– Эдвард, – согласилась она. – Хорошо, я готова слушать.
Нам принесли коктейли…
Ладно, мне уже приходилось рассказывать.
– Я был в Шарукане, на войне, возможно, вы знаете. Хотя официально меня там не было, но… не важно. Все и так знают. Мы попали под обстрел. В здание попал снаряд, завалило все. Меня завалило тоже, переломало ребра и руку. Нас вытащили где-то через сутки, отправили в местный госпиталь, но… там почти деревня, и без меня хватало раненых, заниматься ими было некому, а рук не хватало, медикаментов не хватало, я уж не говорю, что о такой штуке, как рентген, там и не слышали и что там на самом деле сломано, а что нет – сказать не могли. Мне прямо сказали, что я не выживу с пробитыми легкими, никаких шансов… – перевел дыхание, взял свой стакан, разом выпил половину. Чертов томатный сок! – Но я смог добиться, чтобы сообщили отцу. Он прислал вертолет, меня вытащили, поставили на ноги лучшие врачи.
– А в обмен на спасение ваш отец потребовал, чтобы вы вернулись в семью?
– Да.
Я крутил стакан в руках, борясь с желанием позвать официанта и заказать еще коктейль… нормальный, а лучше – только водки, без сока.
Кайя хмурилась. Она смотрела на меня внимательно и, кажется, что-то ее смущало в этом. Я так плохо умею врать?
– Вы чего-то не договариваете, мистер Хармсворт… Эдвард. Прости. Ты чего-то не договариваешь.
– Разве этого мало? Разве жизнь не стоит того, чтобы поступиться гордостью и попросить о помощи?
– Стоит, конечно, – сказала она. – Тем более, что это ваша семья, и без того давно пора было… простите… Рано или поздно вы бы все равно вернулись.
– И взялся б за ум?
– Да. Это, как раз, совершенно естественно. Любой сделал бы то же самое на вашем месте. Но что-то не так, – она смотрела мне прямо в глаза. – Я немного ведьма и вижу, когда мне врут или недоговаривают.
– Неужели? Раньше эта способность не раз подводила вас, – вышло резко, но… так уж вышло.
Она смутилась, даже покраснела.
– Прости, – сказала тихо, отвернулась.
Мы долго молчали. Я допил свой сок, отодвинул стакан.
Не стоило говорить это.
– Ладно, ты права, Кайя, – согласился я. – Нет, все правда, так и было. Есть кое-что еще, но мне бы не хотелось говорить. Это все равно ничего не меняет.
– Но ведь откровенность за откровенность? – тихо сказала она.
24. Кайя Марич
Он так и не рассказал.
– Может быть, давай пока другую тайну, а потом вернемся к этой? – предложил Хармсворт почти с надеждой.
Не то, чтобы я сильно настаивала. Да и не было там никакой тайны, ничего такого – это, как раз, отлично видно. Просто какая-то деталь истории смущала его. Но я ведь не буду слишком мучить мальчика?
Удивительно, но сейчас, такой серьезный, с насупленными бровями, поджавший губы, он выглядел совсем мальчишкой. Мне даже казалось, он хотел рассказать, но что-то не давало. Хотел поговорить.
Мы поговорим.
– Тогда расскажи о Пэм, – предложила я. – Как все это вышло?
Не то, чтобы Пэм интересовала меня, он может жениться на ком угодно, может сколько угодно менять свое решение, если это не касается меня. Но нужна была какая-то тема.
Наверно, мне тоже не очень хотелось уходить.
Он рассказал мне о ней, о том, как они учились… и как-то слово за слово, мы начали вспоминать студенческие годы, друзей, преподавателей. Свои студенческие романы. У меня, конечно, тоже было, что вспомнить. Мы обсудили его бурный роман с Пэм и мой неуклюжий первый роман с Джейком, моим однокурсником… о-оо, это было даже весело. Приятно вспоминать. Еще приятнее – отвлечься и немного расслабиться.
А потом я действительно жаловалась ему на мужиков, что мне не везет в жизни, и что с этим уже, пожалуй, ничего нельзя сделать. Стоит мне хоть на минуту зазеваться и моего парня уводит какая-то красотка. Вот Мик – наглядный пример.
Он спросил, а так ли этот Мик мне действительно нужен? Я честно сказала, что не знаю сама.
Может быть, дело как раз в этом – я не влюблена и мне почти все равно, поэтому ничего не выходит. Без настоящих чувств, счастья не построить? Не знаю… А, может быть, я вообще не способна никого любить? Со мной что-то не так? Только не надо рассказывать мне, что все еще наладится, я ведь уже не девочка, не верю в сказки.
Потом мы выпили еще и я, практически, всплакнула у него на груди. Вернее, я сидела, шмыгая носом, а Хармсворт… Эдвард… да, Эдвард держал меня за руку, успокаивая.
Был ли хоть раз по-настоящему влюблен он? Да, кажется, был. И не раз. Вернее, каждый раз это казалось, что вот теперь все по-настоящему, безумная страсть, когда не спать и не есть, и весь мир сжимается до одного человека. Да, и не нужно на него так смотреть, он действительно так поддается чувствам.
– Знаешь, – сказал Эдвард, – наверно, я даже рад, что не смог догнать тебя в поле, что мотоцикл заглох. Иначе, все пошло бы как всегда. Бурные страсти, несколько счастливых недель, а потом… все. Сейчас может выйти иначе.
У меня уши вспыхнули. Может быть, я слишком много выпила, или просто смущение, но почти до слез.
– Сейчас ничего не будет, – сказала я. – Ничего не может быть.
– Откуда ты знаешь?
Я покачала головой.
– С меня хватит. Я не полезу в это снова.
– Боишься ехать в Давер? Мне ведь придется вернуться. Встретиться там снова с теми людьми, с которыми ты виделась, когда еще был роман с Новаком? Которые знают тебя? Боишься ошибиться?
– Может быть.
– Значит, ты уже думала об этом? – он улыбнулся.
Вот тут я смутилась окончательно, потому что… да, я думала, и он, как-то удивительно, нравился мне. Как человек, как мужчина. Надо уже, в конце концов, признаться в этом хотя бы себе. Но вслух я такого, конечно, не скажу. И думать не думала.
Хотела даже сбежать, но он поймал меня за руку и не отпустил.
Потом заказал обед. Раз уж мы сидим тут, отчего бы нормально не пообедать? Мы ведь не обедали, легкий фуршет на приеме можно не считать. А я и не завтракала толком. Здесь, конечно, небольшой выбор, но картошка и жареные колбаски есть.
За едой болтали о простом и отвлеченном. О мотоциклах, велосипедах, детских играх, о том, о чем приятно говорить.
На самом деле, такого приятного вечера у меня не было уже давно. Я даже не знаю в чем дело – то ли Эдвард столь неотразим, отличный собеседник, то ли просто словно груз упал с плеч, я рассказала о том, о чем так долго молчала, что тревожило меня. То ли просто напилась прилично.
Когда, наконец, попыталась встать, поняла, что ноги уже не держат и идти прямо очень сложно. Эдвард проводил меня под ручку до туалета. Потом так же под ручку до машины. А ведь соображала я вполне нормально, только ноги… Ладно, не важно. А он совершенно свеженький, словно не пил. Впрочем, такого здорового крепкого парня споить сложно, то ли дело – я.
И вот в машине я уснула. Нечаянно. Кажется даже, у него на плече.
Когда приехали, Эдвард попытался разбудить меня, я попыталась вылезти из машины, но это оказалось нереально совсем. На первом же шаге я споткнулась. Он подхватил меня. Так и понес домой на руках.
Надо было смутиться снова, но я только глупо хихикала, представляя, как это выглядит со стороны. Где-то по дороге подумала, что не знаю, как в понедельник на работе буду смотреть ему в глаза после всего этого… но ведь он сам виноват. Сам повел меня в бар, сам напоил. Так что пусть несет. На этом я и успокоилась.
Эдвард дотащил меня до спальни, хотел было положить на кровать, но на мне такое платье, в котором точно спать неудобно.
– Сможешь сама снять? – спросил он.
– Хочешь помочь?
Почему-то была уверена, что ничего плохого он мне не сделает, не станет пользоваться моим состоянием. Если бы хотел, давно бы воспользовался. Да и зачем ему, какой интерес в пьяной секретарше?
Он поставил меня на ноги, придерживая одной рукой, второй – расстегнул молнию. Совместными усилиями мы кое-как… в смысле я выбралась из платья, оставшись в одном белье, и забралась в кровать. Он бережно укрыл меня одеялком.
И долго стоял. Молча. Задумчиво глядя на меня.
Я лежала, закрыв глаза, делая вид, что все, я окончательно сплю, потому что не знала, что делать и говорить дальше. Я благодарна ему за заботу, но вот сейчас… Слишком много для одного вечера.
Потом он ушел. Я слышала, как хлопнула входная дверь, как загудел мотор…
Зажмурилась.
Вряд ли теперь удастся забыть все это.
25. Анджи Кравец
Я еще держалась, глядя, как он обнимает ее, улыбается ей. Старалась улыбаться тоже.
Но вот когда Марич выскочила на улицу и побежала прочь, а Хармсворт рванул за ней, наплевав на все, я сдалась… Нет, почти. Готова была сдаться.
– Он тебе так нравится? – Мик подошел сзади, а я почти забыла про него.
– Что?
Глупый вопрос. Разве может не нравится такой мужчина? Но на мгновение я растерялась. Сказать «да» – будет неправильно… не сейчас.
– Он тебе нравится, – повторил Мик, но теперь это был не вопрос, а утверждение. – И что он за человек, этот Хармсворт?
– Он сын самого Артура Хармсворта, ты же знаешь. Он…
Богатый, молодой, красивый, несомненно, умен и умеет нравиться женщинам. Что же еще надо?
– Да, но что он за человек?
Мик чуть заметно улыбнулся, видя, как я задумалась.
– Он очень интересный человек.
– И что в нем интересного, кроме денег?
– Ты завидуешь?
– Я? Чему тут завидовать? У меня есть все, что нужно: новый дом, дело, которым мне нравится заниматься, свобода решать все самостоятельно. А его явно придавило отцовскими деньгами и отцовским авторитетом. Он вынужден торчать здесь и делать то, что ему говорят. Мне кажется, моя жизнь счастливее, чем его. Или ты думаешь, деньги решают все?
– Не все, но очень многое. Сложно быть счастливым без денег.
– Без денег сложно, – согласился Мик. – Но где-то, думаю, есть тот порог, после которого деньги приносят больше головной боли, чем радости.