан, стоишь ты предо мной.
Раскачивая тонкий стан, сияешь светом ты.
Я не скрываю чувств. И что ж — хочу тебя обнять, —
Мои объятья разорвешь своим запретом ты!
Опять Недим в огне, в жару. Кто силу отобрал?..
И лишь бутылка на пиру кивнет, что это ты!
И если та, со взором пери, не даст отпора, — не беда!
И если ты приходишь к цели не слишком скоро, — не беда!
Не лицемерен будь, а кроток, не бойся рук своих, захид:
Пускай в них кубок вместо четок, — не прячь же взора, не беда!
Твоя красотка — не притвора, она нежна и горяча.
Печально плакать от укора, а от задора — не беда.
Ты свой бокал наполни трижды. А коли не достанет сил
К нему припасть в четвертый — ишь ты! — в том нет позора, не беда!
В начале праздничной недели свиданья будет ждать Недим.
Пускай порой приходишь к цели не слишком скоро, — не беда.
В час предрассветных, поздних грез как смятена душа моя!
Арканами любимых кос оплетена душа моя.
Я дал зарок не пить вина, пока сезон цветенья роз.
Душа одобрила зарок. Но как грустна душа моя!
Легко ли ей внутри меня! И думать страшно мне о том.
Какого пыла и огня опять полна душа моя.
Не я ль «Не пей!» и «Не люби!» — твердил тебе день ото дня?
Куда же ты теперь опять устремлена, душа моя?
В моем ты теле — главный гость. Тебе так рада эта плоть,
Где меж рассудком и тобой — всегда стена, душа моя.
Когда влюбленный караван любовный совершает хадж,
Светильником в сплошной туман ты зажжена, душа моя.
Отнять сей кубок не спеши. Тобой научен пить любовь,
Пусть пьет Недим и от души, и допьяна, душа моя!
От этих прядей стал я пьяным, глухим, незрячим стал теперь.
Твоих волос златым човганом навек захвачен я теперь.
Пройдись лужайкой. Шаг твой долог — ты выступаешь, как павлин.
Я стал рабом твоих прогулок, для всех утрачен я теперь.
Как сладок смех твой, дорогая. Твой смех — страна Сахаристан,
И я здесь — в роли попугая, увы, что значу я теперь?
О госпожа, ко всем ревную тебя на праздничном пиру,
И ревность, может быть, смешную, уже не прячу я теперь.