О госпожа, пройдешь ли мимо? Недим прождал весь третий день.
«Приди и посети Недима!» — зову и плачу я теперь.
Как в силок, поймала жизнь мою, завивая локон, ты.
О, в тебе колдунью узнаю — так играешь роком ты!
Плавность ног подобна серебру, хрусталю — прозрачность рук.
Мне ли кравчим быть на том пиру, где поводишь оком ты!
Хоть пора меджнунов и прошла, но еще жива газель:
Всю науку взглядов превзошла по ее урокам ты.
Не хочу меж роз бродить без сна — далеко мой кипарис.
Ты — слеза! По праву рек вольна разорвать с истоком ты.
Твой язык куда бедней, чем стать. Но каков полет ресниц!
Сто дестанов можешь рассказать этим дивным слогом ты.
Ты идешь, как плавная вода, чуть качаясь и светясь,
И смотрящим кажется тогда, что сестра потокам ты.
О перо! Откуда эта прыть, что за стих такой нашел,
Что смогла Недима опьянить, словно буйным соком, ты!
Взгляни, какая плавность в стане, взгляни, тебе я говорю.
Ее уста сокрытой тайне — сродни, тебе я говорю.
И так на кубке эти губки легки, что он не чует их.
Но сердцу говорю: «Помедли!» — «Повремени!» — я говорю.
Я лишь поэт. Сказать по чести, не так уж мил мне тонкий стан.
Но это из боязни лести — для болтовни я говорю.
Я ей хотел бы молвить слово, но не в присутствии врагов.
«Уснут огни — мы с нею будем одни!» — тебе я говорю.
Нет, с этой пери о Хисаре и о прогулках умолчу:
На солнце — песни, ну, а мысли — в тени, тебе я говорю.
Но так небрежно, так нарочно кружатся локоны с висков!
И знак того, что все возможно, они, тебе я говорю.
«О месяц, с поднебесной кручи взгляни и счастье обрети!» —
Я это говорю все ночи, все дни тебе я говорю.
Так ротик мал — дождусь ли слова? Ее душа подаст мне знак.
Пока еще не все готово, «Усни», — тебе я говорю.
О локон, гиацинт ли ты в садах дремоты? Кто ты?
Тюльпан, откуда пчелы мед уносят в соты? Кто ты?
О прядь, упавшая на бровь, невиданная прежде,
Ты друг небрежности простой? Иль плод заботы? Кто ты?
О взгляд шалуньи, пощади! Как ты жесток и меток!
Ответь, стрела ли ты любви, стрела ль охоты — кто ты?
О родинка, перчинки мрак на шее белоснежной,
Ты от рожденья сторож ей иль прихоть моды, — кто ты?
О нисхожденье с высоты, где губ сокрыта тайна!
Наклон ли милостивый ты? Иль баловство ты? Кто ты?
О цвет ланит ее! Ты кто: гвоздика или роза,
Или другой какой цветок — венец природы? Кто ты?
О речь Недима, ты права! Звучны твои повторы.
Не бульканье ль бутылки ты в часы зевоты? Кто ты?
Страшись той женщины жестокой: убийства знак на ней найдешь.
Кинжал бровей ее не трогай: кровь тех бедняг на нем найдешь.
Найдешь уловки и увертки, намеки, взгляды и кивки,
Но что дано любой уродке, но сердце как ты в ней найдешь?
Когда, вертясь в моих объятьях, она как хочет вертит мной, —
То сад роскошных гиацинтов ты возле губ моих найдешь.
Я ей не раб и не владелец. Но эта ломаная речь!
Ты в ней найдешь и острый перец, и сладкий мак ты в ней найдешь!
От этих рук спасенья нету. И зря не верил я словам:
«Ты в них найдешь лишь меч кокетства да стяг лукавства в них найдешь…»
Разбрызгана живая влага. Так жаль фонтана красоты!
Зато взгляни на легкость шага — ах, сколько благ ты в ней найдешь!
О деспот! Скрыта в нежной ткани, нежна и грудь ее. Увы:
Не то ты в ней холодный камень, не то чурбак ты в ней найдешь.
Недим клянется, что доныне сего меча не обнимал!
Но тут же на его ладони, попав впросак, ты кровь найдешь…
Тебе, как розе, — только смех. Мне — только стон, как соловью.
И опьянеть — не смертный грех, улыбку увидав твою.
Тебе нет нужды, госпожа, писать фирман, что я твой раб.
Давно и преданно служа, всю жизнь тебе я отдаю.
Я — шип, но что я сторожу? Твоей же прелести цветок.
Я — прах, но мускусом дышу в лелеющем твой след краю.
Да стань я пылью, и тогда паду ли ниже? Ведь лежу,
К твоей поле прижав уста, к ее узорному шитью.
О виночерпий мой, когда бокал свой тянет и тюльпан,
Я, твоего ища суда, молю быть добрым судию.
Ты говоришь: «Ну кем опять так восторгается Недим?»
Кокетка! Да тебе ль не знать, что я одну тебя пою.
Дотла! И ничего святого! Да разве из неверных ты?
Ты целый мир спалить готова — да разве из неверных ты?
Коварен взгляд, как у красотки, как у красавца, тонок стан.
О ты, подобье божьей плетки, неужто из неверных ты?
Так грудь твоя колышет мерно пунцово искристый атлас!
Ты пламя красоты, наверно, — неужто из неверных ты?
Но тайный вздох твой, — что он значит? Вот на себе ты ворот рвешь.
Уж не душа ль, влюбившись плачет — что если из неверных ты?
Кто называет дорогою, а кто любимою тебя,
А я все думаю с тоскою: наверно, из неверных ты?
Румянцем подожгла неровным игра вина твое лицо.
Свеча ли на пиру любовном иль в храме у неверных ты?
Восходит месяц в синей дали. Тебе милы его черты!
Уж ты в него не влюблена ли? Я знаю: из неверных ты!
Слыхать, ревнитель веры правой, Недим попал к гяуру в плен.
Кто, как не ты, гяур лукавый, — известно: из неверных ты!
Ресниц враждебные становья войну задир явили вдруг.
Меж ними взгляд, чуть исподлобья, как скорбный мир, явился вдруг.
Наряд жемчужный сбросив смело, она направилась к воде —
Обнять серебряное тело морской зефир явился вдруг.
Как будто в городе Капризе, где женских прихотей базар,
Ах, продавец небесной выси в толпе проныр явился вдруг!..
Следя за ней ревнивым взглядом, ее я в зеркале нашел:
Она, как пери в кубке с ядом, мне сквозь сапфир явилась вдруг.
Горе железной, несказанной, дано расплавиться в луче,
В луче, которым осиянный мне мой кумир явился вдруг!
Недим, ты весел? Отчего же? Не оттого ли, что как свой
На пир беспечной молодежи, на дивный пир явился вдруг?
А вдруг два сердца молодых погибнут в пламени костра?
Не знал ты разве тех двоих, что пали жертвою вчера?
Мне позабыть не довелось лица под прядями волос…
Была пора лучей и птиц — не гиацинтов ли пора?
Помилуй, отложи свой чанг, пусть эти струны помолчат.
Смотри, красотки вышли в сад, чтоб наловить сердец с утра.
Едва ль здесь нужен псевдоним. Мой слог не спутаешь с иным,
И меж стамбульских остряков распознавать меня пора.
В груди во дни былых времен какой порыв я находил!
В ней не слова, но скорбный стон, живой призыв я находил.
Моей любви пустынный брег пустынным не казался мне:
Здесь и безумства полных рек, и буйство ив я находил.
Сегодня встретилась весна: ее тюрбан что гиацинт!
Но ливень кос в те времена, — он так красив, я находил…
Ты о любви молил. И вот вся улица мокра от слез, —
Я видел их, идя вперед, поворотив, их находил.
Недим, влюбленный соловей, ты замолчал, но почему?
Бывало в музыке твоей любой мотив я находил!
О ты, чьи брови точно лук! Не явишь даже и лица.
И после месяца разлук ты даже не почтишь певца.
Клянусь Аллахом, не пойму: в таком губительном огне
Что надо сердцу моему? Не возрождаться ль без конца?
Где эта ночь и пляски дев? О бубен, спутник прежних дней,
Не вспомнишь ли былой напев и не ободришь ли сердца?!
Бокал вина, а не воды, ужель не разрумянит щек?
Увы, неверной стала ты на горе своего отца!
Зачем скрываешь ты от нас ту ночь с красоткой, о Недим?
Тебя утешит твой рассказ не хуже доброго винца.