Антуан воодушевился еще больше.
– Они уже совсем завязли в грязи, но тут два рыбака, наблюдавшие за ними с реки, подгребли поближе и предложили ее высочеству доставить их к причалу и показать дорогу в город. – Он постучал по голове. – Умная женщина наша принцесса. Как только рыбаки подошли к ней, она бросила им по кошельку с золотом и разговаривала с ними, как со знатными рыцарями королевской крови. И все это на виду у зрителей. Неудивительно, что простые люди любят ее. Это было настоящее представление.
К Патриции вернулась раздражительность, каждое ее слово источало злобу:
– Она всегда была мастерицей устраивать спектакли. Мы все это знаем. Но это на самом деле не так уж умно. Женщина не должна швыряться деньгами.
И это говорит Патриция! Филипп одарил невестку саркастической усмешкой.
Вспыхнуло обсуждение, и страсти вырвались наружу, как извержение вулкана. Маршал учил жизни Антуана, Патриция и Генрих бурно обсуждали принцессу.
Филипп знал принцессу с самой интимной стороны и потому слушал все эти разговоры с легкой долей иронии. Принцесса непредсказуема? Да. Горячая голова? Несомненно. Горда? Абсолютно. Глупа? Дурачится? О, нет. Он точно знал, что принцесса продумывает каждый свой поступок – в Орлеане или где угодно.
Анна-Мария сидела как каменная.
Элен недовольно фыркнула:
– Господа! Прошу не забывать, что мы обсуждаем даму самого высокого происхождения, частица которого в крови каждого из нас. Нельзя быть такими злыми.
Бедная, глупенькая Элен! Филипп давно подозревал, что его отец выбрал ее в спутницы на остаток жизни в основном за ее добродушие и бесхитростность.
Заинтересованная, Патриция настаивала:
– Вы должны закончить свой рассказ, Антуан. Что было дальше?
– Принцесса, только вскарабкавшись по приставной лесенке на причал, поняла, что единственный путь в город – узкая щель в воротах к реке.
Две женщины обменялись удивленными взглядами. Картина, нарисованная Антуаном, с трудом вписывалась в их представление о том, как должна держаться принцесса. Элен подалась вперед с широко открытыми глазами.
– Она в самом деле карабкалась по лестнице на виду у всех, показывая ноги всему полку?
Антуан кивнул:
– Когда она встала на причал, то весело подшучивала вместе с окружающими над комичностью своего положения. Потом она сняла свою изящную шляпку и просунула голову через щель в воротах. Солдаты с той стороны втащили ее внутрь под аккомпанемент барабанной дроби и радостных приветствий. Когда она оказалась внутри, горожане, усадив ее в кресло, торжественно понесли по улицам, осыпая цветами, и открыли ворота для ее отряда.
Жорж сказал недоверчиво:
– Невероятно! В это невозможно поверить.
Антуан пожал плечами:
– Я присутствовал при докладе главы города генералу Тюренну. И весь Орлеан готов это клятвенно подтвердить!
Маршал чуть подмигнул всем и спросил:
– Почему бы нам не спросить Филиппа, что он думает об этом. Он больше, чем все остальные, должен знать подробности.
За столом, похоже, каждый знал, что имеет в виду маршал. Филипп промокнул рот салфеткой и безразлично ответил:
– Я не был в Орлеане уже несколько лет. Я узнаю новости о событиях в армии из городских сплетен и уличных песенок, точно так же, как и вы.
Взгляд маршала помрачнел.
– Я полагаю, у тебя есть более… интимный источник.
Бум! Ясно, что отец знает о его любовной связи. Филипп постарался сохранить безразличное выражение лица. У маршала нет доказательств. Филипп порвал эту связь несколько недель назад и знал, что принцесса ни за что никому об этом не скажет. Она умрет, но не признается, что от нее отказались.
– Мне жаль вас разочаровывать, отец, но я не понимаю, о чем вы говорите.
Он наклонился к Анне-Марии, чьи брови сдвинулись в недоумении:
– Пойдемте, милая Анна-Мария. Кажется, мы выполнили все, что положено. Позвольте проводить вас в зал.
Маршал обескураженно замолчал. Беспомощно оглядев сидящих за столом, Анна-Мария кивнула хозяину и хозяйке и встала.
– Пожалуйста, извините нас, ваши милости. Обед был восхитительным. – Она повернулась к Антуану: – И ваш рассказ был очень интересным. – Она оперлась о руку Филиппа и вместе с ним вышла из комнаты. Как только они переступили порог, сзади них с новой силой вспыхнуло злобное жужжание.
Энни избегала смотреть ему в глаза. Итак, это ее новая семья. Намного хуже, чем она, наивный ребенок, надеялась, рисуя радужные картины во время долгого утомительного путешествия с далекого юга.
Воздух Мезон д'Харкурт не для нее.
Она внимательно посмотрела на своего будущего мужа. Она чувствовала, что у Филиппа есть свои собственные секреты.
Что ж, тогда они будут и у нее!
9
Энни, прихрамывая, вошла в спальню.
– Мари! Где ты? – Она плюхнулась на стул. – Эти проклятые туфли вцепились в меня, как демоны.
– Я здесь, мадемуазель. – Мари поспешно выскочила из гардеробной. – Что-нибудь случилось? Я не ожидала, что вы так рано вернетесь.
Энни сбросила туфли и блаженно пошевелила затекшими пальцами.
– Вечер мог бы продолжаться бесконечно, но ноги измучили меня настолько, что я уже ничего не соображала. – Она вдруг замолкла и укоризненно взглянула на служанку. – Почему ты не сказала мне, что герцог де Корбей так хорош собой?
– О, простите, мадемуазель, – рассыпалась в извинениях Мари, но ее лукавая усмешка говорила, что она не слишком раскаивается. – Откуда мне было знать, что мадемуазель тоже сочтет их милость красавчиком? Он ведь совсем не похож на всех остальных.
– Да, он действительно не похож на всех.
Вспомнились его глаза – синие и ослепительно сияющие, как драгоценные бриллианты, едкие замечания, столь же острые, как кинжал в золотых, изысканно украшенных ножнах.
Он был прекрасен… и опасен.
– Его милость отличается от всех, и я этому рада. Я тоже другая – не похожая на всех этих разряженных дам. – Она насмешливо улыбнулась Мари. – Я чувствовала себя там такой бестолковой и неуклюжей.
Энни радовалась, что вечер закончился. Ей никогда не приходилось ходить в таком затянутом платье, и теперь она была счастлива, что может сбросить его и отдышаться. Да и борьба с собственными ногами измучила ее.
– Ой! Этот лиф так сжимает грудь, что я едва дышу. Помоги мне скорей, пока я не упала в обморок.
Она встала, выпрямившись, чтобы Мари смогла быстро расстегнуть бесконечные крючки и развязать все шнурки. Но мысли Энни все время возвращались к Филиппу.
– Хорошо, что у герцога нет бороды. Он мне кажется таким, каким я представляла себе Марка Антония.
– Марка Антония?
Энни сообразила, что Мари этого не понять.
– Клянусь, больше никогда не надену это ужасное хитроумное изобретение. Носить такую одежду – безумие! Мода и разум несовместимы.
Энни мужественно сражалась с пуговицами верхней блузки.
– После обеда виконтессы принялись осыпать меня комплиментами по поводу моего туалета, но было совершенно ясно, что на самом деле все на мне не то. Потом герцогиня Харкурт сказала, что завтра приедет ее портниха, и она пришлет ее, чтобы подобрать для меня приличный гардероб.
Энни едва успела заметить, как промчались следующие две с половиной недели. Все семнадцать дней с утра начиналась суматоха – уроки хороших манер, чтения, танцев. Вторая половина дня проходила в бесконечных разговорах с Элен или Патрицией. И каждый вечер – допоздна, почти до рассвета, – посещение приемов, балов и ужинов.
Неудивительно, что Энни чувствовала себя измученной. Она еле находила время, чтобы заниматься примеркой туалетов для свадебной церемонии. И вот до венчания осталось всего два дня.
Вечерний бал должен быть последним, завтра заключительный праздник в Мезон д'Харкурт перед церемонией бракосочетания, и потом, после благословенного дня отдыха, – сама церемония.
Энни, держась за руку Филиппа, вслед за Элен осторожно спускалась вниз по лестнице к огромному залу «Отель де Булонь». Она смущенно бормотала:
– Мне очень жаль, Филипп. Я не ожидала, что так крепко усну после разговора с Элен, и я приношу свои извинения. Это моя вина, что мы опоздали. – Она вздохнула. – С тех пор, как я приехала сюда, я только и делаю, что говорю не к месту и не вовремя и совершаю бесконечные ошибки. Теперь я понимаю, почему меня не привезли в Париж раньше.
Как всегда, у Филиппа был готов формально вежливый ответ:
– Не осуждайте себя так строго, Анна-Мария. С тех пор как мы встретились, я, напротив, нахожу ваше общество все более интересным и привлекательным.
С уст ее будущего мужа так легко сходили эти, казалось бы, правильные слова, но Энни не сомневалась, что он не всегда говорит то, что думает. Ей хотелось бы знать, какие чувства в действительности скрываются за спокойной, вежливой манерой поведения Филиппа. Все семнадцать дней он был терпелив, внимателен, надежно охранял ее и старался всячески развлекать. Разве этого не достаточно? Почему ее так беспокоит, что он для нее по-прежнему загадочный незнакомец?
Наверное, глупо ждать большего. После свадьбы они будут жить вместе и лучше узнают друг друга. Сквозь шум вихря бала с трудом пробился голос Элен:
– Поторопитесь, дети. Слава богу, что королева и его величество король все еще в Сен-Жермене. И без того неприлично, что вы – почетные гости, а приехали так поздно.
Наконец-то они добрались до бального зала. Герольд стукнул жезлом об пол и провозгласил:
– Герцогиня Харкурт, герцог Корбей, мадемуазель Бурбон-Корбей.
Предложив руку с одной стороны Элен, а с другой Энни, Филипп повел женщин навстречу хозяевам. Огромная комната была заполнена каскадами музыки, смеха и разговоров.
Энни крепче сжала его руку, ее охватила волна возбуждения. Она забыла об усталости и испуге, вид огромного зала и многолюдного собрания ошеломил ее.
Под потолком на фоне золотистой штукатурки выделялись яркие фрески, тысячи хрустальных граней на люстрах отражали трепетный свет сотен свечей. На узорчатом паркете скользили пары, раскачиваясь, подобно необычным цветам, мягко ласкаемым весенним легким ветерком. Воздух был пропитан ароматом экзотических растений. Но за всем этим великолепием чувствовалось напряжение, борьба сил, сплетение хитрых замыслов.