– У меня есть отличное шампанское – твое любимое, "Болинжер" 1976 года, – сказала Джорджиана. – Тулио откроет бутылку.
Она отдала слуге распоряжение.
– Мы с Элфридой собираемся в круиз, – сообщила Джорджиана, обеспокоенная молчанием. – По Карибскому морю.
– Надеюсь, ты выяснила, какой там климат в это время года. Там может быть очень сыро.
– Разумеется, мы все выяснили. И тебе надо подумать об отпуске. Ты уже давно не отдыхал.
– Я трудоголик – один из вымирающего племени, – резко произнес Сол, глядя на пузырьки газа, поднимающиеся в бокале.
– Да, мой дорогой. Те, кто приходят сейчас, – лишь жалкие подражатели.
– Мартышки, пляшущие под шарманку, – сквозь зубы процедил Сол. – Все время стремятся подстраховать себя в администрации оркестров. Лебезят перед каждой самодовольной дрессированной примадонной.
– Совершенно верно, – согласилась Джорджиана, ни на секунду не усомнившись в его словах.
– Идиоты, сборище идиотов, – проворчал он. – С меня достаточно.
Гнев кипел внутри него, когда он думал об инструменталистах, требующих все больше власти в выборе программы и исполнителей, певцах, которые считают, что они лучше знают, как интерпретировать великие оперные роли. Не говоря уж о постоянных стычках с администраторами!
Даже его дочь не хочет его слушать. Предпочитает ему лошадиную морду.
– Я ушел сегодня с репетиции "Летучего голландца", – небрежно сказал он. – И не собираюсь возвращаться. Они и без меня обойдутся.
Джорджиана в ужасе уставилась на него.
– Это невозможно!
Он сжал губы.
– Пусть попробуют.
– Но как? Кто?
– Вероятно, Тэра заменит меня. – Сол натянуто улыбнулся. – Она вполне может справиться.
В конце концов, я все подготовил, подумал он. Все, что от нее требуется – это нажать на кнопку старта. Он грустно улыбнулся, вспоминая прошедшие годы и юную Тэру – свою пышнотелую фею, своего непокорного эльфа. А теперь она была стройной, элегантной тридцатилетней женщиной, сдержанной и уравновешенной. Она уверенно находила свой путь в мире музыки. Дирижирование – нелегкое поле деятельности для женщины, но Тэра смогла бы достойно проявить себя на нем, он был уверен в этом.
Джорджиана была потрясена. Мало того что Сол произнес имя Тэры – хотя это само по себе было довольно неприятно. Но мысль о том, что молодая женщина может узурпировать роль Сола, была поистине ужасна. Для Джорджианы Сол был настоящим императором в мире музыки. Богом. Не заработав в своей жизни ни пенни, живя за счет богатства, созданного мужчинами, Джорджиана принадлежала к тому типу женщин, которые готовы до последнего защищать первородное превосходство мужчин.
– Какое это имеет значение? – воскликнул Сол, неожиданно почувствовав глубокую усталость.
Что, вообще, имеет значение?
– Возможно, она и справится, – запротестовала Джорджиана. – Но она никогда не будет стоять в одном ряду с тобой. Ты великий Маэстро. Король всех маэстро, – торжественно заключила она.
Сол рассмеялся.
– Спасибо тебе. Но я боюсь, твой голос останется в одиночестве!
Он встал, собравшись уходить. В зеркальных стенах прихожей ряд уходящих в бесконечность многократных отражений Джорджианы смотрел на бесконечные отражения Ксавьера. Взглянув на стоящую перед ним во плоти и крови женщину, он задумался о том, как долго еще продержится ее красота. Она выглядела поразительно молодо. Казалось, невидимые руки времени, которые так безжалостно прочерчивают свои линии, не коснулись ее кожи.
Сол наклонился и легко поцеловал ее рот, с удивлением отметив, что эти упругие розовые пухлые губы не проявили в ответ никаких эмоций.
Он бесцельно бродил по лондонским улицам, отбросив гнет настоящего. Злость и гнев утихли. Как будто какая-то тугая внутренняя струна натянулась и порвалась. У него возникло ощущение, что его видение мира слегка исказилось, ослабив способность четко анализировать происходящее. Он казался себе зрителем, смотрящим вниз с большой высоты: все выглядело расплывчатым и туманным. Пугающее чувство одиночества охватило его.
Он сказал Джорджиане, что он один из вымирающего племени. Так оно и есть. Возможно, этому следовало радоваться. Он не чувствовал в себе желания стать частью нового порядка. Он понимал, что дни его золотой славы прошли.
Что ж, пусть уходят, сказал он себе. Надо просто радоваться тому, что они были. Было трудно, однако, удержаться от наводящих грусть воспоминаний о своей блистательной молодости. Он вновь и вновь вызывал в памяти те годы. Молодой Сол был не только талантлив, но и способен на яркие порывы. Когда ему было двадцать пять, его как-то пригласили в Прагу дирижировать оркестром Чешской филармонии. За несколько минут до начала концерта выяснилось, что у солистки, исполняющей партию фортепьяно, приступ жестокой мигрени и она не в состоянии выйти из своей артистической. Не моргнув глазом, Сол вышел на сцену, сел за рояль и сыграл феноменально трудный Третий концерт Прокофьева, управляя оркестром со своего места за клавишами.
Это был возбуждающий опыт. Экстатический. Он вдохновил его на новые подвиги. От воспоминаний его бросило в жар.
Он подумал о Тэре. Ей было сейчас немного за тридцать. Мир лежал у ее ног. Тогда как он прошел уже больше половины жизненного пути, и все вокруг было слишком хорошо известно ему. Интересно, есть ли гребень у этого холма?
Он понимал, что достиг очень многого, но ради чего? Вся эта борьба, энергия, усилия. Все, что он тратил. Отдавал. Ради чего все это?
Эта вульгарная жалость к самому себе должна быть нещадно искоренена, решил он.
Тулио беззлобно пнул ногой маленького пуделя, прежде чем наклониться и вытереть лужу под обеденным столом.
Щенок угрожающе зарычал и вцепился в ботинок, пытаясь прокусить мягкую кожу.
– Тулио, не дразни его, – сказала Джорджиана.
– Вам надо приучать его к порядку, – заявил Тулио, сдвинув вместе густые черные брови, что придавало ему суровый вид. Он знал, что Джорджиане нравится такое выражение его лица. – И посмотрите, он прокусил мой ботинок.
– Я куплю тебе другую пару, – сказала Джорджиана, надув губы. Она знала, что это нравится ему.
Тулио секунду или две сохранял обиженный вид.
Раздался звонок домофона. Джорджиана выразительно посмотрела на своего слугу.
Он снял трубку, прикрыв микрофон рукой. Хозяйка и слуга пристально смотрели друг на друга.
– Мне потом зайти? – спросил Тулио, зажигательно глядя на нее карими глазами. Джорджиана слегка отвернула голову, открывая взору молодого человека свою молочно-белую шею, сохранившую гладкость и нежность благодаря годам массажа и заботливого ухода. Она искоса бросила на Тулио по-девичьи кокетливый взгляд. Затем изобразила на лице холодную суровость.
– Мои гости ждут, чтобы их впустили, – сказала она слуге, указав пальцем на трубку. Напоминел о работе, которую следует выполнять. О его положении наемного слуги.
В течение всего вечера Джорджиана и Тулио тайно флиртовали друг с другом. Это была соблазнительная игра. Ничего серьезного. Мимолетно схваченный взгляд, легкое касание пальцев при передаче бокала из рук в руки. Но каждый контакт сопровождался всплеском ощущений, краткой искрой тока короткого замыкания.
Когда гости ушли, Тулио составил бокалы, тарелки, пепельницы на поднос и отнес на кухню. Он сложил раскладной, покрытый зеленым сукном карточный столик и убрал его во встроенный шкаф в коридоре. Методично загрузил посудомоечную машину, поместил остатки еды в герметичные контейнеры в холодильник и открыл форточки, чтобы проветрить квартиру от сигаретного дыма.
Когда вся эта работа, наконец, была закончена, он причесал волосы, обрызгал себя одеколоном и негромко постучал в дверь спальни Джорджианы.
– Входи.
Она сидела за туалетным столиком. Спокойная, безмятежная. Тулио видел выражение лица женщины, глядящей на него из зеркала. Это было лицо женщины, довольной тем, что она видит перед собой.
Он подошел и встал позади нее. Коснулся тонкими смуглыми пальцами тонкого крепдешина, окутывающего ее плечи. Изящно очерченные хрупкие кости проступали через ткань.
Тулио скользнул пальцами по поверхности шелка, обнажая плечи и длинные руки Джорджианы. В зеркале он видел ее девичью, так и не достигшую зрелости грудь, жемчужно-белую, с нежными розовыми сосками, уже приятно отвердевшими.
В свои двадцать лет Тулио мог без труда прийти в возбуждение при виде прекрасного обнаженного женского тела, даже если его обладательнице было далеко за сорок.
Он опустился на колени и прижался щекой к мраморной спине Джорджианы, обнимая ее за талию. Его руки поползли вверх. Решив соблюсти осторожность, он деликатно спросил:
– Сегодня можно?
В зеркале он видел, что его пальцы почти достигли нежной линии ее груди. Она сделала глубокий вдох. Тулио сразу же замер. Он знал, что она пуглива, как лань. До сих пор. Несмотря на то, что он уже десятки раз овладевал ею.
Каждый раз он должен был действовать с осторожностью. Обхаживать ее заново. Никогда не выглядеть самонадеянным. Не предъявлять прав на нее. С почтительной благодарностью принимать дарованную ему милость.
Это не раздражало Тулио. Наоборот, его развлекала эта игра. Он учился управлять ее эмоциями и сдерживать свои. Это было захватывающее занятие.
И когда он, наконец, доводил ее до состояния мольбы, до срывающегося дыхания, он легко и быстро завершал дело.
Миссис Ксавьер предпочитала простое прямолинейное действие, без фантазий. Традиционная позиция. Мужчина сверху. Минимум движений. Ему не требовалось больших усилий, чтобы достичь удовлетворения.
Кроме того, это давало иные преимущества.
Богатые стареющие женщины имеют склонность выражать свою признательность весьма приятным способом. Подарки в виде сшитых на заказ костюмов, кожаных пиджаков, шелковых рубашек. Все это уже было у него в изобилии. Премии к его ежемесячному жалованью.
Он решил, что если будет вести себя правильно, то сможет рассчитывать и на более ценные приобретения. У него вошло в привычку просматривать в воскресной газете колонку, посвященную обзору хороших классических автомобилей, подбирая тот, что удовлетворит его вкус.