ми сирени, низкими деревцами миндаля и вишни. Беседки, увитые шпалерными розами, так и манили посидеть в их тени, подышать изысканными ароматами распустившихся цветов. Виктор проводил целые дни в этом саду, ему иногда казалось, что он в раю и все земные заботы остались за воротами его убежища. Он много читал. Закончив книгу «Влюбленный дьявол», он взялся за сложное для понимания произведение Данте Алигьери «Божественная комедия». Подозрение, что этот великий автор принадлежал к Ордену ловцов, только укрепилось, когда он начал вникать в суть шедевра.
«…То горестный удел
Тех жалких душ, что прожили, не зная
Ни славы, ни позора смертных дел.
И с ними ангелов дурная стая,
Что, не восстав, была и не верна
Всевышнему, средину соблюдая.
Их свергло небо, не терпя пятна;
И пропасть Ада их не принимает,
Иначе возгордилась бы вина…
…И смертный час для них недостижим,
И эта жизнь настолько нестерпима,
Что все другое было б легче им.
Их память на земле невоскресима;
От них и суд, и милость отошли…»
Прочитав этот кусок, Виктор подумал об аморфах. Они тоже болтались между мирами. Заинтересовала его и «ангелов дурная стая». Он натыкался в некоторых книгах на «падших ангелов», эти сущности всегда занимали его, но четких ответов он не получал из рукописных источников. Как-то он спросил Идриса об этих странных ангелах, но вразумительного объяснения так и не получил. Судя по тексту Данте, «дурная стая» болталась вместе с неприкаянными душами, и Виктор даже решил, что это прилипалы.
Проводя время за книгами и много размышляя об интересующих его моментах текстов, Виктор забыл практически обо всем. Но только не о Лизе. И чем дольше он оставался в одиночестве, тем сильнее хотел ее увидеть. Это было непреодолимо. Виктор порывался позвонить ей, но усилием воли останавливал себя. Опасность исходила даже от мыслей об этой девушке, а уж встреча с ней довершила бы дело и закрепила эмоциональные цепи, которые уже приковали Виктора к ней. Необходимо было разорвать эту связь. Но пока ему это не удавалось. Он снова поставил ее портрет в спальне напротив кровати. Но, промучившись пару ночей и уже дойдя до того, что вскакивал и начинал целовать изображение девушки, Виктор запаковал портрет и засунул его за шкаф.
А на шестой день его заточения без приглашения явились Клод и Никос. С ними была какая-то неизвестная Виктору девица, худенькая, вертлявая, настоящая дуреха с длинной челкой и шальными глазами с постоянно расширенными зрачками. Ему позвонил охранник и сказал, что явились гости, парень по имени Клод и с ним две девушки, и они настойчиво рвутся на виллу. Виктор в этот момент находился на террасе, он пил кофе и предавался мыслям о Лизе. И ощутил приступ невыносимого волнения, решив, что одна из девушек может быть Лизой. Он велел охраннику пропустить нежданных посетителей.
– Ну ты тут и окопался! – весело заявил вошедший на террасу Клод. – Охрана – просто звери!
– Им хорошо платят! – ответил Виктор, заглядывая ему за спину.
Он ощутил разливающийся по телу жар. Но на террасе появились Никос и Николь. Именно так представил Клод подружку ребят. Девушка была одета практически как и андрогин. Они оба облачились в свободные хлопковые расписные балахоны в этническом стиле, явно из одной коллекции. Шея Николь была в каких-то цветных узорах, Виктор решил, что это замысловатые татуировки.
– Располагайтесь, – любезно предложил Виктор, испытывая жгучее разочарование, что не увидел Лизу. – Охранник принял Никоса за девушку, – добавил он.
– Я уже привык! – рассмеялся тот.
Виктор с трудом удержался от желания спросить о Лизе. И окончательно осознал, что увяз в своей симпатии к этой девушке дальше некуда.
«Я влюблен? – задавал он себе вопрос, пододвигая плетеные стулья к столику. – Я люблю?! О нет!»
Мучительная гримаса исказила его лицо, Клод внимательно на него глянул и заметил, что Виктор – первоклассная модель и он хочет писать его портрет.
– Не горю желанием, – сухо ответил Виктор. – К тому же во мне нет ничего необыкновенного.
– У тебя тонкая нервная организация! – заметил Клод. – От этого у тебя такое выразительное лицо. На нем все легко читается.
– Вот как… – задумчиво проговорил Виктор.
«Надо быть начеку! – сказал он себе. – Я распустился, расслабился. Посторонние люди видят отраженные эмоции, а это никуда не годится, если любой человек может прочитать все на моем лице. Дело в Лизе! Знакомство с ней сильно на меня влияет, и я теряю контроль над собой».
– Ты клевый! – неожиданно встряла Николь.
Виктор ничего не ответил на это замечание и покинул террасу. Для начала он заглянул в ванную и пару минут постоял у зеркала, стараясь придать своему лицу спокойное выражение. Но горькие складки, залегшие у его губ, морщинки, появившиеся между бровями, заставили задуматься.
«За несколько дней я разительно изменился, – размышлял он. – Мой беспечный вид богатого бездельника, эта спасительная маска, улетучился. У меня и правда все написано на лице! Я люблю? Лиза, милая…»
Неожиданные слезы подступили и обожгли глаза, горечь заполнила сердце, он готов был разрыдаться и в который раз испугался силы чувств, которые у него вызывала эта девушка. Виктор подумал, что, возможно, выбранная им тактика полного игнорирования в корне неверна. И это лишь подстегнуло его чувство. Симпатия, смешанная с интересом, переросла в нечто большее.
«Я просто дурак! – ругал он себя. – Надо было встречаться с ней, заниматься сексом, много общаться. Возможно, это уже охладило бы меня».
Виктор вернулся на террасу, неся поднос с кофейным сервизом и вазочкой, заполненной домашним печеньем. Увидев обнаженную Николь, стоящую в эффектной позе возле перил, он чуть не выронил поднос. Все ее тело было расписано диковинными яркими цветами. Никос фотографировал ее на планшет, Клод сидел в напряженной позе и делал быстрые наброски карандашом.
– Ребята, вы, вижу, не стесняетесь! – сказал Виктор, поставил поднос на столик и поднял с пола платье-балахон девушки.
– Я приехал на Лидо пописать море, сегодня чудесный солнечный день, тихий и ясный, словно улыбка ребенка, – пробормотал Клод, не отрываясь от рисунка. – И случайно встретил на берегу ребят.
– Тесен мир! – рассмеялся Никос. – Мы участвовали в фотосессии в стиле боди-арт. Но у меня было расписано только лицо, а Николь покрывали узоры с ног до головы, как ты видишь. Мы стояли обнявшись, олицетворяли собой как бы двуполое существо… Так нам объяснил фотограф.
– А ведь это сам Микеланджело ди Баттиста! – с гордостью добавила Николь.
– Мне это ни о чем не говорит, – равнодушно ответил Виктор, изучая худощавую фигуру девушки, ее кожу, расписанную как картина.
– Это известный фэшн-фотограф, – пояснила она, – его снимки регулярно публикуются в Harper’s Bazaar, Vogue и других.
– Я не читаю модные глянцевые журналы, – с усмешкой проговорил Виктор. – И вообще далек от этого мира.
– Но одеваешься ты в известные брэнды! – заметил Клод и рассмеялся.
– Беру, что нравится и в чем удобно, – нехотя ответил Виктор и начал разливать остывший кофе по чашечкам.
– О, кофеек! – обрадовался Никос, отложил планшет и уселся за столик. – То, что надо!
Виктор усмехнулся. Непринужденность ребят и радовала, и слегка напрягала.
– Я увидел отражатели у самой воды и фотосъемку, – продолжил Клод, не переставая зарисовывать замершую Николь. – И подошел. Никоса узнал сразу, несмотря на его расписное, как пасхальное яйцо, лицо. А с Николь познакомился уже после окончания фотосессии. Краска для боди-арт плохо смывается.
– Аквагрим покрыт фиксирующим спреем, – встрял Никос.
– Тут-то я и вспомнил о твоей вилле и предложил ребятам пойти к тебе и как следует помыться, – невозмутимо продолжил Клод. – Благо мы были совсем рядом. Ты же сам меня приглашал.
Виктор онемел от такой вольности, с языка чуть не сорвалось, что у него тут не «общественная баня, открытая для посещения в любой день», но, глянув на ребят, понял, что его возмущение будет выглядеть смешным и в чем-то нелепым. Для них такое поведение было нормой. И художники и модели были своего рода детьми всего мира, чувствовали себя везде как дома и особо не заморачивались правилами этикета.
– Да, конечно, – любезно ответил Виктор, взяв себя в руки. – Ванная на втором этаже, можете воспользоваться.
– Ты супер! – восхитилась Николь и захлопала в ладоши. – А то у меня уже все тело чешется. Не так-то это безопасно, как уверяют нас художники, рисующие на теле.
– И не говори! – заметил Никос. – Поначалу приятно, но потом! Еще и аллергия бывает на некоторые красители.
– Я мыться! – весело сказала девушка. – Может, кто-то хочет составить мне компанию?
И она выразительно глянула на Виктора.
– Могу спинку потереть! – оживился Никос.
– Ты? – явно удивилась Николь и передернула плечами. – А ты разве мужчина?
– А при чем тут моя половая принадлежность? – расхохотался Никос и пошел вслед за ней.
Ребята скрылись за дверьми, Клод еще какое-то время не отрывался от рисунка. Виктор устроился напротив и грыз яблоко, наблюдая за художником. С языка рвался вопрос о Лизе, но он сдерживал себя.
– Ты не в обиде, что мы так вот заявились без предупреждения? – все же спросил Клод, наконец закончив рисовать и отложив блокнот.
– Мог бы, конечно, и позвонить, – с улыбкой ответил Виктор. – А вдруг бы меня дома не оказалось?
– Развернулись бы и ушли, – равнодушно ответил Клод. – Но я хотел набрать твой номер, да тут обнаружил, что не переписал его со старого смартфона. Благодаря твоей щедрости я приобрел новую модель айфона, – довольно добавил он.
– Я рад, – ответил Виктор.
– Правда, обнаружив, что твоего номера нет в памяти, я позвонил Лизе, хотел узнать у нее, – продолжил Клод. – Уж у нее-то точно есть!
– И что Лиза? – напряженно спросил Виктор, чувствуя, как противно потеют ладони.