Сол вопросительно взглянул на Тэру. Она покачала головой. Распрямила пальцы, пошевелила ими.
– С ними что-то не так, – спокойно сказала она. – Я это просто чувствую.
Он промолчал. Тэра улыбнулась.
– Вряд ли кто-нибудь заметит это, пока я не выйду на сцену и не попытаюсь сыграть на скрипке.
– О, моя девочка! – простонал он, горестно закрывая глаза.
– Концертов больше не будет, – сдержанно сказала она, спрашивая себя, действительно ли он в глубине души рад этому. Она еще не вполне разобралась в своих ощущениях – шок притупил ее чувства.
Ей представлялось, что они оба совершили грех, за который теперь наказаны – разными способами. Взгляд на случившееся в таком свете и признание ошибок прошлого принесли неожиданное облегчение. А вместе с ним свободу строить другую жизнь.
Тэра ясно понимала, что все нужно строить заново. Идиллия, в которой существовали она и Сол, закончилась.
Часть третья
Глава 27
Сол проводил семинар студентов-дирижеров в Музыкальном центре в Танглвуде, штат Массачусетс, – месте летней дислокации Бостонского симфонического оркестра.
Сливки студентов высших музыкальных учебных заведений со всего мира каждый год собирались в Танглвуде, и значительную их часть составляли студенты, изучающие искусство дирижирования.
Сол уже пятое лето подряд выступал с бостонскими музыкантами в качестве приглашенного дирижера. В перерывах между репетициями и концертами он занимался с перспективными молодыми дирижерами, которые пытались показать свое мастерство на студенческом оркестре.
Ярким августовским утром, возвещающим начало еще одного жаркого дня, студенты собрались в театрально-концертном зале – большом, похожем на ангар здании с дверями из гофрированного железа, неуместно расположившемся среди зелени танглвудского парка. Студенты-исполнители возбужденно рассаживались на сцене, доставая из футляров инструменты. Студенты-дирижеры сидели в первом ряду перед сценой, впившись глазами в листы партитуры на своих коленях.
Тэра в одиночестве сидела в середине зала. Она обратила внимание, как молодо выглядят студенты. Большинству из них было около двадцати. Каждый год студенты казались все моложе, а она и Сол становились все старше.
В программе были Симфония номер пять Шуберта и "Петрушка" Стравинского. Двое студентов должны были дирижировать, а остальные наблюдать за ними и учиться.
За минуту до времени начала репетиции в главных дверях зала появился Сол и направился к сцене.
Все взгляды обратились к нему. Наступила благоговейная тишина.
Атлетически легко запрыгнув на сцену, Сол подошел и сел рядом с Густавом Сигалом, координатором дирижерского курса, затем кивнул первому из студентов-дирижеров, чтобы тот начинал.
Поднялся высокий и тощий как жердь молодой человек с густой копной вьющихся рыжевато-каштановых волос. Тэре было интересно послушать, как он справится с обманчиво-нежной музыкой Шуберта. Она несколько раз беседовала с ним за кофе и пивом в предыдущие дни. Ей понравились его открытость и восприимчивость, его восторженный энтузиазм. Сейчас она болела за него не только потому, что считала его способным студентом, но и потому, что не хотела услышать, как Сол обрушит свой ядовитый сарказм на доверчивую голову молодого человека.
Она облегченно вздохнула, когда студент без усилий добился от оркестра теплого и искреннего исполнения произведения. Даже Сол не мог придраться. Тэра с одобрением заметила, что будущий дирижер открыто проявляет признательность, когда исполнение ему нравится, что он предпочитает просить, а не требовать, сотрудничать, а не отдавать распоряжения.
Она решила, что у него большое будущее.
В конце оркестранты с теплой непосредственностью поблагодарили дирижера аплодисментами, а Сол грациозно склонил голову в знак признательности, что студент хорошо справился с заданием.
Следующий студент управлял оркестром, размахивая руками, как крыльями ветряной мельницы, наклоняясь и приседая с таким рвением, которое было более уместно в спортивном зале, чем на подиуме. Его словесные команды исполнителям "громче", "тише", быстрее", "медленнее" были ясно слышны сквозь музыку.
Тэра наклонила голову к партитуре, лежащей у нее на коленях, чтобы скрыть насмешливое изумление.
После завершения выступления Сол и Густав подозвали к себе обоих студентов и обсудили с ними их исполнение. Тэра слышала, как Сол ехидно подкусывал студента, потерпевшего неудачу:
– Итак, я вижу, вы – человек действия. Если вы оставите попытки стать дирижером, то сможете сделать отличную карьеру, регулируя движение на Трафальгарской площади в часы пик.
Тэра не могла выслушивать это дальше. Она тихо вышла из зала и прошла в садик, расположенный позади здания. Сод не заметит ее исчезновения. Он будет совершенно счастлив в течение следующего часа. Он получил одного достаточно хорошего студента, чтобы тратить на него время, но пока еще не настолько блестящего, чтобы представлять угрозу для его собственного мастерства, и одного достаточно безнадежного и тупого, заслуживающего применения полного набора насмешек из соответствующего репертуара Ксавьера.
Она задумалась, хватит ли ей времени, чтобы позвонить в Англию и поговорить с Алессандрой. Сейчас была половина первого, почти обеденное время. Дома должно было быть половина шестого вечера. Алессандра, наверное, вернулась с прогулки верхом и пьет чай, приготовленный Рейчел.
Алессандра была очень привязана к своей бабушке, хорошо ладила с Дональдом и всегда оставалась у них, когда Сол и Тэра уезжали куда-нибудь.
Рейчел и Дональд несколько лет назад купили уютный коттедж с соломенной крышей в деревне в Бедфордшире. При нем было два акра земли, включающей большой выгул и пастбище для двух-трех лошадей. Рядом с домом находилась старая конюшня. Алессаидра предпочитала держать свою гнедую кобылу Тоску здесь, а не в оксфордширском доме отца, где большую площадь занимал декоративный сад, и оставалось мало места для свободного пастбища.
Тоска всегда выдвигалась в качестве причины того, что Алессандра все чаще и на более длительное время оставалась у Рейчел и Дональда. Но Тэра подозревала, что дело не только в лошади и что сама Алессандра чувствует себя более свободно и раскованно в непринужденной атмосфере бедфордширского коттеджа, чем в доме своих родителей.
Неожиданно Тэре ужасно захотелось услышать голос дочери. Она пробежала по тропинке к кафетерию у главных ворот, где был телефон-автомат.
Голос Рейчел ответил так громко и отчетливо, как будто она находилась не дальше чем в соседнем городке. Она тут же передала трубку Алессандре, которая была переполнена новостями о последних достижениях Тоски. Слушая полный радостного энтузиазма голос дочери, Тэра почувствовала теплую волну счастья. Какие бы проблемы ни возникали у них с Солом, по крайней мере, их тринадцатилетняя дочь безмятежно и спокойно проводила летние каникулы.
– Бабушка и дедушка возили меня на состязания. Тоска выиграла кучу призов. Я собираюсь отпустить ее на пастбище. Ей надо отдохнуть. В конце недели будут еще выступления, – тараторила Алессандра.
Тэра улыбалась, тщетно пытаясь вставить хоть слово. Было почти невозможно остановить поток слов Алесеандры, когда дело касалось Тоски. Она могла говорить о лошади часами. Ничто не интересовало ее сильнее, чем Тоска.
Солу это увлечение лошадьми казалось странным и, мягко говоря, несколько раздражало. Он предпочел бы, чтобы Алессандра с таким же рвением занималась более серьезными делами – школьной учебой и пением.
Алессандра подавала надежды как вокалистка, но с тех пор, как у нее развилась страсть к лошадям и конному спорту, интерес к пению стал падать.
– Если ты будешь давить на нее, ты не добьешься, чтобы она больше занималась пением, – как-то попыталась объяснить Солу Тэра, увидев, что Алессандра выбежала в слезах после одной из язвительных лекций отца о достоинствах музыки и никчемности скачек на лошадях. – Таким способом ты сделаешь только хуже, только оттолкнешь ее от себя.
Тэра очень хорошо знала, что мог бы сказать Сол в ответ на ее замечание: "Что мать, то и дочь – ты тоже впустую растратила свою юность".
Эти слова никогда не произносились вслух, но они оба слышали их. Это был еще один ряд шипов в жестком ошейнике их сложных взаимоотношений.
– Она и так занимается по часу ежедневно, – говорила она Солу в защиту Алессандры. – Этого вполне достаточно.
И просто самоотверженно для человека, который, видимо, не получает от этого большого удовольствия и предпочел бы заниматься чем-нибудь другим, добавляла она мысленно.
– Мы не вернемся до конца следующей недели, солнышко, – сказала Тэра Алессандре, заканчивая разговор. – Папу пригласили выступить в Нью-йоркской "Метрополитен-Опера". И я, наверное, поеду с ним.
– Ты всегда и везде ездишь с ним, – скучным тоном заметила Алессандра. – Ты вернешься к воскресенью? – спросила она, помолчав.
– Думаю, в понедельник рано утром. А что?
– В воскресенье в школе верховой езды будет открытое занятие по прыжкам. Бабушка и дедушка сказали, что свозят меня туда, если я все еще буду здесь.
– Не волнуйся, будешь! Полностью свободной от родительского присутствия!
– Мама, я ужасно соскучилась по тебе.
Черта с два, подумала Тэра. Может быть, чуть-чуть, но не слишком сильно, если Тоска рядом. И это вполне нормально.
– Папа там? Он будет разговаривать со мной?
Тэра уловила в вопросе дочери тревогу. Но, возможно, ей это только показалось.
– Он сейчас занят, проводит семинар. Он передает тебе привет.
– А-а. Хорошо. Тогда передай ему привет от меня тоже.
В тоне девочки безошибочно слышалось облегчение. Ну что ж, подумала Тэра, это можно понять. Сол не тот человек, с которым можно беспечно болтать по телефону. Она медленно пошла обратно к концертному залу, погруженная в унылые размышления. Она понимала, какое разочарование испытывал Сол из-за того, что Алессандра проявляла так мало непосредственного интереса к музыке.