Реплики женщины на другом конце провода не вписались ни в один из предусмотренных Тэрой вариантов. И эта женщина явно не была женой Сола.
После этого короткого и удивительного разговора Тэра снова занервничала. Ее сердце бешено колотилось.
Она узнала телефон агента через справочную. Секретарь, ответившая на звонок, была крайне изумлена тем, что ее спрашивают о местонахождении мистера Ксавьера.
– Мы не следим за его перемещениями. И в любом случае он вряд ли бы одобрил распространение подобной информации.
У Тэры упало сердце.
– Я понимаю, – устало сказала она, отчаянно пытаясь найти выход. – Я его родственница.
Последовала недоверчивая пауза.
– Хорошо, подождите! – сжалился голос. Послышалось шуршание бумаг. – Тюдорский филармонический дает сегодня концерт. Скорее всего, мистер Ксавьер сейчас на репетиции.
– В Фестивал-Холле?
– Нет. Ройял-Альберт-Холл. Надеюсь, вы его там найдете. Желаю удачи!
Тэра не стала долго думать. Она просто поехала туда.
Полтора часа спустя у главного входа в концертный зал мужество покинуло ее. Она направилась к двери с боковой стороны здания и оказалась за кулисами. Она хорошо помнила это место, потому, что много раз приходила слушать, как репетирует отец. Даже сейчас, несмотря на свое встревоженное состояние, она почувствовала воодушевление, проходя по длинному узкому коридору, ведущему к сцене, прозванному музыкантами "бычьей тропой".
Со сцены лилась музыка – Седьмая симфония Бетховена, заключительная часть, наполненная жизнелюбием и чистой неподдельной радостью.
Тэра почувствовала на своем лице улыбку. Жизнеутверждающий напор этой музыки придал ей храбрости шагнуть из мрака коридора на частично освещенную сцену. Ее глаза пробежали по рядам музыкантов и на мгновение встретились с глазами Ксавьера. Одетый во все черное, с закатанными по локоть рукавами рубашки, он был полностью погружен в работу. Абсолютно сосредоточен. Холоден и спокоен. Он был поглощен музыкой.
Даже когда он остановил исполнение и вступил в диалог с группой струнных, он полностью держал себя в руках.
Тэра слышала его низкий бархатный голос, обращенный к музыкантам с насмешливо-вкрадчивой интонацией:
– Так, леди и джентльмены, у нас идет двадцать тактов крещендо. Через пять тактов вы уже играете фортиссимо! Чем я вдохновил вас на такую неподобающую поспешность, мм?
По оркестру пробежал смешок.
Они начали снова.
Тэра ясно чувствовала силу, связывающую Сола Ксавьера с каждым исполнителем. Под взглядом этих неотразимых глаз ни у одного музыканта не было шансов ускользнуть от магнетизма его воли. Чего бы ни требовал Ксавьер от оркестра, у музыкантов просто не было другого выбора, как дать ему это.
Тэра припомнила ощущение стального пояса, сковавшего ее, когда Сол управлял пением ее и Бруно в день похорон отца. Пока она наблюдала за ним, мурашки побежали по ее коже.
После окончания репетиции Ксавьера обступили со всех сторон. Тэра сидела тихо, молча ожидая и наблюдая. Она даже не была уверена, что он заметил ее.
Через полчаса она стала серьезно беспокоиться, что Сол не имеет понятия о ее присутствии и может просто уйти, и тогда ей вновь придется разыскивать его.
А может быть, он заметил ее, но не хочет больше иметь с ней дела? В конце концов, она ведь очень резко оттолкнула его. И в последнюю неделю от него уже не поступало ни писем, ни цветов.
В ней нарастала вызывающая тошноту тревога. Получалось так, что с тех пор, как она встретила Ксавьера, ее почти все время тошнило.
Но вот сцена опустела. Ксавьер разговаривал с каким-то толстым седым мужчиной.
Они повернулись к ней спиной и направились в глубь огромной пустой сцены. Тэра в отчаянии тяжело опустилась на стул.
Проходили минуты. Она сидела как прикованная, не в силах двинуться с места.
Наконец, она увидела, что он возвращается. Он спрыгнул со сцены и подошел к ней. Он стоял очень близко к ней, почти касаясь. Глядя сверху вниз. Молча. Неподвижно.
– Мне потребовалось черт знает сколько мужества, – пробормотала Тэра.
Сол сел рядом с ней. Взял ее за руки.
– А ожидание потребовало черт знает сколько терпения, – ответил он.
Тэра смотрела на него. Впитывала его черты. Она ревновала к воздуху, которым он дышал. Если бы он сейчас попросил ее лечь и умереть ради него, она бы сделала это.
Эти мысли недостойны свободной женщины, пыталась внушить она себе.
– Итак? – сказал он.
Она заглянула в глубину его глаз.
– Итак, у меня будет от тебя ребенок.
Совершенно невероятные слова.
Взгляд Ксавьера вспыхнул. Тэра пережила момент пронизывающего страха. Но затем на его губах появилась улыбка, полная чистого восторга. Все подготовленные ею диалоги утратили смысл. Все "за" и "против" аборта и усыновления. Все было немыслимо.
Но она полагала, что эти вопросы все равно следует обсудить.
– Что ты предлагаешь мне делать? – спросила она. Теперь она была полна смирения. Вверяла себя в его руки.
– Переехать ко мне. Быть со мной. Я должен заботиться о тебе. О вас обоих. Что же еще?
– Прямо так?
Она была поражена. Она не могла мыслить четко. Она была готова услышать от него несколько разных ответов, но этот, самый простой и очевидный, ускользнул от нее.
– Конечно! А почему бы нет?
– Твоей жене это не понравится.
Боже мой, это опасно, думала она. То, что предлагал Сол, ломало жизнь. Ее, его жизнь. Жизнь его жены.
Ни один мускул не дрогнул на его лице.
– Это ее не касается.
– Но дом, в котором вы с ней живете, ее ведь касается?
– У меня не один дом.
Если бы дело было только в этом. Она пристально смотрела на него, изумленная грубой, однозначной ясностью его намерений. Изумленная и испуганная.
– Тэра! – Он схватил ее за руку. – О чем ты думаешь? У тебя не было мысли убить его?
– Конечно, была.
– Тэра! – Его глаза держали ее под прицелом.
– Я могла бы сделать это, – тихо произнесла она, устояв под беспощадным взглядом. – Ты никогда бы не узнал.
– Так почему же ты этого не сделала?
– Ребенок не только мой, но и твой. Родители имеют равные права.
Он был взбешен.
– Ты действительно так считаешь или просто начиталась философских книжек?
– А ты как думаешь?
Он посмотрел на нее внимательным оценивающим взглядом и все понял. Улыбка на его лице шла из самой глубины души.
– Из нас с тобой получится замечательная пара.
– Надеюсь, что сумею оправдать ожидания, – сухо сказала она.
И затем с неожиданной силой вера в то, что все так и будет, до краев переполнила ее существо. Она почувствовала, что внутри ее застывшей, окаменевшей, как мрачный утес, души вдруг открылся живительный источник, струящийся и искрящийся водопад жизненной силы.
Она и Сол. Они действительно пара. Они подходят друг другу, понимают друг друга без слов. Притом, что он так безумно талантлив, притом, что разрыв в жизненном опыте огромен, их соединяет родство душ.
Тэра протянула руку и коснулась его щеки.
– Я тоже хочу этого. Больше, чем чего-либо. Во мне растет частичка тебя, твой ребенок.
Сол смотрел на нее с нескрываемым обожанием.
– Мне сорок лет, Тэра, – сказал он негромким голосом. – Моя молодость уже прошла.
– А мне восемнадцать, – откликнулась она. – Между нами поколение, Сол. И тут ничего не изменишь. Ну и что?
Она позвонила матери. Телефон не отвечал. Очевидно, опять проводит вечер с Дональдом.
Сол был беспросветно занят какими-то делами с многочисленным персоналом, и Тэра бродила по залу, возобновляя знакомство с его углами и закоулками, принюхиваясь, как собака, которая долго не была дома.
Некоторые музыканты узнавали ее, вспоминая маленькую девочку, которая семенила рядом с отцом, Ричардом Силком, крепко держась за его руку и оглядывая широкую сцену и просторный амфитеатр зрительного зала с позолоченными балконами, нагроможденными один над другим.
Это был час поразительного одиночества, повисший между ее старой и новой жизнью. Она не ощущала никакой связи с прежней Тэрой – ни с невинной маленькой девочкой, ни с взбунтовавшейся девушкой-подростком. В этот час она чувствовала себя девочкой-невестой, дофиной или инфантой, присланной к своему будущему мужу в страну, которой он правил.
То, что произошло сейчас между ней и Солом, пока казалось чем-то сказочным, нереальным. Тэра еще не до конца свыклась с мыслью, что внутри нее развивается новая жизнь. Мгновенно осознать те перемены, которые ожидают ее, было просто немыслимо.
Сол зарезервировал для нее на концерт лучшее место. Она могла прекрасно видеть сцену.
Оркестр расположился на сцене, образуя черно-белые ряды. Раздались звуки настраиваемых инструментов, этот знакомый, нестройный шум, который заставлял Тэру трепетать от предвкушения еще в те времена, когда она была ребенком. Короткие резкие звуки кларнетов, тонкий писк флейты-пикколо, гул барабанов.
И затем, как по взмаху невидимой руки, все смолкло. Публика замерла и приготовилась.
Сол быстрым шагом прошел сквозь ряды музыкантов. Высокая, прямая фигура, без тени улыбки на лице – как охотник перед решающим выстрелом. По своему обыкновению, он никак не отреагировал на аплодисменты публики. Их надо было еще заслужить.
Два легких удара по краю пульта – и гул в зале затих, превратившись во вздох. А затем вздох сменился полной тишиной.
Зазвучала увертюра к "Похищению из сераля" Моцарта. Она началась довольно невинно. И затем ворвалась в зал, яркая и ослепительная, хватая публику за горло, высекая электрические искры. Еще один внезапный поворот – и зал окутан волнами нежности. Мелодия любви рождалась из томных вздохов и прозрачно чистого пения скрипок.
Огни в зале были полностью потушены, только неяркие светильники пюпитров заливали оркестр мягким сиянием. Прожектор подсвечивал снизу фигуру маэстро, создавая какой-то мистический, пугающий образ. Его лицо выглядело как суровая мрачная маска с резко очерченными темными тенями. Глаза отливали стальным блеском, рот плотно сжат в тонкую линию. Тэра, как зачарованная, не могла отвести от него глаз. Она едва могла дышать.