– Прошу прощения, – сказал он, покраснев.
– За что? – удивился Фобо.
Ответ показался Хэлу невероятно смешным. Он захохотал вслух, снова отхлебнул из кружки. Если он сейчас быстренько ее осушит и купит кварту для Жанетты, то успеет вернуться домой, не потратив на это всю ночь.
Когда жидкость в кружке уполовинилась, Хэл услышал, как Фобо, будто издалека, с другого конца длинного туннеля спрашивает его, интересно ли ему, где сделан этот алкоголь.
– Шиб, – сказал Хэл.
Он поднялся, но пришлось опереться ладонью об стол, чтобы не слишком качало. Кувыркун напомнил ему о маске.
– Земляне по-прежнему вызывают любопытство. Мы же не хотим терять весь вечер, отвечая на вопросы. Или пить все, что нас заставят пить.
Они пробрались через шумную толпу в заднюю комнату. Фобо указал куда-то в угол и сказал:
– Смотри же! Кесарубу!
Хэл присмотрелся. Если бы некоторые из его внутренних запретов не смыло спиртной струей, он позеленел бы от отвращения.
Создание, сидевшее на стуле у стола, с первого взгляда можно было принять за кувыркуна. Светлая грива, лысина, нос, двукрылый рот в форме букв V. Круглое тело и огромное брюхо, как часто бывает у озановцев.
Но приглядевшись – чему способствовал яркий свет лампы без абажура – Хэл увидел существо, чье тело подобно ножнам укрывал твердый хитин светло-зеленого оттенка. И хотя это причудливое создание было укутано длинным плащом, его руки и ноги оставались голыми. И были они не гладкими, а кольцеобразно сегментированными, края этих сегментов находили друг на друга, как в печной трубе.
Фобо заговорил с этим существом, некоторые слова Ярроу понимал, об остальных можно было догадаться.
– Дакко, это господин Ярроу. Поздоровайся с господином Ярроу, Дакко.
На Хэла уставились большие голубые глаза. Они ничем не отличались от глаз кувыркуна и все же казались нечеловеческими, свойственными исключительно членистоногому.
– Здравствуйте, господин Ярроу, – сказал Дакко голосом попугая.
– Скажи господину Ярроу, какой сегодня прекрасный вечер.
– Прекрасный вечер, господин Ярроу.
– Скажи ему, что Дакко рад его видеть.
– Дакко рад вас видеть.
– И ему служить.
– И вам служить.
– Покажи господину Ярроу, как ты делаешь жукосок.
Стоящий возле стола кувыркун бросил взгляд на часы и быстро залопотал что-то по-озановски. Фобо перевел:
– Он говорит: Дакко ел полчаса назад и уже готов подавать. Эти создания плотно едят каждые полчаса, и потом… гляди!
Дьюрок поставил на стол большую глиняную миску. Дакко наклонился над ней так, что полудюймовая трубка, чуть выступающая из его груди, нависла над краем. Это отверстие, подумал Хэл, может быть видоизмененным выходом трахеи. Из трубки в миску полилась прозрачная жидкость и быстро наполнила ее до краев. Дьюрок схватил миску и унес прочь. Из кухни вышел озановец, неся тарелку – как узнал впоследствии Хэл – с покрытыми сахарным сиропом макаронами. Он поставил тарелку на стол, и Дакко начал есть, черпая большой ложкой.
У Хэла мозг уже здорово подтормаживал, однако до него все же дошло, что происходит. Он лихорадочно огляделся – куда бы сблевать. Фобо подсунул ему под нос стакан с выпивкой, и Хэл за неимением альтернативы глотнул – уже без разницы, пропадать так пропадать. Как ни странно, огненная жижа утихомирила волнение в желудке. Или выжгла поднимающийся прилив.
– Именно так, – ответил Фобо на придушенный вопрос Хэла. – Эти твари – превосходный пример паразитической мимикрии. Хотя они лишь квази-инсектальны, выглядят точь-в-точь как мы. Живут среди нас и зарабатывают себе на стол и квартиру, снабжая дешевым и приятным алкогольным напитком. Ты ведь обратил внимание на его огромное брюхо, шиб? Именно там они так быстро вырабатывают спирт и столь легко его отрыгивают. Просто и естественно, правда ведь? У Дьюрока есть еще два таких работника, но сегодня у них выходной, и наверняка они накачиваются где-то по соседству. Солдатик в отпуску…
Хэл не выдержал:
– Слушай, можем мы купить кварту и убраться отсюда? Мне нехорошо, воздух спертый. Или еще что-то, не знаю точно.
– Пожалуй, еще что-то, – вполголоса задумчиво ответил Фобо.
Подозвал официантку и послал ее за двумя квартами. Пока они ожидали, вошел приземистый кувыркун в маске и синем плаще. Он остановился у входа, широко расставив ноги в черных сапогах, а трубообразный выступ маски походил на перископ, высматривающий добычу.
– Порнсен! – ахнул Хэл. – Да у него форма под плащом!
– Шиб, – согласился Фобо. – Это опадающее плечо и черные сапоги ни с чем не спутаешь. Интересно, кого он хочет обдурить?
Хэл огляделся.
– Мне надо отсюда убраться!
Вернулась официантка с двумя бутылками. Фобо заплатил ей, дал одну бутылку Хэлу, и тот машинально сунул ее во внутренний карман плаща.
Гаппт увидел их от двери, но, видимо, не узнал. Ярроу был в маске, а эмпат для Порнсена ничем не отличался от прочих кувыркунов. Порнсен, видимо, как всегда методично, собирался провести тщательный досмотр. Он неожиданным движением поднял опущенное плечо и принялся раздвигать занавески кабинок. Если он видел кувыркуна в маске, то поднимал ее и заглядывал в лицо.
Фобо тихо засмеялся и сказал по-американски:
– Ну нет, такое ему не сойдет с рук. Он кем нас, сиддян, считает? Мышками, тихо шуршащими в норке?
И то, чего он ожидал, случилось. Коренастый кувыркун, к маске которого Порнсен потянулся, вдруг встал и поднял маску самого гаппта. Увидев не-озановское лицо, он на миг опешил, а потом взвизгнул и, выкрикнув что-то, двинул землянина в нос.
И начался бедлам. Порнсен пошатнулся, отлетел к чьему-то столу, перевернул его, падая, вместе с кружками и шлепнулся на пол. К нему тут же прыгнули два кувыркуна, еще кто-то ударил четвертого, тот дал сдачи. Дьюрок, схватив короткую дубинку, вмешался в свалку и начал колотить дерущихся сзади по ногам и спинам. Кто-то плеснул ему в лицо жукосоком.
И в этот момент Фобо щелкнул выключателем и погрузил таверну во тьму.
Хэл стоял в совершеннейшем ступоре, и тут его схватили за руку.
– За мной!
Почувствовав уверенное рукопожатие, Хэл повернулся и пошел за Фобо, спотыкаясь, – видимо, по направлению к задней двери.
Но такая же идея возникла сразу у многих посетителей сего злачного места. Хэла сбили с ног, потоптались по нему, Фобо выпустил его руку. Ярроу крикнул ему вслед, но если и был какой-то ответ, его заглушил хор воплей:
– Отвали!
– Слезь с меня, дубина, мать твою жучиную!
– Ах ты ж, растак вас, набились в двери, не пройти!
К шуму прибавился резкий треск. Хэл задохнулся от мерзкой вони – кувыркуны в стрессе выпускали газ из своих бешеных мешков. Хватая ртом воздух, Хэл пробился из двери наружу и через несколько секунд, кое-как перебравшись через извивающиеся тела, освободился от давящей тесноты и метнулся в какой-то переулок. Оказавшись на улице, он побежал со всех ног. Куда – и сам не знал, его вела лишь одна мысль: уйти как можно дальше от Порнсена.
Горели на высоких тонких железных столбах дуговые фонари. Хэл бежал, почти задевая плечом здания, стараясь держаться в тени многочисленных балконов. Через минуту, оказавшись возле узкого прохода, он замедлил шаг. Глянул, убедился, что это не тупик, бросился туда и вскоре вышел к большому квадратному баку – судя по вони, мусорному. За ним он и притаился, стараясь перевести дух. Постепенно легкие пришли в равновесие, Хэл прекратил разевать рот как рыба, выброшенная на берег. И грохот пульса в ушах стих.
Погони не было слышно. Посидев еще немного, он решил, что уже можно подняться. Ощутил тяжесть бутылки в кармане плаща. Удивительно, что она не разбилась. Жанетта получит свою выпивку. Ему будет что ей рассказать! И после всей этой переделки он наверняка получит награду…
Хэл повел плечами, чувствуя, как по телу побежали мурашки, и быстрым шагом пошел по переулку. Он понятия не имел, где находится, но в кармане была карта города, распечатанная еще на корабле, с подписанными названиями улиц по-озановски, с американским и исландским подстрочным переводом. Значит, ему нужно всего лишь при свете фонаря прочесть надпись на указателе, сориентироваться по карте и вернуться домой. А что до Порнсена – у того нет никаких реальных улик против Хэла, и обвинить его гаппт не сможет, пока не наскребет что-нибудь посущественнее. У Хэла золотой ламед, и это ставит его вне подозрений. Так что пусть Порнсен…
Глава двенадцатая
Порнсен! Стоило лишь произнести про себя его имя, как он тут же материализовался. За спиной застучали сапоги, и Хэл обернулся. По переулку шел коротышка в плаще, и свет фонаря плясал на опущенном плече, мелькал на черных сапогах. Маски на нем не было.
– Ярроу! – торжествующе заверещал гаппт. – Можешь не бежать! Я видел тебя в той таверне, тебе теперь не оправдаться! – Дробно цокая каблуками, он подбежал к подопечному. – Ты там пил! Я видел собственными глазами!
– Ну да? – прохрипел Хэл. – Еще что?
– А этого мало? – заверещал гаппт. – Или ты прячешь еще что-нибудь запретное у себя в квартире? Наверняка! Наверняка у тебя там полно бутылок! Ну-ка, пойдем! Прямо к тебе! Все там обыщем – я не удивлюсь никаким доказательствам твоего нереального мышления.
Хэл ссутулил плечи, сжал кулаки, но промолчал. Ему было велено идти впереди, быстренько шагать к зданию, где жил Фобо, и он пошел без малейшего признака неповиновения. Как победитель и побежденный, они гулко промаршировали из переулка на улицу. Вот только Хэл время от времени портил картину, пошатываясь и хватаясь за стену, чтобы не упасть.
– Ты, пьяный наврум! – оскалился Порнсен. – Меня тошнит от одного лишь взгляда на такую скотину!
Хэл протянул руку, указывая вперед.
– Кажется, здесь плохо не только мне. Посмотри на него.
На самом деле ему не было никакого дела до чужих неприятностей, – его вела безумная надежда, что сгодится все, что угодно, любая мелочь, чтобы оттянуть финальный фатальный миг, когда они придут в его квартиру. И он показал на крупного и явно пьяного в зюзю кувыркуна, хватающегося за фонарный столб, чтобы не хлопнуться оземь игольчатым носом. Точь-в-точь пьянчужка девятнадцатого-двадцатого века, – вплоть до цилиндра, плаща и фонарного столба. Время от времени это создание стонало, словно обуреваемое глубоким волнением.