аешь, серьезно?!
Не понимаю. Ничего я, Саня, не понимаю, у тебя с бабами вообще никогда серьезно не было.
— Ладно, Игорян, моя личная жизнь, это мое дело. Я никому и ничего не пытаюсь доказывать. Ей сейчас тяжело. У нее дочка умерла. Ей мужская поддержка как воздух нужна. Вполне возможно, что ее дочка из-за меня умерла.
— Из-за тебя?
— Из-за меня. Я над этим полночи думал и пришел к такому выводу.
— Почему?
— Потому, что она перед самыми родами с огромным животом тащила такого бугая, как я! Черт знает, сколько времени, и черт знает, сколько километров. Ну какая баба после этого родит нормально?! Наверно, у нее тогда с ребенком проблемы и начались. Видимо, когда она меня дотащила, а затем поймала попутку и отправила в больницу, у нее схватки-то и начались. Надорвалась, наверно, вот и родила мертвую дочку. Тут у любой психика нарушится. Может быть, если бы она меня не встретила, то и ребенок родился бы здоровый. Она ведь за своим здоровьем следила.
— С чего ты взял?
— Ну если в Штаты рожать приехала…
— У нее что, семья обеспеченная? Отправиться родить в Америку не каждому по карману. Дорогое удовольствие.
Я не спрашивал насчет семьи. Но тут и дураку понятно, что семейка не рабоче-крестьянская… Это же все денег стоит. Перелет, клиника…
— А жила она где?
— Я так понял, у нее там родственники.
— А что она ночью делала в лесу, да еще на таком сроке беременности? Ты же сам говорил, что лежал под мостом вообще где-то у черта на куличках.
— Это я тоже не спрашивал. Какая разница? Главное, что она была в нужное время и в нужном месте. Если бы тогда там не было ее то теперь бы здесь не было меня. И вообще Игорян, хватит! Я же сказал, что она мне жена по-другому я ее просто не воспринимаю. Родная она мне, единственная — и все тут.
— Как скажешь. Только я бы на твоем месте не торопился. Сам знаешь, поспешишь — людей насмешишь.
— Давай каждый из нас будет на своем месте. Ты на своем, а я на своем. Ты вон со Светкой пять лет живешь и нормально.
— Ты не учел, что я еще пять лет за ней ухаживал. Пять плюс пять будет десять.
— Ну кто же виноват, что ты такой тяжелый на подъем!
— Я не тяжелый, просто я знаю, что спешка нужна в любом случае, но только не в этом.
— Ладно, Игорян, замяли. Я же сказал, что не хочу обсуждать эту тему. Давай поговорим лучше о делах.
— Дела делами. Ты лучше скажи, как твое ранение?
— Ранение как ранение. Ты же знаешь, что на мне все заживает как на собаке.
— Это точно. Помнишь свою первую пулю?
— Ну ты вопросы задаешь. Хоть стой, хоть падай. Как же я могу первую пулю не помнить! Она у меня насквозь прошла. До сих пор бочина иногда ноет. Я тогда в больничке двое суток провалялся, не больше. Врач когда увидел, что я посдирал все капельницы и собрался домой, дар речи потерял.
— Я смотрю, теперь та же ситуация. Ты, Сашка, зря со своим здоровьем в такие игры играешь. Оно у тебя одно. С ним поаккуратнее надо. Если не будет здоровья, никакие деньги не нужны.
— А у меня уже и так ни хрена не осталось. Ни здоровья, ни денег!
— Санька, а может, уже пора успокоиться?
— Успокоиться, говоришь?! Что ж мне теперь до конца жизни в коммуналке жить и на общественном транспорте ездить?! Ты ведь прекрасно знаешь, что я никогда так не жил. Еще недавно по Москве на «мерсе» рассекал, обедал в «Метрополе» и в казино пару штук баксов за ночь мог оставить. Было такое, было?!
— Было. Что же об этом всю жизнь, что ли, вспоминать?!
— А по-твоему, надо смириться и прозябать в этом говне.
— Но живут же люди…
— Люди пусть живут. Если они так живут, значит, эти самые люди ничего больше не видели. Для них это норма жизни. Я так не могу. Думаешь, мне приятно в этом гадюшнике жить, сидеть в общаковом туалете и слушать, как по ночам бегают крысы… А теперь я человек женатый. Мне стыдно, что я жену в такой дом привел. Сразу видно, что она из довольно обеспеченной семьи. Папашка у нее, наверное, крупный бизнесмен, если свое чадо в Америку рожать отправил. Представляешь, каково ей тут?
— Тогда пусть ее папашка вам новую квартирку и справит.
— Ты что?! Я никогда за чужой счет не жил и не собираюсь. Я не альфонс и альфонсов на дух не переношу.
— А ты ей рассказывал, что с тобой произошло?
— Нет. Я в жилетку плакаться не умею, а на жалость давить — тем более. Женщины должны знать только приятные стороны в жизни, а с неприятными мужчины должны справляться сами. Ладно, ты мне лучше скажи, ты ствол принес?
— Принес я твой ствол. Санька, может хватит уже разыгрывать народного мстителя? Ты ведь по острию ножа ходишь!
— С этим я сам разберусь.
Хорошо же ты разбираешься, если одной ногой уже в могиле стоишь. Держи свой ствол, будь он неладен.
— Не паленый?
— Ты что, перестал в оружии разбираться?! Разве не видно, он совершенно новый!
— Видно. Даже еще в масле. Мне всегда нравилось оружие в масле. Хорошенький ствол.
Я почувствовала, как на лбу выступила испарина и сильно забилось сердце. Бог мой, я ведь и в самом деле не знаю, кто такой Саша, чем он занимается, какие у него проблемы. Был ранен два раза, оба ранения серьезные. А этот ствол?! Для чего приобретают оружие?! Конечно же, для того, чтобы кого-то убить. Значит, у Саши есть враги. Значит, для него убить человека равносильно тому, что другому сходить в туалет. Хорошенькая парочка подобралась, ничего не скажешь! Конченная торгашка, которая не постеснялась продать собственного ребенка, и убийца. Из своей комнаты вышла баба Глаша, и мне не осталось ничего другого, как направиться на кухню.
Глава 22
Появившись на пороге кухни, я демонстративно зевнула и потерла якобы сонные глаза За старым перекошенным стволом сидел Саша и незнакомый мужчина. Между ними лежало что-то закутанное в полотенце. Я сразу поняла, что это тот самый ствол, про который говорили. Он был очень большой, сверток напоминал трубу. Саша встал, обнял меня за плечи и поцеловал в щеку.
— Игорь, познакомься, это моя жена, — произнес он торжественно.
— Ну, она пока еще не жена, — смущенно заметила я, продолжая смотреть на сверток.
Игорь моментально уловил мой взгляд. Он быстро встал, пожал мне руку и небрежно заметил:
— Саня, у тебя тут что-то лежит, может, в комнату унесешь, а то мешает…
Да, конечно, — согласно кивнул Саша, взял то, что находилось в полотенце, и пошел в комнату. Игорь смотрел на меня таким оценивающим взглядом, что мне стало не по себе. Я почувствовала себя лошадью, которую выставили на аукцион. Вернувшись, Саша вновь обнял меня и сказал:
— Ольга, знакомься, это мой брат.
— Брат?!
— Да. Родной. Мы даже немного похожи.
— Не заметила.
— Ты и вправду не видишь сходства?
— Нет. Совсем не похожи, ни капли. Скорее, две противоположности, — сказала я и пошла в ванную. На пороге мы столкнулись с бабой Глашей, которая несла маленькую железную кастрюльку.
— Здравствуй, баба Глаша, — приветствовала я ее. — Как спалось?
— Да поспишь тут с вами…
— А чего не поспишь?! Я ночью вела себя нормально.
— А вечером-то что вытворяла?!
— Ладно, баба Глаша, кто старое помянет…
— Как ты себя чувствуешь?
— Жива пока.
Я зашла в ванную и закрыла дверь на щеколду. Сашка был прав. Тут самый настоящий гадюшник. Я сняла тапочек и ударила по стене, пытаясь прибить нескольких тараканов… В самом деле, нужно иметь огромное терпение, чтобы жить в подобных условиях. Странно, вчера я совершенно не ощущала брезгливости, а сегодня это чувство преследует меня с того самого момента, как я проснулась…
Наспех умывшись, я посмотрела на свое отражение в зеркале и отметила то, что стала выглядеть намного лучше. Надо было привести в порядок волосы. Расчесать этот войлок не было никакой возможности, пришлось буквально выдирать пряди. Но зато результат оказался вполне удовлетворительным. Теперь я стала похожа на прежнюю Ольгу. Чистую, ухоженную, с безупречно гладкой матовой кожей и большими выразительными глазами. Я вернулась на кухню и застала Игоря одного. Он опять окинул меня оценивающим взглядом.
— А где Саша? — спросила я.
— Пошел в магазин за продуктами. Скоро придет.
— У нас нет продуктов? — Я задала дурацкий вопрос. От растерянности: Сашкин братишка буквально сверлит меня взглядом.
— Не знаю. Ты же жена. Тебе виднее, есть у вас продукты или нет, — ехидно заметил он.
— Я еще не открывала холодильник. Даже не знаю, где он стоит…
— В коридоре. У самого входа. Ты не могла его не заметить. В первый раз встречаю чью-то жену, которая не знает, где у нее холодильник.
— Хватит! Оставь свои хамские замечания при себе!
Я почувствовала, как во мне закипает злоба на этого ненавистного человека.
— Я свои шуточки оставлю при условии, если ты оставишь моего брата, — заявил он.
— Что? — удивилась я.
— Что слышала! Оставь моего брата в покое. У него и так много неприятностей, а теперь еще ты повисла на шее.
— Я на его шею не вешалась, он меня сам на нее повесил, — пропела я так язвительно, что сама диву далась.
— А ты бы не хотела с нее слезть?
— Нет. Зачем слезать, коли вешают.
Я уперла руки в бока и выставила ногу вперед. Полы моего халата распахнулись.
— А ты, я смотрю, своему братику завидуешь!
— Было бы чему!
— Не скажи! Если ты меня так глазами поедаешь, значит, есть чему.
Игорь потушил сигарету и подпер дергающийся подбородок рукой.
— Чего ты на меня взъелась?!
— А ты что взъелся?! Брата жалко.
— Жалко у пчелки знаешь где? Он уже большой мальчик, сам знает, что делает.
— Послушай, но зачем он тебе нужен?! Тебе хочется жить в этой коммуналке?!
— А почему бы и нет?
— Но зачем?! Ведь, наверно, у твоих предков приличные хоромы.
— Это не твое дело.
— Пойми, Сашка нищий. У него ничего нет.
— У него есть совесть, — с вызовом отчеканила я.