— А ты уверена, что он там живет?
— Не совсем. Может, его убили. Может, его уже нет в живых…
— Он у вас бандит, что ли? С чего его могут убить? Чем он занимается?
— Не знаю, — произнесла я обреченно.
— Как это не знаешь?
— Не знаю и все.
— Хорошенькое дело! Не знаешь, от кого рожаешь!
— Я от него не рожала. Он наш названый папка.
— Я тоже могу быть вашим названым папкой, — ревниво сказала Галина.
— Папка у нас один, — отрезала я. — Господи, я ведь ничего про него не знаю. Ничего Может, его и в самом деле в живых нет. Мы бы с Динкой хоть к нему на могилу сходили.
— Ты напиши еще какой-нибудь адрес. А то мне кажется, что этот адрес какой-то неопределенный.
— Неопределенный? Да, конечно…
Я выхватила у Галины листок и написала подмосковный адрес своей матери.
— Вот тут моя мама живет.
— Она знает, что ты уехала в Америку продавать своего ребенка?
— Знает.
— И как она на это отреагировала?
— А как она могла отреагировать? Плохо, конечно. Что было делать? Наш поселок вообще вымирает. У нас все предприятия позакрывали, люди заработную плату годами не видят. Здоровые мужики спиваются оттого, что не могут прокормить свои семьи. Дети шоколадку только по великим праздникам получают, а баночка с пепси-колой им во сне снится… Каждый второй ребенок недоразвит или болеет. Что могла сказать моя мать?! Она с утра до ночи пашет, а в день рождения даже торт не может себе позволить купить. Молодежь вся наркоманит, потому что ею никто заниматься не хочет. Учиться смысла нет, все равно работы потом не найдешь.
Галина взяла меня за руку и улыбнулась сквозь слезы:
— Извини. Если ваш папка погиб, я обязательно помогу поставить ребенка на ноги. Ведь вы же мне родные. И ты, Динка. Слышишь?! У меня в Москве есть квартира, да и деньги будут.
Проснулась малышка и потребовала есть. Мы с Галиной тупо уставились друг на друга.
— У нас ничего нет, — сказала я и тихонько всхлипнула.
— Попробуй что-нибудь выцедить из груди.
— Да пусто там!
— Но ты попробуй.
Я взяла малышку на руки и надавила на свою грудь. Из посиневшего соска не появилось ни капли. Динуля нервничала и больно кусала сосок своими деснами.
— Нет молока, — обреченно пробормотала я. — Сделай хотя бы кипяченой воды.
Галина бросилась на кухню и налила бутылочку теплой кипяченой воды. Взяв бутылочку, я сунула ее Динульке в рот и зашептала:
— Пей, доченька. Попей, — и с мольбой посмотрела на Галину.
— Надо что-то делать. Она же не может наесться водой.
— У нас только один выход, о котором ты знаешь, — сказала она.
Я поняла, что у меня в самом деле нет другого выхода.
Глава 15
Дальше все происходящее напоминало дур ной сон. Попив водички, малышка успокоилась и внимательно смотрела на меня, будто чувствовала, что мы скоро расстанемся. Она словно старалась меня запомнить, чтобы потом, спустя годы, вспомнить ту непутевую женщину, которая произвела ее на свет. Пока Галина собирала детские вещи в спортивную сумку, я смотрела на свое дитя и плакала. Слезы капали ей на личико. Она морщилась, но все же не издавала ни звука, понимала, что сейчас нужно вести себя тихо. Я ласково гладила ее маленькую щечку и боялась даже представить себе страшные муки ожидания встречи с ней. Глядя на свою кроху, я понимала, что мое сердце отныне принадлежит только этому существу и никому больше.
Жизнь, которой я жила до рождения своей дочери, казалась пустой и бессмысленной. А теперь… Теперь я попала в волшебное царство ребенка. Изменились даже мои сны. Мне снились персонажи сказок, все было ярким, солнечным. И мой новый мир был создан этим маленьким сердечком… Безграничная любовь переполняла меня, я узнала новое чувство — чувство ответственности за другую судьбу.
— Прости меня. Если можешь, прости, — словно в бреду не переставала шептать я и каждую секунду целовала свою дочурку. — Прости. Господи, прости…
— Да что ты так убиваешься? — возмутилась Галина. — Вы же увидитесь ровно через две недели.
— Увидимся?!
— Конечно!
— Две недели — так долго…
— Это тебе только кажется. На самом деле они пролетят так, что ты и глазом не успеешь моргнуть.
Подняв голову, я посмотрела на Галину и запричитала:
— Галенька, миленькая моя, а может, мы сдадим этот билет и я поживу у этой эмигрантки вместе дочерью, пока Дине не сделают документы? Может, я вместе с ней полечу?
— Нет, — сухо отрезала Галина.
— Но почему?
Потому, что это очень опасно. Потому, что в целях твоей же безопасности сначала надо будет вылететь тебе, а затем Динке. Доверься мне. Ты понимаешь, что за тобой и твоей дочерью охотится мафия?! Ты хоть это понимаешь?! Нужно выбираться поодиночке, и так, чтобы никто не догадался. Ты должна будешь переодеться, надеть парик.
Галина достала из шкафа пакет и высыпала его содержимое на пол. Какой-то смешной, кудрявый парик, незамысловатая одежда…
— Зачем все это?
— Затем, чтобы тебя не узнали. Они могут следить за московскими рейсами. Их внимание будут привлекать все одинокие женщины с грудными детьми. Твоя персона не должна никого заинтересовать.
Передав Динульку на руки Галине, я быстро переоделась и натянула парик. Затем подошла к зеркалу и посмотрела на свое отражение. Да уж, в этом парике меня не узнает ни собственная дочь, ни родная мать.
— Галина, но ведь на фотографии загранпаспорта я совсем другая!
— Ну и что? На фотографиях мы все другие. Я так вообще пол поменяла. Все течет и все изменяется.
Как только я подошла к дочери, она горько заплакала. Видимо, моя новая внешность совсем не понравилась ей.
— Успокой ребенка. Она должна уснуть. А я поищу на кухне корзину, — сказала Галина.
— Какую корзину?
Обыкновенную — плетеную. Не пойдем же мы по улице с ребенком на руках. Положим ее в корзину на мягкое полотенчико, накроем марлечкой. Никто и не догадается. Самое главное, чтобы она не плакала.
Я взяла доченьку на руки и стала баюкать.
— Галя, только не забудь ее накормить! — крикнула я.
— Не забуду.
— Это нужно сделать как можно быстрее!
— Не переживай! В первой попавшейся кафешке купим детскую смесь, — донеслось из кухни.
— Только бутылочку не забудь!
— Не забуду.
— А ты помнишь, как смесь разводить?!
— Я все помню, перестань волноваться!
— А у этой пожилой эмигрантки, у которой поживет моя Динка эти две недели, есть внуки?
— Есть.
— Она их нянчит?
— Да, ей их привозят на выходные.
— Получается, что опыт общения с детьми у нее есть?
— Еще какой!
Галина вышла их кухни с большой плетеной корзиной, на дне которой было постелено махровое полотенце, и обняла меня за плечи.
— Ну успокойся, возьми себя в руки. Я же тебе говорю, все будет нормально.
— Как я могу не переживать, я же мать, — с укором сказала я.
— Я тоже не посторонний человек.
— Еще скажи, что ты отец.
— А почему бы и нет! Вот поменяю пол и стану Динульке вместо отца…
— Господи, как у тебя все просто…
— А чего усложнять…
— В самом деле, чего усложнять, — проговорила я сквозь слезы и поцеловала засыпающую дочку в лоб. Всем своим существом я ощущала, что она стала для меня всем, она неотделима от моей жизни. — Мое счастье, мое… Господи, откуда только берутся изверги, которые могут делать деньги, превращая живое трепетное существо в набор отдельных органов, продавая малюсенькую печень, микроскопические почки и это маленькое, беззащитное детское сердечко… Господи, как же это страшно!
Я плакала, целовала свое дитя, просто физически ощущая, как подходит момент нашего расставания. Две недели, проведенные в разлуке, будут полны страдания и муки. Как, наверное, мягко и радостно рожать ребенка для любящего, преданного мужа, который заботится о твоем здоровье и полон благодарности за подаренное ему чудо. Мне же ребенок достался самой дорогой ценой и стал единственным счастьем в этой жизни. Я никогда не пожалею о том, что из-за него Мне пришлось пережить смертельную опасность родовых мук — дикую нечеловеческую боль, разрывающую все тело. Я готова была испытать и большее, чтобы избавиться от глубокого чувства вины за то, что я когда-то согласилась продать его.
Когда моя дочь вырастет, я обязательно расскажу ей все. Может быть, тогда спадет с моей души груз, который мне придется нести долгие и долгие годы. Я расскажу ей все, и она обязательно меня поймет, простит и не станет презирать, хотя мой поступок достоин презрения.
— Ольга, пора, — послышался голос Галины. — Иначе опоздаешь на самолет.
— Да, конечно, — пробормотала я и положила спящую доченьку в корзину.
Осторожно подняв корзину, Галина дружелюбно чмокнула меня в щеку и очень тихо произнесла:
— Все будет хорошо. Больше нет времени прощаться.
— Прощаться?!
— Ну да, на две недели.
Галина достала конверт, извлекла оттуда доллары и протянула мне.
— Это мне?
— Конечно, тебе. Извини, тут ровно тысяча. Больше пока нет.
— Спасибо.
— На здоровье, — зачем-то съязвила Галина и дала мне висящие на брелке ключи.
— А это зачем?
Это ключи от московской квартиры, которую я снимаю. Там проплачено еще на два месяца вперед. Вот адрес.
Сунув дары Галины в карман, я посмотрела на нее благодарным взглядом и произнесла еще раз:
— Спасибо.
— Да не за что. Эти ключи на тот случай, если ваш папка с улицы Академика Скрябина убит или по каким-либо причинам не захочет тебя принять. Нам пора.
Услышав последние слова, я вздрогнула и ощутила чудовищную пустоту. Я напряглась, стараясь понять, что же это такое — дыхание смерти или дыхание бессмертной любви…
— Нам пора, — повторила Галина и взяла меня за руку. — Пойдем, пока малышка спит.
— Пойдем, — прошептала я, глотая слезы, и на ватных ногах направилась к выходу.
Мы осторожно вышли» на лестничную площадку и прислушались. В подъезде было тихо, а это значило, что мы могли приступать к осуществлению своего плана. Галина постаралась меня взбодрить и как-то по-отечески прошептала: