– А вы красивее, чем мне помнилось, – заметил он, когда Кэт сделала паузу, чтобы отдышаться.
– А вы уродливее и презреннее, – отрезала Кэт, заметив, как улыбка исчезла с лица Флеминга. Было видно, что ему не нравится, что его назвали уродливым и презренным. Хорошо! А он-то считал себя в безопасности за этим большим столом, в дорогом кожаном кресле!
– Вторая сторона тоже может принять участие в игре слухов, мистер Флеминг. Только мои слухи окажутся верными. Я встречалась со многими горняками, которые могут подтвердить мои сведения. Может быть, я соберу городской митинг и расскажу горожанам о ваших делишках. Не уверена, что люди представляют себе, сколько рабочих погибло на ваших рудниках. Не знают они и о том, что вдовы и дети не получили от вас помощи ни на грош. Не знают, что случается с людьми, ставшими инвалидами в результате несчастных случаев или в результате болезни легких.
– Вы всерьез рассчитываете на то, что кто-то станет слушать женщину, которая бегает по городу в компании монахини, школьной учительницы и свихнувшегося методистского проповедника?
Кот сощурила глаза.
– Людям будет интересно узнать, что вы считаете отца Дайера свихнувшимся. Особенно, учитывая то, что вы здесь чужак, а он – уважаемый человек, который давно живет здесь.
– Я буду отрицать все, что вы наговорите, мисс. Может быть, я даже сделаю пожертвование на его церковь. А вы должны помнить, что я протестант, а вы относитесь к ненавистным папистам. Или вы не заметили, что здесь все настроены против католиков?
– Нет, не заметила. Все в Брекенридже относятся ко мне очень дружелюбно. Все, кто не работает на вас.
– Но и я готов проявить дружелюбие, миссис Фицджеральд. – На его губах появилась двусмысленная улыбочка, и по спине Кэт пробежал холодок.
– Я собираюсь настоять на том, чтобы шериф провел расследование, как мог начаться пожар в моем доме, – пригрозила Кэт. У нее не было доказательств, что Флеминг замешан в поджоге, но Нолин клялась, что не оставляла огня в кухне, прежде чем отправиться в обитель Святой Гертруды, и ни одна лампа не была зажжена.
– Вам следует иметь в виду, что я могу обвинить вас в клевете, если вы начните выдвигать подобные обвинения, – резко ответил Флеминг, оценивающе поглядывая на Кэт, словно та была вещью, которую он собирался приобрести, и теперь решал, подойдет ли ему покупка по качеству. – Почему бы вам не оставить все эти агрессивные выпады в мой адрес, миссис Фицджеральд. Такое поведение не подобает столь привлекательной женщине. Если вам больше печем заняться, позвольте предложить вам более близкое знакомство. Мне нравится ваш пыл. Думаю, вы были бы мне отличной любовницей.
Кэт открыла рот от возмущения. С игривой ухмылкой на лице, Флеминг поднялся из-за стола.
– Распылять такую страсть возле салунов, размахивать плакатами и злить глупцов, угрожать джентльменам, которые…
– Джентльменам? – воскликнула Кэт, в то время как Флеминг неторопливо огибал стол.
– Конечно, – сказал он. – Во мне вы найдете джентльмена, щедрого и умелого любовника…
– Да я лучше буду спать со свиньей! – выкрикнула Кэт, хватая со стола тяжелое пресс-папье с золотым самородком наверху и бросая в хозяина кабинета, прежде чем тот успел приблизиться к ней. Затем она пулей бросилась к двери, но успела заметить струйку крови на лбу наглеца, что доставило ей чувство глубокого удовлетворения.
– Ну, погоди, сучка! – донеслись до нее слова Флеминга. – Ты будешь жалеть об этом до конца своих дней.
«Никогда, – подумала Кэт. – Была бы у меня кирка, я бы вообще снесла ему голову». Но вместе с тем, несмотря на храбрые рассуждения, она ужасно испугалась.
ГЛАВА 18
Дрожа от страха, едва не плача, Кэт вышла из конторы Трентон Майнинг Компани. Как он посмел сделать такое предложение порядочной женщине? Думает, раз богатый выходец с Востока, то может обращаться с нею так пренебрежительно? Медфорд Флеминг угрожает ее благосостоянию, поджег дом Коннора, а теперь еще вздумал оскорблять Кэт… словно она какая-нибудь шлюха. А что она может поделать? Как может женщина защитить себя от подобных мужчин? Теперь ясно, о каких опасностях, подстерегающих молодую женщину, говорила мама. И теперь понятно, почему Шон так настаивал, чтобы Кэт находилась под защитой Коннора. Но сейчас его не было в городе. Коннор отправился разбираться с новыми неприятностями, которые, без сомнения, тоже подстроил Флеминг.
Больше всего на свете Кэт хотелось сейчас выплакаться на плече у матери. Только женщина способна понять, какое унижение ей пришлось испытать от такого отношения к себе со стороны мужчины, которого она ненавидела. Женщины… они могут не обладать той властью, которой пользуются в обществе мужчины, но кое-что зависит и от них. Во все времена женщины являлись арбитрами респектабельности, несли понятие о цивилизованных отношениях и порядочности, всегда были готовы защищать свои убеждения. Флеминг использовал слухи и сплетни для достижения своих целей, и Кэт пригрозила ему ответить тем же, хотя и не думала поступать таким образом. Это было бы опасным шагом, но все же…
Кэт передумала. Вместо того, чтобы отправиться домой, сунуть голову под подушку и выплакаться, она зашагала к домику Дайеров возле реки, где сегодня у дам «Общества помощи методистам» было назначено собрание. «Женщинам нужно объединиться», – думала Кэт, и она готова дать им такую возможность.
– Ах, моя дорогая Кэтлин! – воскликнула Люсинда Дайер. – Какой сюрприз.
– Дорогая миссис Дайер, – в свою очередь любезно отозвалась Кэт, – мне жаль, что я помешала вам… но я… у меня…
Все дамы-методистки выглядели такими же удивленными, как и Люсинда. Одна только Гертруда Бригл спросила:
– Что такое, Кэт? Что случилось?
Кэт залилась слезами. Покинув контору Флеминга она держалась из последних сил и теперь с облегчением дала выплеснуться обиде.
– Моя дорогая, – воскликнула Люсинда и заключила Кэт в объятия.
Дамы толпились вокруг, предлагая наперебой чай, носовые платки, пирожные, успокаивающие, похлопывая по спине и задавая вопросы. Наконец Кэт промолвила:
– Я… ходила к Медфорду Флемингу. – Дамы удивленно переглянулись. – Он… он настраивает против нас горняков и сжег мой дом. Дженни… Дженни погибла бы, если бы…
– И вы тоже, – подхватила Гертруда. – Кэт тоже чуть не погибла, спасая Дженни. Но я не знала, что это был поджог.
– А не могло это случиться из-за печки или… лампы? – спросила одна из дам. Пожар представлял собой страшное бедствие для приграничных городков. Никто не мог и представить себе, что есть люди, способные использовать его как оружие против женщин и детей.
– П-печка была холодная. Это п-произошло днем, лампы еще не зажигали. Кроме Флеминга никто бо-больше не желает нам зла.
– Что он сказал вам, дорогая? – спросила Люсинда.
– О, я не могу вам передать. Это было так ужасно. Если бы моя мама была здесь.
Женщины обменялись взглядами, а Люсинда участливо поинтересовалась:
– Может быть, вы хотите поговорить с отцом Дайером, Кэтлин?
Кэт подняла лицо, залитое слезами, и воскликнула:
– Я никогда не смогу говорить об этом с мужчиной, даже таким милым и добрым, как отец Дайер. – Она видела, что одни дамы сгорают от любопытства, а другие вне себя от ужаса, но все прониклись искренней симпатией к Кэт.
– Моя дорогая миссис Фицджеральд, – вступила в разговор женщина, известная как самая большая сплетница в городе, – вы можете облегчить душу перед нами. Мы, женщины, должны держаться вместе.
– Вы правы, – согласилась Кэт, радуясь, что ее собственные чувства нашли выражение в чужих словах. – Если я буду молчать, он ведь может… он может оскорбить и унизить еще какую-нибудь женщину своими… своими мерзкими предложениями. – Дамы дружно приветствовали это утверждение. – Эти… эти ужасные богачи с Востока думают, что могут говорить все что угодно нам, порядочным женщинам, только потому, что у них много денег.
– Что сказал вам этот негодяй? – спросила Гертруда с таким видом, будто была готова немедленно двинуться в атаку на Медфорда Флеминга.
И тогда Кэт пересказала им содержание ее беседы с Флемингом, каждое оскорбительное слово.
– Он вел себя так, будто быть поборницей трезвости – это то же самое, что быть… быть падшей женщиной.
Каждая леди из присутствующих в комнате сочувствовала идее трезвости, и Кэт получила именно тот ответ, на который надеялась.
– Мое бедное дитя, – сказала Люсинда Дайер. – Я думаю, все мы должны вознести благодарственную молитву за то, что вы вырвались живой и невредимой из когтей этого… этого развратника.
– Что же станет с миром грядущим, если женщина не может защитить свой дом и своих детей, не подвергая свою честь опасности со стороны этих мерзких людей из восточных штатов? – раздался негодующий голос первой сплетницы в городе, когда молитва была закончена.
– Этому человеку необходимо преподать урок, – сказала Гертруда с мрачным выражением на юном лице.
– Вы все так добры ко мне, – растрогалась Кэт и позволила отряду воинственно настроенных дам напоить себя чаем и проводить домой.
В последующие три дня не менее десятка дам, помимо тех, что уже были извещены о происшедшем, нанесли визит Кэтлин, чтобы выразить свое сочувствие по поводу муки, которую она претерпела. Пятеро из них заверили Кэт, что если когда-нибудь им предоставится возможность, они с радостью зарежут Медфорда Флеминга. Кэт с удовольствием выслушала слова сочувствия, а еще большее удовольствие испытала при мысли, что мужья этих дам будут встречаться с Флемингом в связи с делами, и вряд ли им понравится, что этот наглец способен оскорбить их жен.
– Откуда все эти дамы? – удивлялась Дженни, которая по возвращении из школы каждый день обнаруживала какую-нибудь гостью, нередко протестантку, распивавшую кофе с кексом в гостиной отца. – И почему ты не принимаешь их на своей половине?
– Мы же там спим, – сказала Кэт. В действительности ей хотелось, чтобы как можно больше людей увидело следы пожара, организованного Флемингом. Она была готова пригласить весь город, чтобы показать всем обгоревшую гостиную Коннора, но решила, что это выглядело бы слишком нарочито. – А они не возражают против приема в вашей гостиной. В Брекенридже такие дружелюбные люди. Они очень добры ко мне.