Мы оба молчали. В воздухе висело такое напряжение, что оно начинало душить, будто на голову надели пластиковый пакет. Впрочем, сейчас у меня был только один вопрос:
— Он сказал правду?
Повисла пауза. Фирел отхлебнул из бокала, медленно проглотил:
— Смотря о чем.
— О том, что ты причастен к смерти моего отца.
Он вновь отхлебнул и вдруг опустил голову. Я впервые видела его таким:
— Можно и так сказать.
Во рту пересохло. Я вцепилась в подлокотники, не в силах пошевелиться. Глубоко внутри я затаенно надеялась, что он станет все отрицать. Но он даже не отрицал. Не могу сказать, что я чувствовала сейчас. Пустоту, вакуум космоса. Меня будто ослепили, оглушили. Представлялось, что я все еще лежу в холодной темноте каиса, умираю от жажды. Сейчас мне казалось, что лучше бы так и было, но я бы все еще верила хоть во что-то.
Фирел допил виски единым махом, оставил бокал на столе и пошел к шкафчику бара. Вновь налил, бросил два кубика льда, вернулся к столу. Просто смотрел на меня, а я отвернулась к окну, не выдерживая его взгляд.
— Я был ему другом. Как оказалось, самым никчемным.
Я все же повернулась:
— Мне не нужны показательные самобичевания. Еще один друг… и еще одна сволочь.
Он кивнул, поджав губы:
— Ты имеешь на это полное право. Я не сумел помочь ему. Не смог. И всю жизнь буду помнить об этом. А теперь едва не потерял тебя. Меня есть в чем обвинять.
Я молчала. Что он хотел услышать?
Пол оставил бокал, подошел к одной из настенных полок и достал геологическую коллекцию на длинной полированной подставке. Такая же была у отца. Корявые камни в углублениях в дереве. Как и все папино старье, я называла ее пылесборником.
— Ты ведь узнаешь?
Я бегло взглянула и вновь отвернулась:
— Похоже.
— Он успел передать мне ее, когда уже предчувствовал. И еще кое-что… А разработки уже не успел.
Фирел нажал на дерево с торца, выехал длинный мелкий ящичек. Пол вытащил свернутую бумагу и протянул мне:
— Это твое.
Я развернула, не в силах контролировать дрожь в пальцах. Завещание с разрешением патентовать папины разработки по сирадолиту на свое имя. И записка от руки, написанная знакомым убористым почерком. Он просил Фирела позаботиться обо мне. И все это столько времени было у меня под самым носом.
Перед глазами плыло. Я порывисто уткнулась лицом в ладони и рыдала так, как никогда в жизни. С содроганием и резкими хриплыми всхлипами. Я почувствовала на спине теплую ладонь, но истерично завизжала и замотала головой:
— Отойди!
Пол не настаивал. Убрал руку так резко, будто обжегся.
Я рыдала до тех пор, пока не затихла. Услышала знакомый звук сифона. Фирел налил воды с газом и протянул мне бокал:
— Выпей, Вероника.
Я жадно припала к краю бокала, осушила до дна. Наконец, утерла пальцами лицо и подняла голову:
— Почему ты молчал? Почему не сказал с самого начала? Почему…
У меня было столько вопросов, что я даже не могла озвучить, захлебывалась ими. Фирел вернулся к столу, взял бокал. Кажется, он с трудом подбирал слова. И даже маска непроницаемого советника Фирела поблекла и облупилась. Он выглядел растерянным, подавленным. Другим.
— Я боялся дать тебе ложную надежду. Не сдержать обещание. Не было никаких гарантий, что я доберусь до сейфа. Но… еще больше я боялся потерять тебя. Что все закончится, как только ты узнаешь.
Звучало нелепо, но, глядя в его лицо, я понимала, что он говорит правду. Нелепую глупую правду.
— Сальвадор был в шаге от изобретения сирадолитового маяка. Думаю, ты прекрасно понимаешь, что это значит. Мурена знал об этом. И, как водится, решил все присвоить. Но Сальвадор думал только о тебе, понимал, что это твое безбедное будущее. Он любил тебя больше жизни, Вероника. На наших посиделках только о тебе и говорил. Когда он сорвался с места, я был вторым секретарем в посольстве Тахила, и ничем не мог помочь ему. Когда я смог вернуться, он уже оказался в тюрьме. — Пол потер пальцами переносицу, казалось, слова даются ему с трудом: — У меня ничего не получилось, — он покачал головой, — я не смог вытащить его. А тебя уже не было в квартире в Муравейнике. Я даже посылал человека к мисс Монтане, но ты как сквозь землю провалилась.
Я усмехнулась:
— Я сбежала. Видимо, из-за людей Мурены. Скрывалась у Дарки. Я хорошо помню, как он приходил. Я в это время сидела в шкафу и умирала от страха.
Он кивнул:
— Как глупо… А потом я узнал, что ты поступила в Центр, заперта там на целых шесть лет. И поставил бронь, чтобы не ошибиться еще раз. Чтобы ты не пошла по рукам, не оказалась в Тахиле. Разорвал все прежние связи, чтобы иметь на это право.
Какой же я была идиоткой! У меня померкло перед глазами. Вешалась на него, лезла из кожи вон… Я чувствовала себя последней шлюхой. Кажется, теперь я заливалась краской.
— Почему ты не остановил меня? Чтобы я… Я же ничего не знала… — я вновь закрыла лицо руками и шумно дышала, стараясь задушить вновь подступающие слезы.
Он вновь с усилием потер переносицу:
— А ты думаешь, я из камня? Я сошел с ума, едва увидел тебя. Влюбился, как мальчишка. Я боролся с собой, презирал, но… Кто перед тобой устоит, Вероника? Я всего лишь мужчина. Я не железный. — Он повел рукой, указывая на обстановку: — Вот мое настоящее. Вот что вокруг меня, вот что внутри. А все, что начинается за этой дверью… лишь формальности. Игра. Маска. Но потом все стало иначе. Я был счастлив с тобой. Очень счастлив.
Я подняла голову:
— Ты предал меня. Ты требовал от меня правды, а сам…
Он кивнул:
— Это справедливо. Я сходил с ума от ревности. Но я хочу заслужить твое прощение. Я не могу потерять тебя. И не хочу.
Я не ответила, лишь вновь отвернулась к окну. Казалось, я никогда не принадлежала себе. Все распоряжались мной, как заблагорассудится. Мурена, Фирел, Клаверти, аль-Зарах. Поворачивали, направляли, загоняли. Как персонаж видеоигры. Им было плевать на персонаж, они видели лишь цель, конечную точку. Даже Пол. За великими идеалами и чувством вины он затоптал меня, как молодую траву.
Пол какое-то время молчал.
— После отеля «Факхир» времени уже не оставалось. Аль-Зарах не готов был тебя отпускать. А Альянс ни в чем не намеревался ему отказывать. Ты была никем. Вернуть разработки — было единственным шансом спасти тебя. Они бы не отпустили тебя, Вероника, куда бы ты не бежала. И я им лишь мешал, но преградой никогда не был.
Я подняла голову:
— Клаверти права? То мнимое ограбление?
Он кивнул:
— Я думал, так будет лучше. Но все это было лишь полумерой. Разработки оставались в сейфе Мурены, и был лишь один способ заставить его открыть. И времени оставалось все меньше.
Я усмехнулась:
— Закидывать меня, как наживку… Выставлять перед самым носом. Чтобы попалась большая рыба…
Фирел прикрыл глаза и едва заметно кивнул:
— Я уже не мог играть по правилам и действовать тонко. Я поступил, как мразь, оставив тебя одну. Но уже не было выбора, и оставалась надежда только на Дарку. Она передавала мне каждое слово через коммуникатор. Иначе бы ты вновь была уже на пути в Тахил. Теперь все кончилось. Обещаю.
— Откуда взялась Дарка?
Пол неожиданно улыбнулся, даже глаза потеплели:
— Мисс Монтана — чудесная девица. Джед нашел ее в Муравейнике, в надежде, что рано или поздно ты свяжешься с ней. А она очень быстро окрутила его. И к тому времени, как мне выпало говорить с ней, она уже многое сумела правильно расставить. Оставалось лишь дать инструкции. И денег, разумеется. Весьма талантливая и хваткая мисс. И любит тебя.
Я тоже не сдержала улыбку, и в груди потеплело. О да — это моя Дарка. Единственная, кто не предал.
— Почему ты бросил меня тогда, после Юнион-холла?
Он шумно выдохнул, покручивая в пальцах бокал:
— В игру открыто включилась Клаверти, и я пытался выторговать хоть немного времени, играя по ее правилам. Твой коммуникатор прослушивался департаментом, за домом следили. Я мог лишь оставить охрану. Думал, они попытаются выманить тебя из дома. Не ждал, что Клаверти станет действовать настолько бесстыдно. Я пытался найти любую лазейку, чтобы законно вскрыть хранилище — но ее просто не было.
Он отставил бокал, подошел к шкафу в углу, достал наручный коммуникатор и протянул мне:
— Совсем новый, настраивать надо.
Я лишь кивнула, второпях защелкнула браслет на запястье. Вдруг осознала, что я почти привыкла жить без него. Выключенный, он уже не вызывал прежней ломки.
Фирел придвинул злосчастную коробку на столе:
— Вероника, ты должна открыть бокс. Чтобы я мог заявить о твоих правах.
Я покачала головой:
— Я не знаю пароль. Еще в банке перебрала все, что могла.
— Думай. Чем быстрее ты это сделаешь, тем быстрее окажешься в безопасности. Сальвадор, наверняка оставил подсказку.
Я пожала плечами:
— Там была лишь записка, написанная его рукой. Совсем короткая.
— Где она?
Я порылась в кармане брошенной на соседнее кресло куртки, вынула смятый листок:
— Вот.
Пол пробежал глазами и вернул мне:
— Зная Сальвадора… Подсказка в записке.
Я расправила мятую бумажку на коленях, вглядываясь в знакомые буквы.
«Ты точно знаешь, дочка».
Знаю что? Я читала вновь и вновь, пока слова не стали утрачивать смысл и перекатывались в голове лишь набором звуков. «Ты точно знаешь, дочка». Было в этой фразе что-то странное, непривычное, инородное. Но я никак не могла понять, что именно.
Папа никогда не называл меня дочкой. Всегда говорил: «Моя хорошая».
Я посмотрела на Пола:
— Кажется, я знаю.
Он лишь кивнул, развернул панель ввода. Я набрала два слова, панель свернулась, и замок победно щелкнул.
Моя хорошая.
А я едва не разрыдалась.
Фирел с облегчением выдохнул и глотнул виски. Вынул пачку бумаг, сел за стол и принялся просматривать. Я наблюдала из-за его плеча, вдыхая запах морозного дерева, смотрела на его руки с крупными полированными ногтями. И просто не понимала, как все это возможно утрясти в голове.