– Да, – он смахнул с руки невидимую пылинку. – Мне было тридцать два. Меня прооперировали, так что сейчас я в хорошей форме. Но для Лу-Энн все было решено. Она не сомневалась, что за первым приступом последует второй, а за ним – еще один. Тогда же она откровенно призналась мне: «Рэнди, я люблю тебя, но мне невыносимо думать, что я проведу лучшие свои годы, ухаживая за инвалидом».
Клэр покачала головой. Такая ущербная любовь была выше ее понимания.
– А что она за мать?
– Она хорошо заботится о Кэри, тут мне ее не в чем упрекнуть. Наш сын – симпатичный здоровый ребенок, и пока он останется таким, Лу-Энн будет ему хорошей матерью, – он со вздохом потянулся. – Теперь вы, думаю, понимаете, почему меня так поразила ваша преданность Джону.
– Вы говорите это так, будто я чем-то жертвую. На самом деле я просто люблю его.
– Я знаю. И все же я с трудом представляю, как вы справляетесь с… с физическими ограничениями…
– Джон для меня вовсе не обуза, – возмущенно заявила Клэр. – Я не встречала мужчины сексуальнее его.
– Простите, Клэр, – щеки у Рэнди заалели. – Похоже, я просто не могу вовремя остановиться, – потянувшись, он встал. – Ладно, мне пора домой.
Клэр не хотелось продолжать с ним разговор о Джоне, но еще больше ей не хотелось, чтобы он уходил. Казалось, вместе с ним упорхнет за дверь и ее ощущение безопасности. Однако она боялась, что Рэнди может неправильно истолковать ее просьбу задержаться подольше. Поднявшись, она достала из шкафа его пальто.
У дверей Рэнди обнял ее, но тут же отпустил.
– Возможно, Джону удастся понять, откуда к вам приходят эти видения? – предположил он. – Может, он вспомнит что-то, о чем вы напрочь забыли?
– Я не собираюсь рассказывать об этом Джону, – вырвалось у нее.
– Почему же?
– Не собираюсь, вот и все. Его это встревожит.
– Он – ваш муж, – нахмурился Рэнди, – а у вас серьезная проблема.
Клэр покачала головой.
– У Джона и так нелегкая жизнь. Не вижу смысла загружать его еще сильнее – тем более, что все это наверняка пройдет само собой.
Эти слова прозвучали так по-детски, что Клэр ничуть не удивилась той насмешливой улыбке, которая скользнула по губам Рэнди. Однако она не сомневалась в собственной правоте. Джон всегда страдал при виде ее страданий. Он и так испытал немало неприятных эмоций из-за всей этой истории с Марго, и Клэр не вправе была требовать от него большего.
– Я рад, что сходил в музей, – заметил Рэнди, доставая из кармана свою трубку. – И я не хотел вас расстраивать, так что простите, пожалуйста.
– Я ничуть не расстроена, – слукавила Клэр. На самом деле, ее расстроила мысль о том, что о своих проблемах ей было куда проще рассказать этому малознакомому человеку, чем собственному мужу. Вряд ли Джон способен был выслушать ее с тем же терпением, что и Рэнди. Впрочем, справедливости ради стоит отметить, что она никогда не давала Джону подобного шанса.
Какое-то время она рассеянно смотрела вслед Рэнди. И лишь когда машина его скрылась за деревьями, она вернулась в дом.
Оказавшись в гостиной, она вновь подошла к книжной полке и взяла в руки семейную фотографию. Джон обнимал Сьюзан за худенькие плечи, и все трое радостно улыбались. Волосы у Джона были в то время темнее, с еле заметным налетом седины, а улыбка – шире и беспечней. На фотографии он был в шортах – сидел, свесив ноги со скалы. И ноги эти, с атрофированными мышцами, выглядели тоньше и бесформенней, чем детские ножки Сьюзан.
Клэр легонько пробежала пальцами по стеклу. Нет, это был не первый раз, когда ее довольно бесцеремонно расспрашивали о Джоне. Прежде этим грешили ее подруги – те, что могли похвастаться физически здоровыми мужьями. Они любили пошутить на тему секса вообще и тех ограничений, которые, как им казалось, должна была налагать на Клэр жизнь с Джоном. Клэр тоже смеялась с ними, и никто не догадывался, как сильно ранили ее эти слова. Многие не раз повторяли, что восхищаются ею, как будто она пожертвовала собой, чтобы ухаживать за беспомощным ребенком.
Пока она смотрела на фотографию, в голове зародилась идея. Поставив снимок на полку, Клэр повернулась и решительно зашагала в спальню.
Здесь она быстро переоделась в серый костюм из ангоры – Джон говорил, что в нем она выглядит просто сногсшибательно. Затем запихнула в сумку пару вещей и уже через двадцать минут после отъезда Рэнди садилась в машину.
Поездка до Балтимора заняла у нее около часа.
Войдя в массивный вестибюль гостиницы, Клэр первым делом изучила расписание семинаров. Судя по всему, Джон должен был находиться сейчас в Розовой зале. Быстро освежив макияж и причесавшись, Клэр отправилась на поиски мужа.
Остановившись на пороге комнаты, она внимательно осмотрелась. Участники конференции – в основном мужчины – щеголяли в строгих деловых костюмах. Беседуя, они прогуливались между столиками, заставленными чашками и бутылками. В дальнем конце комнаты Клэр разглядела Джона. Тот сидел в своем кресле, разговаривая о чем-то с незнакомыми ей людьми.
Она зашагала в ту сторону, чувствуя, что разговоры затихают и мужчины неотрывно смотрят ей вслед. Будто электрический разряд прошел по комнате, и Клэр не сомневалась, что виной этому было ее появление.
Подойдя к Джону, она демонстративно положила руку ему на плечо. Пусть себе смотрят, думала Клэр. Пусть завидуют этому парню в инвалидном кресле.
Джон поднял голову и тут же расплылся в недоуменной улыбке:
– Какого дьявола ты тут делаешь?
– Я соскучилась, – шепнула Клэр, наклоняясь, чтобы поцеловать его. – Ключи от номера? – протянула она руку.
Все так же ухмыляясь, Джон вытащил из кармана ключи и вложил их ей в руку.
– Я скоро буду, – бросил он.
Клэр направилась к выходу, не сомневаясь в том, что ее появление произвело именно тот эффект, на который она рассчитывала.
– Что все это значит, Харт? – спросил Джон, вкатываясь спустя полчаса в свой номер. Клэр к этому времени успела принять душ и сидела теперь на постели в одной из рубашек мужа.
– Ты – самый замечательный мужчина на белом свете. Я просто боялась, что ты можешь забыть об этом, вот и решила приехать.
Джон быстро пересел с кресла на постель и притянул к себе Клэр.
– Бьюсь об заклад, сейчас каждый мужик в той комнате, в меру собственной фантазии, представляет, что именно происходит сейчас в нашей спальне.
Клэр поцеловала его, ощутив при этом нежность, смешанную с необъяснимым желанием плакать.
– Они могут представлять себе что угодно, – шепнула она, прижимаясь к нему всем телом, – но им ни за что не угадать, до чего же восхитительно-непристойно это будет.
Сказав так, она начала неспешный тур по лицу Джона, лаская губами его глаза, уши, щеки и рот. Клэр знала тело мужа почти так же хорошо, как и он сам. Она знала, где именно он ощутит ее прикосновения и где лучше всего ласкать его пальцами, а где он предпочтет губы и язык. Но уже спустя несколько мгновений она обнаружила, что касается его всюду – даже там, где он не в состоянии ощутить ее прикосновений. Однако она не остановилась – не замедлилась ни на секунду. Она знала: стоит ей хоть на мгновение оторваться от Джона, и слезы неудержимым потоком хлынут у нее из глаз.
17
Фермерский дом спал во тьме сырой пенсильванской ночи. Дождь мерно стучал по крыше, наполняя своим ритмичным шумом спальню на втором этаже. Такер прятался под кроватью Клэр, а Ванесса мирно спала рядом с сестрой. Когда началась гроза, Клэр позволила Ванессе устроиться рядом с собой. На самом деле девочки мало чего боялись: они спокойно брали голыми руками пауков и забирались на дуб так высоко, что сверху даже не видно было земли. Но молнии Ванессу пугали. Ее шестилетние подружки боялись грозы, и она ничем не желала отличаться от них.
Ванессе нравилось спать с Клэр. У них даже был свой маленький ритуал, которому они послушно следовали всякий раз, когда ночью начиналась гроза. Ванесса хныкала под одеялом до тех пор, пока Клэр не предлагала сестре перебраться к ней в кровать. Клэр всегда так делала, хотя и знала, что спать вдвоем будет невыносимо жарко.
Гром становился все глуше, и Клэр уже начала засыпать, когда за окном раздался внезапный треск. Вспышка молнии ярко озарила детскую мебель, игрушки и фотографии на стене. Ванесса захныкала и поглубже забралась под одеяло. И вновь за окнами воцарился покой. Гроза ушла, а скоро и дождь перестал барабанить по крыше. В наступившей тишине стали отчетливо слышны доносившиеся снизу голоса. Спальня Лена и Мелли находилась прямо под комнатой девочек. Обычно Клэр и Ванесса не слышали, о чем разговаривали их родители, но сегодня те беседовали на повышенных тонах.
– В понедельник утром я забираю вас с детьми, и мы все вместе возвращаемся в Вирджинию, – гремел голос Лена.
Ванесса стянула с головы одеяло и взглянула на Клэр. Ожидая ответа матери, девочки затаили дыхание.
Но Мелли, в отличие от мужа, не спешила повышать голос. Она что-то сказала, однако слов было не разобрать. Впрочем, Лен взбесился еще больше.
– Грязная шлюха! – проорал он.
– Не кричи, – сказала Мелли, – иначе разбудишь весь дом.
– И что с того? Твоим родителям давно пора узнать, какую потаскушку они вырастили!
– Лен, твои подозрения просто смехотворны.
В ответ он что-то прорычал, после чего раздался странный грохот – как будто в стену чем-то швырнули. Мелли тихонько вскрикнула. Охнув, Ванесса схватила Клэр своей маленькой горячей ручкой.
– Ш-ш-ш, – промолвила Клэр, но внизу говорили теперь так тихо, что слов просто не было слышно.
– Нам что, придется вернуться в Вирджинию? – спросила Ванесса.
– Ш-ш-ш, – Клэр пихнула сестру локтем: та просто не способна была разговаривать шепотом. – Нет, конечно. Сейчас лето. А летом мы живем на ферме.
В доме вновь воцарилась тишина. Снизу больше не доносилось ни звука. В полуоткрытое окно врывался свежий ветерок, приносивший с собой ароматы летней ночи. Внезапно Ванесса вновь схватила сестру за руку.