– Значит, все-таки она?
Люба скорее обрадовалась, чем огорчилась. Но ее можно понять. Во-первых, Батыгина была ее соперницей. А во-вторых, Суконцева не хотела остаться крайней. И она могла лишь с облегчением вздохнуть, узнав, кого привлекли за покушение на ее любовника.
– А если вы? – пристально посмотрел на нее Максим.
– Я?! – Рука ее дрогнула, и чашечка с кофе чуть не выскользнула из пальцев.
– Батыгина обвиняет вас.
– Меня?! – Люба кое-как справилась с чашечкой, поставила ее на блюдце.
За вторую чашечку она не бралась, не до того.
– А вас это удивляет?
– Ну… Да, конечно! Конечно, удивляет!
– И что вы можете сказать? – поинтересовался Максим.
– Глупости какие!
– Альбина знает о ваших отношениях с ее мужем?
– Ну, возможно. Я-то здесь при чем? Я никому ничего не говорила! Да и зачем?
– Она знает, как вы любили Валеру Кружилова, – рассказал капитан.
– И что с того? – удивилась Люба.
– Она знает, кто посадил Валеру.
– Кто? – Ее голос дрогнул.
– А вы не знаете? – внимательно смотрел на нее Максим.
– Нет.
– И не догадываетесь?
– Ну, есть предположения, – кивнула Суконцева, не выдержав его взгляд.
– Батыгин?
– Да, он… Это Альбина вам сказала?
– Она сказала, что вы так можете думать.
– Какая разница, что я думаю?
– А почему Кружилов погиб? – наседал Одинцов.
– Какая-то драка в зоне была…
– Может, заказное убийство?
– Может, и заказное убийство. – Люба не удержалась, смахнула с холодильника пачку «Вога», вынула из нее тонкую сигарету.
– Волнуетесь? – щелкнув зажигалкой, спросил он.
– А если Валеру действительно заказали? – криком души ответила она.
– Кто? Батыгин?
– Больше некому.
– И вы это знали?
– Ну, не знала, догадывалась.
– Вы знали, что Батыгин заказал вашего мужа, но это не помешало вам, э-э… поселиться на этой квартире, так я понимаю?
– Ну, Валера не был мне мужем. Мы так и не оформили наши отношения.
– Муж может быть гражданским.
– Ну да, это, конечно, было… А то, что я с Глебом сошлась… Так Валера в прошлом, а я давно уже живу в настоящем… К тому же… – Люба запнулась и махнула рукой, отсекая разговор.
– Что – к тому же?
– Если вы думаете, что это я отомстила Глебу…
– А вдруг думаю?.. Преступников никто не видел – ни в подъезде, ни во дворе. Сколько свидетелей опросили – никто ничего не видел. А дом большой… Может, и не было никаких грабителей. Может, Батыгина кто-то из жильцов дома стукнул?
– Вы в своем уме! – бледная как поганка, ошеломленно протянула Люба.
– Обыск у вас в квартире мы не проводили. Может, еще не поздно?
– А что вы хотите найти?
– Я не хочу это найти, но если вдруг… Меня интересует орудие преступления, это может быть топорик или молоток с острым бойком. Как вы думаете, чем ударили Батыгина?
Еще преступник похитил у жертвы деньги, документы, ценные вещи, но Максим решил об этом не говорить.
– Я не знаю…
– Зато вы знали, что Батыгин был без телохранителя, – вздохнул Одинцов.
Не хотел он давить на Любу, но, увы, такая у него работа. И личные симпатии в данном случае ничего не значат.
– Не знала!
– И орудия преступления у вас нет?
– Нет!
– А если я найду? – Максим въедливо смотрел на женщину, взглядом пытаясь проникнуть на полку ее души, туда, где хранилась правда.
– Не найдете!
– Уже избавились от улик?
– Не было у меня ничего!
– Можно начинать? – Одинцов провел пальцами по своей ладони так, как будто надевал перчатки.
– Обыск?
– Обыск.
– Ну, начинайте!
– Вы уверены, что я ничего не найду?
– Уверена!
Максим кивнул. Суконцева действительно была в том уверена. Но, может, она просто избавилась от улик. Вынесла их на свалку при первом же удобном случае.
Люба действительно могла знать, что Батыгин остался без охраны. Он пошел вниз пешком, и ей ничего не стоило настичь его и ударить по голове… И все-таки при всей своей реальности эта версия не выглядела убедительной. Верней, Максим не хотел в нее верить… Да и постановления на обыск у него не было…
– Люба, вот вы сказали, что живете в настоящем. Хотели сказать еще что-то, но передумали. Что вы хотели сказать про ваши нынешние отношения с Батыгиным? Почему вы не сказали ему о том, что знаете, кто заказал Кружилова?
– А если не он? Если Валера погиб случайно?
– А если он? – переспросил капитан.
– Если он, то у него были основания… В девяносто восьмом у Валеры возникли большие проблемы, он потерял всех своих людей, ему перестали платить за крышу. Остался только Батыгин. Он же не просто был данником, он был еще и другом, – с сарказмом произнесла Суконцева. – Вот Валера этого друга и доил. Как паразит к нему присосался. А Глеб развивался, большой завод начал строить. А завод этот обещал большую прибыль. Батыгин и дальше собирался платить Валере, но тот захотел войти в долю… В общем, терпение у Глеба лопнуло… Или могло лопнуть… Может, это не он сдал Валеру.
– А если он?
– Я же говорю, тут даже ангельское терпение могло лопнуть.
– В общем, вы понимаете Батыгина?
– Ну, если только в общем.
– Значит, не можете его простить?
– Да я его как-то не особо и винила, – пожала плечами Люба.
– Может, и Валеру не любили?
Суконцева встрепенулась, как женщина, в чье личное пространство непозволительно вторгся омерзительный хам. Но на вопрос все-таки ответила.
– Любила. Очень любила… Но дело не в том… Рано или поздно Валера бы все равно нарвался.
– Значит, Батыгину вы мстить не собирались?
– Я что, похожа на идиотку? Глеб дом собирался мне построить. Он бы меня содержал… Не скажу, что я к этому стремилась, но это лучше, чем ничего…
– Ничего – это Карцев?
Люба выразительно промолчала. Пусть Максим как хочет, так это и понимает.
– Значит, не сложилось у вас с Батыгиным? – Он задал наводящий вопрос.
– Не сложилось, – кивнула она.
– И не сложится?
– И не сложится.
– А почему вы так в этом уверены? Может, Батыгин еще выйдет из комы. И поправится. К вам вернется.
Одинцов не зря завел этот разговор. Действительно, почему Люба сомневалась в благополучном исходе? Может, она заставляла себя сомневаться? Может, она знает, чем для нее закончится воскрешение Батыгина? Может, он обвинит ее в покушении на собственную жизнь? Вдруг он знает, кто его ударил?
– Не выйдет, – пронзительно вздохнула она.
– Почему вы так думаете?
– Я не думаю, я знаю… Я не люблю Глеба, но тем не менее он мне дорог. А я невезучая, и я должна была его потерять. Я знала, что так и будет. И это случилось. А если случилось, то безвозвратно…
– Может, все ваши проблемы от неуверенности в себе?
– Вы психотерапевт? – грустно, но с проблеском шутливой иронии, спросила Люба. – Вы хотите со мной об этом поговорить?
– А вы не нуждаетесь в помощи психолога?
– Было бы неплохо… Самое то, что нужно после общения с грубым и жестоким… э-э… – Она запнулась, не решаясь назвать Одинцова ментом.
– Я грубый. Но не жестокий.
– Значит, жесткий. Черствый.
– Издержки профессии.
– Валера тоже был таким же грубым и жестким… Но он меня никогда не обижал. Да, вы кофе хотели! – спохватилась Люба.
– Вы меня извините, – поднимаясь со своего места, угрюмо сказал Максим. – Ну, если вдруг обидел… Пойду я, работа.
Капитану нравилась эта женщина, тянуло его к ней, а она нуждалась в сильном мужском плече – как бы эти два взаимных притяжения не довели до греха. Максим давно уже не сопливый юнец, и близость с женщиной не могла его пугать, но все-таки он должен был избежать такой развязки. Он вел себя с ней как плохой полицейский, поэтому должен был уйти. Чтобы затем вернуться. Стать хорошим и вернуться…
Глава 11
Может, и есть в профессии проститутки какая-то интрига, но существуют и свои трудности. Мало того, что Лесе пришлось корячиться в тесной кабине дальнобойного «МАЗа», давиться похотью потного водилы, так она еще и поблагодарила его за жалкую «штуку», которую он отслюнявил за час устной любви. А не скажешь «спасибо», на чай не получишь.
– Давай, детка, проваливай!
Красномордый мужик схватил ее за плечо и стал выталкивать из кабины.
– Эй, ты чего?
– Давай, давай. У меня жена, дети, а ты тут честного семьянина развращаешь! – на полном серьезе пробухтел мужик.
Он открыл дверь, вытолкал ее из кабины. Приземлилась Леся неудачно, ударилась коленкой о землю. Платье у нее короткое, кожу на ногах защитить нечем. И больно, и обидно. Как она теперь с окровавленной коленкой будет!
– Мразь! – крикнула девушка, поднимая с земли камень.
Нельзя давать волю своим чувствам, на большой дороге это опасно для жизни, но не смогла она сдержаться, и камень полетел в кабину, треснулся о стекло.
А теперь тикать! И чем быстрей, тем лучше!
– Ах ты, сука! – донеслось с той стороны кабины.
Но Леся уже бежала со всех ног прочь от машины. Высокие каблуки мешали, поэтому она сняла туфли. Бегом, бегом!
Но убежать, увы, не удалось. Красномордый и толстобрюхий водила бегал быстрее. Он догнал Лесю, одной рукой зажал запястье, другой схватил за волосы. Несмотря на то, что прическа у нее была короткая, это не помешало ему оттягать ее за волосы.
– Дяденька, прости!
Она протянула ему руку, в которой держала скомканную тысячную купюру.
– Я тебя сейчас, тварь… – Он осекся и, вырвав у нее деньги, разжал руку.
На этом все закончилось. Дальнобойщик рванул в одну сторону, она – в другую. Леся собралась перейти дорогу, остановить попутную машину и добраться до точки сбора, там и пожалуется сутенеру Жоре. Только не станет он искать дальнобойщика, устраивать с ним разборки… Но все равно пожаловаться надо. Хоть чуть-чуть, но на душе станет легче. А коленку она зеленкой замажет. Как бы Сонька не посоветовал ей этой зеленкой два прыщика на груди прижечь. Грудь у нее нулевого размера, и Сонька над этим смеется. Да и не только она.