— У тебя только один выход. Подумай, но знай, каждая минута работает против тебя.
Мужчины направились к лифту и исчезли из поля зрения. Я села на пол и разрыдалась.
Начало светать. Я собралась с силами и подошла к окну. Прямо напротив моего балкона стояла машина, за рулем которой сидел Лев. Он смотрел прямо на меня и разговаривал по мобильному телефону… Проснулась и заплакала дочка. Я дала ей грудь, но молока не было. Я давила свою грудь, массировала соски, но так и не смогла выдавить ни капли. Видно, молоко перегорело из-за всех моих страшных потрясений. Достав полупустую и уже последнюю банку смеси, я принялась разводить ее водой и приговаривать, глотая слезы:
Дремлет папа на диване,
Дремлет мама у стола,
Дремлют наволочки в ванне,
Дина тоже спать легла.
Я взяла дочку на руки и стала кормить. Она удовлетворенно засопела.
— Динуля, много не ешь, — словно в бреду говорила я и с ужасом смотрела на то, как дочка доканчивает бутылочку. — Господи, ну оставь на следующий раз — Видимо, Динулька хорошо проголодалась, она выпила все содержимое бутылочки, откинула головку и сладко уснула. Я положила ее на диван, погладила беззащитное личико и прошептала:
— Родная моя девочка, спи. Я никому тебя не отдам. Это я тебе обещаю.
Когда совсем рассвело, я вновь подошла к окну. Машина была на том же "месте. Мне показалось, что мужчины смотрят на меня в упор. Но это и не важно. Важно то, что у меня нет малейшей возможности не только дойти до посольства но и просто выйти из подъезда.
— Господи, ну отъедьте, — шептала я, как помешанная, и кусала уже и без того ободранные губы.
Постояв около десяти минут, я отошла от окна, закрыла глаза и заплакала. Мне было совершенно безразлично, что холодильник пуст, но меня охватывал дикий ужас от того, что закончилось детское питание и мне нечем накормить свою малышку. Я даже не могла себе представить, что мне делать, когда ребенок захочет есть. Меня сначала бросило в жар, начало лихорадить. Я была в отчаянии от собственной беспомощности.
После появления Льва и его друзей у меня пропали последние надежды на то, что Галина вернется. Я опустилась на пол, обхватила голову руками, пытаясь справиться с головокружением. За эти дни я страшно обессилела. Квартира стала похожа на клетку, из которой был только один выход, да и то в пасть самого настоящего хищника. Трое суток… Господи, как же это долго! В нормальной обстановке эти сутки пролетают так быстро, а здесь… Трое суток недоедания, бессонницы, нервного напряжения, слез… Так можно свихнуться, сломаться, но мне нельзя. Если что-то случится со мной, никто не позаботится о малышке…
Галины нет и все разлетелось на куски… Все оказалось растоптанным… Жаль, что в квартире нет телефона, как жаль… Если бы он был, я бы обязательно позвонила. Стоп! А куда я могу позвонить? Бог мой, мне совершенно некуда звонить! В Россию? Кому? Матери? Чтобы окончательно добить ее? В полицию? Но ведь это смешно. Господи, как же это смешно. В голове был полнейший хаос, я ни на чем не могла сосредоточиться.
Нужно напиться, промелькнуло у меня в голове. Когда напиваешься, становится легче. Я принялась рыться в многочисленных кухонных шкафах в надежде найти хоть что-нибудь выпить. Мне повезло, в самом дальнем углу одного из шкафов стояла на четверть заполненная бутылка отменного виски. На голодный желудок алкоголь подействовал моментально. Перед глазами все поплыло, в ушах наконец прекратилось страшное гудение, которое преследовало меня в последнее время. Затем наступило какое-то онемение, было тяжело даже шевелить губами. Но стало намного легче. Приятное тепло разлилось по всему телу…
Обняв пустую бутылку виски, я села у кухонного окна. Неожиданно вспомнился московский офис, в котором мне предложили продать своего будущего ребенка. Молодая симпатичная женщина обнимала меня за плечи и восторженно говорила о том, какой героический поступок мне предстоит совершить. Мол, с их фирмой» связано много богатых молодых американских семей, которые спят и видят, чтобы усыновить ребенка. Они стоят в очереди по несколько лет и терпеливо ждут. Мое согласие будет благородным гуманным поступком. Ведь можно убить ребенка, сделав аборт, а я подарю ему жизнь. Для бездетной семьи этот ребенок будет самым желанным, самым любимым. И я поверила. Страшно подумать, но тогда я поверила каждому сказанному слову. Господи, какой же глупой я была!
Потом вспомнился момент, когда я в первый раз в жизни взяла в руки загранпаспорт. Тогда я заплакала. То ли от радости, то ли от страха перед неизвестностью, а может, и просто оттого, что за время ожидания сдали нервы. В американском посольстве я должна была скрывать беременность и доказывать необходимость своего выезда за бугор. Это было довольно сложно. Целая куча каверзных вопросов и целая куча лжи. В день получения визы меня жутко лихорадило. Сумасшедшая очередь на Садовом кольце… Я никогда в жизни не видела таких больших очередей. Человек четыреста, не меньше. И только около пятидесяти получили разрешение на въезд в Соединенные Штаты Америки. Остальные нервничали, ругались. Кто-то впадал в истерику и орал. Как же я боялась, пока ждала своей очереди. Я оказалась одной из немногих, кому посчастливилось получить визу. А затем аэропорт, таможня и — самолет.
Мысли мои вернулись к спящей дочке. Я с ужасом подумала, что она вот-вот проснется, а мне нечем ее накормить.
Глава 14
В который раз поглядев в окно, я увидела, что в машине остались двое — Лев и один из его приятелей, тот, с тупым лицом. Возможно, третий уехал по каким-либо делам, а может, стоит на моей лестничной площадке, рассматривает дверь с ее нехитрыми, но все же довольно массивными замками, чтобы решить, как их взломать.
Я услышала лязганье ключей в двери и замерла. Потом метнулась на кухню, схватила кухонный нож. Если мне сейчас придется кого-то убить, я сделаю это. Я должна защитить своего ребенка, я должна его спасти. Это ничего, что я такая хрупкая, справлюсь! Я притаилась в коридоре.
Дверь распахнулась, и на пороге появилась». Галина.
— Ты что с ножом-то? Меня, что ли, резать собралась? — прошептала она, глядя на меня испуганными глазами.
— Я бы тебя не только зарезала, но и застрелила, — проговорила я, едва не плача.
— За что это?
— Где ты трое суток пропадала?
— Я не пропадала, я ездила в Луизиану.
— Куда?!
— В Луизиану. Это, между прочим, не близко. На самолете нужно лететь.
— И какого черта ты туда летала?
— Деньги добывала, да и документы тоже.
— А меня не могла предупредить?
— Времени было в обрез. Да убери ты нож, ей-богу! — тяжело привалилась к стене.
— Ты что, приросла? Стоишь как чужая. Заходи, — прикрикнула я на нее. — Скажи, это ты меня сдала? — спросила я и, затаив дыхание, с ужасом ждала ответа.
— Кому?! — явно опешила Галина.
— Льву и его товарищам.
— Как ты могла такое подумать?! — задыхаясь, проговорила Галина и даже изменилась в лице.
— Тогда какого черта ты бросила меня на трое суток одну? У меня кончилось детское питание, мне нечем кормить ребенка!
— Не кричи. Дина проснется.
— В том-то и дело, что я не знаю, что буду делать, если она проснется. У меня нет ни грамма смеси.
— А почему ты не кормишь грудью?
— У меня молоко перегорело.
— Нервничать меньше надо.
— Хорошенький совет! Ты хоть понимаешь, что, пока ты летала в эту свою Луизиану, мы могли сдохнуть с голода! Если бы ты вернулась чуть позже, обнаружила бы в квартире два трупа!
— Ольга, прекрати. Ты несешь ерунду. Я же о тебе заботилась, да и о малышке тоже. У меня никого нет ближе вас. Вы мне как родные. Да пусть меня лучше убьют, чем я сделаю тебе плохо. Тебе или маленькой Динке.
— Тогда откуда братки узнали о том, что я сижу в этой квартире?!
— Какие еще братки?
— Лев с товарищами. Они дежурят там, внизу. — Я перевела дыхание. — Ты что, и вправду не знаешь, о чем идет речь?
— Не знаю.
— У подъезда дежурят братки. Можешь посмотреть на них в окно. Правда, их было трое, а сейчас стало двое! Там никто на лестничной площадке не дежурил?
— Нет.
— Значит, один куда-то свалил.
— Я Ь не знала, что тут кто-то дежурит»
— Получается, что ты вошла в подъезд совершенно спокойно.
— Получается так.
— Значит, они не знают тебя в лицо.
Галина устало кивнула головой.
— Но ведь когда я раскапывала стукачку, ты вырубила Льва.
— И что?
— Он же мог тебя видеть.
— Но ведь я напала на него сзади, и он сразу потерял сознание.
Я потерла виски и пожала плечами.
— Странно как-то получается. Братки тебя в лицо не знают, а твою квартиру знают. Лев меня даже по имени назвал.
— Ольга, к чему ты клонишь? — сухо спросила Галина и отошла наконец от стены. — Я только сейчас узнала о том, что за квартирой следят. Спокойно зашла в подъезд, и никто меня не остановил. Получается, что тебя как-то выследили.
— Как, если я, кроме балкона, никуда не выходила?!
— Нужно подумать.
Галина нахмурилась и посмотрела на пустую бутылку, в обнимку с которой я сидела совсем недавно.
— А ты, я смотрю, времени даром не теряла, — холодно заметила она. — Виски уговорила.
— Ты не хуже меня знаешь, что, когда на душе гадко, самое лучшее — напиться.
— Что ты и сделала.
— Что я и сделала. Галина подошла к окну.
— Эта машина?
Я заметила на лице Галины горькое разочарование и усердно закивала.
— Эта.
— А кто в ней?
— Ну, Льва ты, наверно, узнала.»
— Ни хрена я его не узнала. Тогда в лесу темно было.
— Лев, это тот, что сидит за рулем.
— А второй?
— Второго я раньше никогда не видела.
— И давно они тут торчат?
— С ночи. Они в дверь звонили. Требовали открыть.
— А ты?
— А я что, ненормальная? Конечно, не открыла.
— Прямо мистика какая-то. И как они на твой след напали? Ты Веронике не говорила, где я живу?