– Почему же так? Не захотела с дочерью жить?
– У нее там квартира отдельная. Я у них в гостях была, видела. Всю землю возле дома жильцы на кусочки поделили. И каждый на своем огородике и картошку, и зелень, и цветочки сажает. А кто хочет, так не цветочки, а лук с морковкой. Зачем Галине сюда перебираться? Она у себя в Колпино привыкла. Это Ленке там скучно казалось. Она все ближе к культурной жизни норовила пробраться.
Да уж! Культурная жизнь! С жирным директором продуктовой лавочки родом из Баку, до сих пор разговаривающим на русском с сильным кавказским акцентом! Тут уж так вдохнешь культурных ценностей, что потом не выдохнешь!
Но все же кое-что подруги себе на ус намотали. Каковы бы ни были причины, по которым Лена стремилась жить отдельно от матери, эта мать у нее все же имелась. И даже, против всяких ожиданий, не где-нибудь за тридевять земель, а совсем близко, в Колпино.
Однако сообщать несчастной женщине горестную весть подругам не слишком хотелось. Пусть этим займутся представители официального следствия. У них это получится куда лучше. Опыта больше. А подруги побеседуют с матерью Лены, когда несчастная женщина немного успокоится и придет в себя от полученного известия.
– Скажите, – обратилась к старушке Леся, – а вот вы хорошо знали свою соседку. Скажите, вы тоже считаете, что Лену мог убить Гоша?
Старушка задумалась. А потом внезапно сказала:
– Меня Анна Сергеевна зовут. Будем знакомы.
Подруги тоже представились. И Анна Сергеевна сердечно произнесла:
– Очень приятно. А что касается вашего вопроса, то… Гоша – человек горячий. Но я сама в молодости жила на Кавказе, в Грузии. И не просто в Грузии, а в самых ее отдаленных и диких уголках. Работала на мандариновых плантациях.
Подруги искренне изумились:
– Что вы говорите?
– Да уж! – заулыбалась Анна Сергеевна. – Комсомольская юность. Напрасно сейчас молодежь считает, что у нас была плохая жизнь. Да, за границу мы не ездили, или ездили, но очень редко, и только в страны так называемого соцлагеря – Болгарию, Чехословакию, Восточную Германию. Зато какая огромная страна лежала перед нами! СССР! Все, что человеку нужно, у нас было. Хочешь горные лыжи – сделай такое одолжение, поезжай на Алтай. Хочешь жары, дынь и экзотики – бери путевку в профкоме и за четверть цены или вовсе бесплатно езжай себе в Узбекистан. Хочешь романтики – можешь податься на целину. Еще и денег получишь. А уж романтики ты там хлебнешь – на всю жизнь хватит!
– А вы, значит, в Грузию подались?
– Я ведь сама из деревни, – призналась старушка. – А после войны у нас в колхозе народ стал по городам разбегаться. Оно и понятно. Мужиков, которые на себе основную работу тянули, на войне той проклятой поубивало. А сельская жизнь, что ни говори, на грубой физической силе во многом держится. Или тогда держалась. Сейчас-то всякие приспособления придумали, а тогда вместо трактора или лошадей только плуг с быками был. А наши быки пахать-то не приучены, идут неохотно. Измучаешься, пока свой надел вспашешь. Да если быки есть, это еще хорошо. На себе люди землю пахали. Женщины и дети в плуг впрягались и так тащили. Вот люди и стали от такой деревенской идиллии в большие города бежать. Там жизнь хоть немного, да все же полегче была.
– И вы в Грузию подались?
– Сначала туда. Мне подруга так посоветовала. Сама она еще тремя годами раньше уехала. И сказала, что мне тоже поможет из родного колхоза бежать. Когда народ разбегаться начал, председатель паспорта нам на руки не выдавал. А мы и без паспорта обошлись. На мандарины всех подряд брали, у них вечная нехватка рабочих рук была. Ну а оттуда уже запрос в правление послали. Те паспорт, ясное дело, не шлют. Но человек же без паспорта не может. Вот на основании отказа из родных колхозов нам всем на плантации новые паспорта и выправляли. И становились мы после этого вольными птицами.
И, помолчав, старушка озадаченно произнесла:
– А к чему это я вам все рассказываю? Ах да! Прожила я в этом грузинском селе долго. И народ там, скажу я вам, горячий был. Необузданный совсем. И ссоры случались. Но убивали там ничуть не чаще, чем в моей родной северной деревне. Так что все эти разговоры про горячих южных парней… не очень-то я им верю. Да, покричать они могут. И за кинжалы схватятся при случае тоже. А чего бы им за них и не схватиться, если у каждого он на поясе висит? Но вот чтобы пустить это оружие в ход и нанести друг другу серьезные ранения – такое случалось крайне редко. Ничуть не чаще, чем у нас в деревне. И у нас мужики напьются, да и без всяких кинжалов топорами друг друга зарубят или вилами заколют. Так что как Гоша мог Ленку убить, так и любой из ее других хахалей – тоже мог.
Ого! Оказывается, у Лены и другие вполне официальные кавалеры имелись!
– Это только я знала. Живем мы с Леной… Верней, жили мы с ней дверь в дверь. Так что я всех, кто к ней приходил, могла свободно наблюдать.
– И много приходило?
– Да уж хватало, – хмыкнула старушка то ли одобрительно, то ли завистливо. – Гоша-то ее после десяти вечера невыездной был. Дома сидел, перед женой примерного супруга изображал. А Ленка этим и пользовалась.
Отлично! Значит, Лена вполне могла быть той девушкой, которую Алекс привез к себе в коттедж. Подруги и раньше в этом почти не сомневались. Но все же им было приятно лишний раз услышать подтверждение своей гипотезы.
– А вы их знаете?
– Кого?
– Любовников Лены!
– Знакомиться не приходилось. А в лицо, конечно, знаю.
Какая удача! Леся тут же полезла за телефоном, где у нее был сфотографирован Алекс на фоне родной и нежно любимой «Мазератти» – подарка любимой женщины.
– Посмотрите, вы не узнаете этого человека?
Анна Сергеевна посмотрела и кивнула:
– Вчера вечером он за Ленкой заезжал.
Просто удача на удаче!
– А Лена не говорила, куда они потом поедут?
– Нет. Я только потому их и увидела, что внука своего после института ждала. Боюсь я за него, когда на улице темнеет рано. В подъезде вечно лампочки выкручивают. В прошлом месяце хулиганы на соседней улице на женщину напали, по голове ее стукнули, сумку вырвали, драгоценности отняли. Хорошо еще, что жива осталась. А на прошлой неделе во дворе на подростка напали. Телефон отняли, деньги, убить грозились.
Поэтому заботливая Анна Сергеевна, наплевав на строгий запрет внука, все равно дожидалась юношу, сидя у окошка в кухне. И, как только разглядела знакомый силуэт, подходящий к их подъезду, прокралась к двери и стала слушать. Если бы на внука напали на лестнице или возле лифта, то она бы услышала и приняла меры. Но все прошло удачно. Внук поднялся на этаж в целости и сохранности. Позвонил в дверь. И Анна Сергеевна, как заправский конспиратор, выждала некоторое время и лишь затем открыла ему дверь.
– Вот тут я их и увидела. Лена как раз из своей квартиры выходила. А этот уже стоял. С лилиями. Аромат от них был! Я даже закачалась. И потом полвечера до слез чихала.
Но Лена аллергией не страдала. Цветы взяла. И, весело чмокнув кавалера в щеку, повлекла его вниз по лестнице.
– Вот этот самый парень и был, – кивнув на фотографию Алекса, повторила Анна Сергеевна. – Ваш знакомый?
– Да, – кивнула Кира.
– А вы не помните, в котором часу Лена этой ночью вернулась домой? – спросила Леся.
– Вот этого не скажу. Внук-то мой дома был. Чего мне под дверью караулить?
– Но вы говорили, что, когда уходили утром за продуктами, у Лены кто-то разговаривал?
– Да. Два голоса вроде слышались. Только это ведь и телевизор мог быть.
– А во сколько это было?
– Давайте прикинем. Внук у меня встает в восемь. Пока я его завтраком накормила, проводила – час всяко прошел. Потом я собиралась, куртку себе зашила, она по шву у меня распоролась. Думаю, что еще час провозилась.
– Значит, около десяти?
– Да. В десять я как раз мимо Лениной двери и проходила.
Подруги задумались. Интересно, а что говорят по поводу Лениной смерти эксперты? Хорошо бы узнать, да как? Но тут Анна Сергеевна сама пришла подругам на помощь.
– Вот и медики говорят, что Лену должны были убить примерно в то же время.
Девушки так и ахнули:
– Что?!
– Они уже установили время смерти?!
– Приблизительно, – вздохнула старушка. – Говорят, что это случилось между девятью и одиннадцатью часами утра.
Значит, нужно обойти всех соседей и поспрашивать, не видели ли они кого-то подозрительного в этом временно́м промежутке. Вообще говоря, этим должна была заняться милиция. Но подруги по собственному опыту могли сказать, что милиции люди говорят далеко не все и не всегда. Людям боязно быть откровенными со стражами правопорядка. Ведь станешь свидетелем, мороки потом не оберешься. Будут таскать тебя для подписания многочисленных бумаг. А потом еще и в суд вызовут. И пойдешь – плохо будет, подсудимый, когда его по твоим показаниям осудят, на тебя обязательно зло затаит. А не пойдешь – суд не состоится, опять плохо все получится. Станут тебя органы допекать и надоедать…
Поэтому девушки возлагали некоторые надежды на то, что им скажут куда больше, чем оперативникам. Но то ли соседи действительно никого подозрительного не видели, то ли просто не хотели ничего знать, только обход квартир не дал подругам никакой новой информации.
Пришлось оперировать тем, что они и так знали. Лену убили где-то в промежутке между девятью и одиннадцатью часами утра. Девушка после бурной ночи в «Чудном уголке» благополучно вернулась к себе из коттеджа убитого Алекса. И уже у себя дома, и не ночью, а утром, встретила свою смерть.
– Кстати, а как она добиралась до своего дома из нашего «Чудного уголка»? Туда ее привез Алекс? А обратно?
Обход соседей повторять не стоило. Все равно они уже заявили, что никто Лену не видел ни вчера, ни сегодня. И вообще, они знать ничего не знают и ведать не ведают.
– Но если Лена вернулась домой под утро, то хоть кто-то в доме должен был ее видеть?
– Собачники? Они бывают на улице чаще остальных соседей и многое видят.