– Том дал тебе денег?
– Конечно, ведь мы хорошие друзья, – с важным видом ответила Кэт.
– Ты и Томас Зинтермут? – сказал Коннор.
– А почему бы и нет? Он приятный молодой человек. С хорошими манерами. И он видит большие возможности в развитии рынка масла, который, кстати, я собираюсь незамедлительно исследовать. Думаю начать с Десятимильного каньона.
Коннор кивнул, и Кэт заметила, как он переглянулся с Августиной Макклауд, словно они были рады, что Кэт уезжает. С большим трудом удалось ей затушить пламя ревности, вспыхнувшее в ее сердце. Она уезжает на три дня, а Коннор ведет себя так, будто ему все равно. Наверное, он только плечами пожал бы, скажи Кэт, что не приедет на Рождество.
ГЛАВА 28
Кэт вернулась домой двадцать четвертого декабря. Стоял прекрасный зимний день; пощипывал морозец, но никакого снегопада не ожидалось. Тот снег, что выпал днем раньше, утоптался и лежал плотным слоем. Никто не откликнулся на ее зов из проходной комнаты. Тогда Кэт, решив, что никого нет дома, сняла теплую накидку и прошла в кабинет Коннора, чтобы написать за его письменным стулом коротенькое письмецо Мейв с рассказом о ее новом проекте по производству масла и ответить на вопрос матери, что даты венчания еще не назначили из-за упрямства Коннора, возражавшего, чтобы церемония проходила в церкви.
– Ну, пожалуй, пора.
Кэт подпрыгнула. Она не думала, что в это время Коннор может быть дома, и с досадой ждала критических замечаний по поводу производства масла и банкира, который согласился финансировать такое гиблое дело. В то утро, когда Кэт уезжала, Коннор пробормотал, что со времени смерти Клары деловое чутье стало изменять Томасу Зинтермуту.
Кэт безмерно удивилась, когда Коннор схватил ее за руку и потащил через весь дом, обронив лишь:
– Пошли.
– Я наверх не пойду, – запротестовала, она. – Ты ведь знаешь, эта башня напоминает мне… о нем.
– Сделай милость, не перечь мне, – сказал Коннор, увлекая ее за собой вверх по лестнице. Здесь Кэт обнаружила, что комната совершенно преобразилась. Темные рамы и двери были выкрашены белой краской. Обои, наклеенные Дидериком, заменены шелковистыми бледно-зелеными. Подержанная мебель, которую она сюда поставила, исчезла. Теперь здесь стояли резные шкафы: из золотистого дуба, а на окнах и на балконной двери висели белые кружевные занавески и темно-зеленые гардины с золотой бахромой и с золотыми кистями. Большая кровать с пологом на четырех столбиках такого же дуба, что и шкафы, покрытая покрывалом, в котором сочетались зеленый, белый и золотистый цвета, стояла наискосок от приоконной скамьи с подушками, обтянутыми такой же материей. На полу лежал красивый ковер, а для освещения предназначались лампы с цветными стеклами и подсвечником. Кэт медленно поворачивалась, потрясенная красотой комнаты, потом вопросительно посмотрела на Коннора.
– Это мой рождественский сюрприз, подарок тебе, – объяснил он. – Я все-таки думаю, что мы тут будем мерзнуть, но мне хотелось, чтобы эта комната понравилась тебе и больше не напоминала о Дидерике.
«Как же ему удалось устроить все так, чтобы я ничего не знала?» – удивилась Кэт.
– Может быть, поставить здесь печку? – размышлял Коннор, раздвигая занавески и открывая вид на заснеженные горы. Потом он повернулся к Кэт и сказал: – Наконец-то мы одни. – Ладонями он обхватил ее талию и наклонился, чтобы поцеловать. Застигнутая врасплох, Кэт попыталась уклониться. – В чем дело? – спросил Коннор.
– Ни в чем, – последовал краткий ответ. От поцелуя у Кэт перехватило дыхание и по телу пробежала дрожь.
– Хорошо. Давай ляжем.
– Коннор, среди бела дня!
– Ну и что?
– В любую минуту кто-нибудь может войти…
– Не войдет.
– Но не можем же мы…
– Почему нет? Ведь смогли же три раза до этого. Если ты не хочешь выходить за меня замуж, то должна удовлетворять мои мужские желания без благословения церкви.
– Ничего такого я делать не буду, – сказала Кэт слабым голосом, теряя решимость из-за его насмешливого тона.
– И потом, есть еще и твои женские желания. – Коннор поднял ее на руки и понес к новой кровати. – Охотно признаю, что они меня удивили, когда я впервые обнаружил их.
– Ты пытаешься меня смутить.
– Я пытаюсь овладеть тобой или позволить тебе овладеть мной. – Он уложил Кэт на шелковое покрывало, окидывая ее насмешливо-решительным взглядом.
«Он шутит», – решила Кэт, но Коннор снова поцеловал ее, убеждая, что настроен серьезно. Его руки были повсюду, распутывая завязки, шнурки, расстегивая пуговицы, его поцелуи воспламеняли до тех пор, пока у Кэт не осталась лишь одна мысль – о том, чтобы как можно быстрее слиться с его телом.
– Так-то лучше, – вздохнул Коннор. Они плыли по волнам любви, но взрыв страсти захватил влюбленных раньше, чем те успели насладиться прикосновениями и поцелуями друг друга. – Это всего лишь проба, любимая, – прошептал Коннор. – Так ты не захочешь слишком долго ждать.
Кэт открыла глаза и улыбнулась ему, надеясь, что теперь-то Коннор согласится венчаться в церкви. Что же еще ему остается делать, если здание пожарной команды собираются перемещать на новое место на Главной улице? Неужели он хочет праздновать свадьбу в доме, который окажется где-нибудь на перекрестке?
К большому разочарованию Кэт, Коннор ни слова не сказал о женитьбе. Кэт, по мере того, как рассеивалось сияние любовной страсти, попыталась утешиться роскошью такого дорогого рождественского подарка.
– Как же тебе удалось осуществить все это так, чтобы я ничего не узнала? Никогда в жизни я не видела более красивой комнаты.
– Все выбрала Августина, – вздохнул Коннор, – не говоря уже о шитье.
Кэт нахмурилась и села на кровати. Это объясняло перешептывания между Коннором и Августиной, но как девушке удалось выкроить время?
– Как же она ухитрилась справиться со своей работой и сделать все это?
– Потратила несколько вечеров, – признался Коннор.
– В таком случае, надеюсь, ты заплатил ей?
Коннор, казалось, удивился.
– Она же сама вызвалась помочь мне, милая. Ей хотелось сделать тебе приятное. Не сомневаюсь, Августина обиделась бы, предложи я ей деньги.
Кэт спустила ноги с кровати, думая, что труды Августины – это тот вид неоплаченной работы, которую и сама Кэт выполняла всю свою жизнь. Если бы во время болезни отца его салуном управлял мужчина, то он, конечно, получил бы плату, а Кэт не только ничего не получила, но даже не была упомянута в завещании. Как несправедливо, что труд женщины считается само собой разумеющимся, а труд мужчины вознаграждается. Только Шон назвал Кэт одной из наследниц своего состояния, признав тем самым ее вклад в семейное дело. «Ладно, я сама заплачу Августине», – решила Кэт и стала одеваться. Коннор, несколько озадаченный, последовал ее примеру.
Спускаясь по лестнице, Кот вспомнила слова Марси: «Вы не можете продолжать спать с ним. Рано или поздно, вы забеременеете». Эта мысль казалась Кэт пугающей, хотя всего месяц назад она с радостью думала о своих собственных детях, которые могут быть у них с Коннором. Мрачное настроение не оставляло Кэт до тех пор, пока на пороге не появился Шон с детьми, лепечущими рождественские поздравления. И праздник, обещавший быть унылым, превратился в радостный, благодаря веселому детскому смеху.
Двадцать пятого декабря на рождественской службе Коннор прошептал на ухо Кэт:
– Ты действительно думаешь, что можно венчаться в этом леднике? С тем же успехом мы могли бы провести церемонию на углу Линкольн-стрит и Главной улицы или же просто посреди дороги…
– …где скоро окажется здание пожарной команды, – прервала его Кэт.
– …или еще лучше, на мосту, где все мы будем мерзнуть: порядочные леди на восточном берегу, а твои протеже из «Клуба джентльменов» – на западном.
Кэт поджала губы и ничего не ответила.
– Августина, – сказала Кэт, когда они вместе наводили порядок после праздника, – я хочу заплатить тебе за работу, которую ты проделала в комнате наверху.
– Не нужно, мисс Кэт, – улыбаясь ответила Августина. – Я работала с удовольствием.
– Я тебе верю, – согласилась Кэт, – но все-таки это труд, которым ты могла бы зарабатывать себе на жизнь.
Августина изумленно взглянула на хозяйку.
– Не понимаю, каким образом, – заметила она, споласкивая фарфоровый сервиз Кэт.
– В городе полно людей, у которых больше денег, чем вкуса. Почему бы им не заплатить тебе за то, что ты сделаешь их жилище красивым и уютным? Возьмем, к примеру, ту гостиную, что на моей половине дома. У Шона было достаточно денег, чтобы купить приличную мебель, однако он позволил своей жене обставить гостиную. Поверь мне, сейчас она гораздо лучше, чем когда я впервые увидела ее, и все равно, это ужасная комната. А если Ингрид возвратится, я уверена, она вернет ее в первоначальное безвкусное состояние.
Облако грусти легко на личико Августины.
– Я думала, его жена умерла.
– Нет, – сказала Кэт. – Она сбежала. Никто не знает куда.
– Понимаю. – Девушка снова занялась посудой. – И все-таки я никогда не слышала, чтобы постороннему человеку платили за обустройство дома, если он не плотник и не маляр.
– Так делается в больших городах, – пояснила Кэт. – Может быть, ты захочешь попробовать?
Августина терялась в сомнениях.
– Ты могла бы дать объявление в газету, а потом показать возможным заказчикам комнату, которую обставила здесь.
– Если они придут, – заметила девушка.
– Ну, если не придут, ты почти ничего не потеряешь, а в случае успеха ты сможешь продавать мебель и драпировки за цену, немного превышающую первоначальную стоимость товара.
– У меня нет денег, чтобы купить мебель и ткани.
– Я тебе дам в долг, – пообещала Кэт. – Недавно я размышляла обо всех девушках, которым нашла мужей. Однако, вряд ли все они хотели выйти замуж. Мне пришла в голову мысль, что я проявила близорукость. По-моему, у женщины должен быть и другой выбор, кроме замужества, и в будущем я хочу создать возможность заняться каким-то делом для тех женщин, что приезжают сюда из Чикаго.