— Я отвечу на этот вопрос. — Михал оперся растопыренными пальцами обеих рук о подоконник. — Когда…
— Прости, что перебиваю тебя, — вступил вдруг Жигмонт. — Ведь незадолго до написания письма ты охотился в Гёзале, в лесу. И, конечно, письмо связано с этим. И теперь я даже догадываюсь… Но лучше объясни сам, ведь эта правда принадлежит тебе.
— Когда я ехал в Гёзале на охоту, я хотел увидеть замок моих предков. Да что говорить, я из-за этого и затеял ехать, а вовсе не из-за кабанов, хотя таких кабанов мало где найдешь — свирепые, как волки!
Ивана быстро улыбнулась и тотчас сжала губы.
— Отец знает, что я поехал не один, со мной было несколько приятелей и слуги. Приятели мои знали, что Гёзале — старинное гнездо рода Запольи. Мы славно поохотились. Спутники мои и слуги отправились в деревню — решили разделать и приготовить кабана и устроить небольшую пирушку…
Этот рассказ о веселье и забавах молодых людей вызвал невольные грустные улыбки у всех, ведь так далека была эта беззаботная жизнь от того, что происходило сейчас, в неуютной сумрачной комнате.
— Друзья понимали, что мне хочется увидеть замок, и увидеть его одному, чтобы никто не был свидетелем моего волнения. И когда я сказал, что вернусь в деревню кружным путем, все охотно согласились.
Я пошел через лес напрямик. Выбрался на поляну, потом чуть не свалился в овраг с холма. Наконец вдали показались смутно видимые башни замка. Я решился приблизиться. Теперь я шел медленно. Я хотел увидеть замок, но одновременно мне хотелось длить ожидание.
Вдруг до моего слуха долетели звонкие женские голоса. Я прошел еще немного и, стоя в кустах, раздвинул ветки. Открылась поляна, усеянная ягодами. Три женщины весело собирали ягоды, то и дело с удовольствием кидали горсточку в рот, пересмеивались. Одна из них была уже стара и по виду служанка. Вторая, крепкая и круглолицая, должно быть, из той самой деревни, куда я собирался прийти к приятелям. Третья была одета скромно, но вся ее повадка выдавала благородное происхождение. То, как изящно она наклонялась, как откидывала на плечи пышные пряди… Вот она распрямилась и улыбнулась. После эта нежная смешливая улыбка мне всё время снилась!
— Эй! — крикнул я.
Конечно, это тоже было глупым мальчишеством. Следовало просто выйти, поклониться и назвать свое имя!
Женщины испугались моего крика и побежали.
— Эй, стойте! — я уже понимал, как глупо всё вышло, но продолжал делать глупости, почему такое бывает — начнешь делать глупости, уже всё понимаешь, но остановиться не можешь…
Видя, как они побежали, я выскочил из кустов и погнался за ними. Не похоже было, что они испугались всерьез. Я слышал их смех. Круглолицая девушка из деревни бежала с двумя корзинками в руках — она несла корзинку моей красавицы. Вот молодая крестьянка споткнулась о выступающий корень, и тут я крепко ухватил ее за руку, пониже локтя.
— Пустите, господин, пустите! — закричала она и выронила корзинку. Ягоды рассыпались.
До меня донеслись голоса ее спутниц, я понял, что теперь они немного встревожились.
— Я тебе зла не сделаю, — сказал я девушке. — Ты только скажи мне, кто это с тобой?
Я уже встречал таких женщин, которые чутьем угадав чужую влюбленность, делаются наглыми и насмешливыми; вот и эта девица была из таких. Она посмотрела на меня дерзко и расхохоталась. И вдруг подставила мне ножку. Я шлепнулся, а она крикнула, убегая:
— Это племянница госпожи Шомёги из замка Гёзале!
Конечно, я тотчас вскочил. Я понимал, что я смешон, но что мне было делать!
— А я — Михал Запольи! — крикнул я в ответ.
Еще некоторое время до меня доносились голоса и смех. Я не стал преследовать их. Да и в замок я теперь раздумал идти. Повернул назад и скоро был в деревне. Хотел было расспросить местных о Гёзале и его нынешних владельцах, но смущался и спрашивать не стал.
Теперь я знаю, что в лесу тогда встретил Ивану и Марию!
Наверное, от любви люди глупеют! Я ломал голову — как увидеть мою красавицу? Хотя, казалось бы, чего проще — я всегда мог поехать в Гёзале. Но я что-то такое нелепое и странное придумывал. Теперь-то я понял: я просто стеснялся, страстно хотел ее увидеть и в то же время боялся ее увидеть. Короче, если бы вдруг явился волшебник — исполнять мое заветное желание — он бы просто не знал, как быть со мной.
— Должно быть, эта неопределенность желаний — самая отвратительная и самая очаровательная человеческая черта, — задумчиво произнес Жигмонт.
— И вот, — продолжил Михал, поудобнее усаживаясь на подоконнике. — Я выдумал эту глупость — написал письмо от имени хозяев Гёзале с приглашением отцу приехать. Мне показалось, если я приеду с отцом, я не буду так робеть и… она не поймет, что я приехал из-за нее. Хотя… я желал, я жаждал, чтобы она всё поняла!
Ивана наклонила темноволосую голову. Кларинда посмотрела на девушку и улыбнулась.
— Когда я подал тебе, — помнишь, за обедом, — это письмо, написанное левой рукой, ты серьезно взял его и некоторое время рассматривал, словно изучая. — Жигмонт засмеялся. — Но я заметил, что ты держишь письмо вверх ногами и сам понимаешь это. Я об одном жалею — зачем я не сказал обо всем Маргарете. Если бы она узнала, что это странное письмо — всего лишь уловка влюбленного, она бы не испугалась и не поспешила бы тайком в Гёзале. Но я не хотел выставлять себя в смешном виде. Я поступил глупо. Маргарета всё могла бы понять, она умела чувствовать так тонко и красиво.
Кларинда тихо заплакала. Ивана нежно гладила ее руку.
— Ну вот, — Михал вздохнул. — Кажется, я всё сказал, — он помолчал, перевел дыхание. — Я хотел бы жениться на Иване. Если она согласна.
— Думаю, согласна, — лукаво заметил Жигмонт.
— Я еще ничего не сказала! — девушка резко вскинула голову, голос ее звучал звонко и открыто.
— Тогда, стало быть, твоя очередь говорить, — Жигмонт повел рукой.
ГЛАВА 35
— Моя правда, — начала Ивана, — простая правда! Хотя не знаю, захочет ли Михал взять меня в жены, если узнает всё, — она говорила быстро, словно боялась, что юноша перебьет ее и станет уверять в своей любви. — Я знала, что мои родители умерли, когда я была совсем маленькой. Сначала я жила в городе с кормилицей. Иногда меня навещала Мария. Она говорила, что у меня есть тетка, которая возьмет меня. Потом меня увезли в деревню. Я увидела свою тетку, она, казалось, очень любила меня, даже какой-то болезненной любовью. Но в замок меня не взяли: Мария сказала, что дед не хочет видеть меня, потому что моя мать вышла замуж против его воли.
В деревне мне было тоскливо. Я часто плакала, тяготилась жизнью. Я знала, что я красива. Мне хотелось полюбить. Хотелось, чтобы меня полюбил тот, кого полюблю я. Мне было пятнадцать лет, когда я подумала, что люблю одного из деревенских юношей. Мне было стыдно, но я открылась ему. И в ответ получила лишь презрительный отказ и грубую насмешку! После я поняла: ведь все знали, что я знатного рода, и боялись; тот, кто решился бы любить меня, мог понести наказание. Но год спустя нашелся такой мальчик. Он был сыном кузнеца. Не стану лгать, мне было хорошо. Я уверяла себя, что влюблена. Кажется, и он полюбил меня. Я узнала, что такое поцелуи и мужские ласки, но принадлежать ему душой и телом я не решалась, что-то удерживало меня. Мне казалось, что этого делать не следует. А потом случилось несчастье. Юношу нашли на берегу лесного озера. Он, должно быть, купался и захлебнулся. Его выбросило на берег. В тот день было ветрено, озеро волновалось. Я плакала, мне думалось, что жизнь моя кончена, ничего больше не будет. Вскоре за мной пришли из замка, Чоба и Мария. Поначалу в замке мне было совсем плохо, я не должна была попадаться на глаза деду, за мной следили все — тетка, Мария, Чоба. Дверь моей комнаты запирали. После смерти деда стало немного легче. Я постепенно успокоилась, перестала жить надеждами и ожиданием. Я помогала Марии вести хозяйство, беседовала с тетей. Она рассказала мне о том, что они с сестрой рано осиротели, потеряли мать. Мачеха изменила отцу и с тех пор он вел тоскливую жизнь одинокого чудака. О моих родителях тетя не рассказывала. Я подумала, может быть, она была с ними в ссоре…
— Всё это ничего не значит! — с горячностью произнес Михал. — Мне приходилось уже любить женщин и сближаться с ними. То, что произошло с тобой, случается с каждой девушкой. Не думай об этом!
— Михал еще не знает всего, — Ивана отвела глаза.
— Никто не знает всего, — вдруг раздался сумрачный голос Чобы. — Ивана, ведь это я утопил того парня. Твой дед мне приказал. Но если ты сегодня узнаешь обо всем, ты поймешь…
— Я понимаю всё больше и мне всё тяжелее, — девушка вытерла слезы тыльной стороной ладони. — Видишь, Чоба, я даже не изумилась, не вскрикнула… Но я должна говорить дальше!
Та случайная встреча с Михалом в лесу, словно пробудила меня от заколдованного сна! Вновь расцвели надежды и мечты. Ведь этот человек был мне ровней! Я думала: пусть я даже незаконнорожденная, все равно мать моя была знатного рода. Но тотчас я принималась бранить себя за глупость, я говорила себе, что это смешно — воображать, будто человек может влюбиться в девушку, которую он и не разглядел, должно быть, толком. Но все эти пустые слова захлестывало одно чудесное ощущение — я чувствовала себя любимой!
И еще — прежде, чем я расскажу о самом странном и страшном, — Михал признался мне, что письмо написал он! Я не думаю, что ему было легко это сделать, никому не захотелось бы признаваться в подобном, ведь я могла счесть его просто глупым мальчишкой. Я ведь старше его. Правда, на немного… — она смутилась и покраснела.
Кларинда отвернула лицо, чтобы девушка не заметила ее улыбки.
— Нет! — воскликнул Михал. — Мне было легко признаваться тебе во всем. Потому что я уже знал — ты любишь меня. Я это почувствовал!
— Я буду говорить дальше, — Ивана не смотрела на юношу. — Моя комната — наверху, рядом — спальня тети. В ту ночь меня разбудили голоса. Я удивилась, испугалась. Даже Мария никогда не входила в тетину спальню. Я тихонько встала и вышла из своей комнаты. Из-под соседней двери пробивался свет. Я знаю, что поступила дурно, но я наклонилась, потом встала на колени и припала к замочной скважине.