Харченко быстро надел пальто и вышел на лестничную площадку.
— Так мы договорились о твоем «послушном» образе жизни? — спросил напоследок, резко обернувшись.
— Посмотрим, — невнятно ответил я.
— Ладно, завтра в управлении продолжим наш разговор. Ты только повесточку-то из ящика забрать не забудь.
Я попрощался и захлопнул за ним дверь…
Хоть кашель и перестал давать о себе знать, мое самочувствие все равно оставляло желать лучшего. Почему-то опять возникло бешеное желание позвонить Татьяне. Я поднял уже, было, телефонную трубку, но сразу же поспешил положить ее обратно на рычаг. Что-то мне мешало говорить с ней, а что именно, не мог понять и сам…
Идя вечером к Лесницким, я внезапно поймал себя на предательской мысли о том, что считаю свою всеми уважаемую персону последним подонком и мразью. Неужели мне так уж необходимо было спать со всеми этими женщинами? Не мог ли я вести себя как-то по-другому? Слава Богу, Питера сегодня не должно быть дома, а то бы как я смотрел после вчерашнего ему в глаза? Но ведь Ишаченку же смотрел, мало того, целый вечер выпивал с ним! И Батурину на улице руку пожимал… Нет, я все-таки не имею ни единой капли совести, я — последний врун и интриган, и от этого страдают невинные люди. Харченко, в частности, был прав, — стоило мне было показать ему найденную мною фотографию, или хотя бы намекнуть о ее существовании, Елена, возможно, была бы сейчас жива. А может быть, наоборот, снимок был сделан как раз для отвода глаз, и не играл в смерти Батуриной никакой особой роли? Зачем же в таком случае ее мужу сознаваться в том, чего он не совершал?.. Ералаш какой-то получается. Хотя, в принципе, какая сейчас разница, человека-то все равно уже похоронили?..
Я долго шел и постоянно думал. Мой двухнедельный срок закончился в прошлую пятницу, — свое последнее обещание Юрию Колесникову я выполнил, поэтому укорять себя было решительно не за что. Деньги, заплаченные ему клиентами, были отработаны, оставалось только спокойно умыть руки. Бросить по очереди всех своих учеников и вернуться к своей ненаглядной Татьяне, к той прошлой жизни, которая меня как нельзя лучше устраивала, и в которой не было обмана, измен и смерти, а были лишь обыденные проблемы и маленькие удовольствия. Вот только Юрки Колесникова больше в ней не будет, надежного товарища и опытного советчика в решении жизненных проблем. И самое главное, что я с этим обстоятельством с каждым днем все больше соглашался смириться. Неужели его гибель так и останется одним из темных пятен в истории криминалистики? Почему-то никак не хотелось верить в подобный бесполезный исход всех моих стараний…
Задавая себе десятки дурацких, накладывающихся один поверх одного вопросов, я неторопливо дошел от станции метро до нужного мне дома и, постояв недолго снаружи, решительно вошел в подъезд.
Дверь мне открыла Леся, одетая на этот раз в светло-рыженькие штанишки и вязаную голубую кофточку.
— Извините, Андрей Николаевич, — не по-детски деловито сказала она, — мама сейчас слишком занята, поэтому не может к вам выйти. У нее важная работа.
Ничуть не удивляясь подобной прихоти Антонины, я вежливо пожал плечами и прошел вслед за девочкой в ее комнату…
На этот раз занятие проходило не столь оживленно, как в прошлый понедельник. На задаваемые Лесей вопросы я отвечал, долго раздумывая, невпопад и, в большинстве случаев, неправильно. В моей ученице тоже не было того задора и азарта, какими она поразила меня неделю назад. По манере ее действий чувствовалось, что все девочка выполняла с большой неохотой, как бы отбывала должное. Мне показалось, что в отсутствие отчима она уделяет не так уж много внимания английскому языку, но вида, что это заметил, я не подал, — просто и непринужденно продолжал делать свое дело…
Момент, когда занятие нам надоело, мы оба почувствовали почти одновременно и поняли друг друга без лишних слов.
— Ладно, Леся, на сегодня достаточно, — решительно сказал я, закрывая учебник. — Ты в курсе, когда должен прилететь в Киев дядя Питер?
Проведенное «не в дугу» занятие окончательно убедило меня в том, что с репетиторством решительно пора завязывать, и сделать это нужно желательно как можно скорее, — подобный образ жизни был не по мне, развлекся немного, — и хватит!
— Обещал на следующих выходных, — нехотя ответила девочка. — Думаю, что в понедельник будет точно.
— Попроси его, чтобы постарался быть дома, когда я приду. Мне нужно будет с ним серьезно поговорить.
— Хорошо. — Леся спокойно сложила в стол все свои принадлежности и молча подошла к двери, давая знак, что мне пора уходить.
Я послушно вышел вслед за ней из комнаты в прихожую и начал спешно обувать ботинки. Девочка не стала стоять рядом — она быстро исчезла на кухне и негромко загремела там кастрюлями.
Завязав шнурки, я поднял голову и встретился взглядом с бесшумно появившейся передо мной как из-под земли Антониной. Женщина стояла, сложив руки на груди и опершись спиной о стену, одетая в светло зеленый свитер и длинную бесформенную юбку. Глаза грустно смотрели на меня из-под широких стекол очков, которые ей совершенно не шли.
— Я не хотела с вами сегодня видеться, Андрей. — Неожиданно для меня она снова перешла на «вы». — Но все-таки в последний момент не выдержала и решила поговорить.
— У тебя плохое зрение? — Я попытался сделать вид, что пропустил сказанное ею мимо своих ушей.
— Да, в последнее время немного ухудшилось, — она резко сняла очки и спрятала их в глубоком рукаве, — только я стараюсь это скрывать.
— Зачем? — удивился я. — В этом ведь нет ничего постыдного. Наверное, сказывается воздействие компьютера?
— Скорее всего. Почти у всех коллег наблюдаются подобные проблемы. Ну да ладно, как-нибудь переживем. Не знаю, как вы, Андрей, а я себя чувствую после вчерашнего очень неудобно. Думала об этом весь сегодняшний день, да и всю прошедшую ночь, практически, тоже.
— Снова не спали? — усмехнулся я, тоже переходя на «вы».
Антонина взглянула на меня из-под ресниц и тут же опустила глаза.
— Я не должна была делать подобных вещей. Вы, вижу, так все легко воспринимаете, совсем не испытываете никаких неудобств. Оно то понятно, молодой, неженатый, сам Бог, как говорится, велел… Мне же совершать ошибки такого рода крайне не позволительно. Вы должны понять, — я не могу рисковать своим нынешним положением, у меня сейчас все поставлено на карту: мое будущее, будущее дочери, ее образование. И каждый необдуманный шаг может иметь за собой неадекватные последствия.
— Я понимаю. — Вопреки настроению мне пришлось перейти на серьезный тон. — Все-таки от ваших отношений с мужем сейчас много чего зависит. Переезд за границу ни в коем случае нельзя ставить под угрозу.
— Вы правильно меня поняли, Андрей. — Лесницкая немного повеселела, во всяком случае, маска грусти частично сошла с ее лица. — И поэтому хочу вас просить, чтобы вы забыли о том, что вчера произошло. Не знаю, что тогда нашло на меня, — я полностью потеряла голову и совершенно забыла о том, кто я такая, что мне можно делать, а чего нельзя. С вами было очень хорошо, — подобное удовольствие я ощущала впервые в жизни. Спасибо вам за тот праздник, который вы мне устроили…
— Не стоит, — совсем не испытывая чувства гордости, сказал я, — сейчас главное — вести себя так, чтобы муж ничего об этом не узнал. Обещаю, что с моей стороны у вас не будет никаких проблем.
— Какой вы все-таки хороший человек, Андрей. Я даже не ожидала, что вы так быстро сможете меня понять и пойти навстречу. Спасибо вам еще раз. Я всю оставшуюся жизнь буду клясть себя за ту оплошность, которую допустила, вступив в связь с вами и с Юрием. Все-таки ни в коем случае нельзя позволять брать над собой верх той молоденькой девочке-завистнице, которая осталась в далеком прошлом… Я хотела немногого, только лишь быть с ними на равных, и была очень рада, что у меня это получилось. Больше подобных поступков я не совершу никогда в жизни.
— Дай Бог, чтобы у вас все было хорошо, — искренне сказал я.
Антонина оглянулась в сторону кухни и, видя, что Леси нет в поле ее зрения, спешно поцеловала меня в щеку. Я в ответ лишь небрежно подмигнул, пытаясь ее хоть немного подбодрить, и, попрощавшись, быстро выбежал из квартиры. Лишь только на улице окончательно пришел в себя и вспомнил, что так и не поговорил с ней об отказе от репетиторства, но это вообще-то было и ни к чему, — все равно подобные вопросы решал только ее муж.
ДЕНЬ ДЕВЯТНАДЦАТЫЙ
Ровно в девять часов утра я как штык сидел на жестком стуле с повесткой в руках в кабинете старшего следователя уголовного розыска майора Порошкова Алексея Витальевича. Майор Порошков оказался невысоким лысоватым мужчиной лет сорока с небольшим с широкими скулами и маленькими бегающими со стороны в сторону серыми глазками. Он то и дело потирал накрахмаленным платочком нос, от чего тот необычно покраснел и придавал своему обладателю имидж человека, ведущего далеко не здоровый образ жизни. Наверняка Порошкова, как и большинство жителей нашего города в это время года, не обошла стороной эпидемия гриппа.
По этой причине я постарался отсесть от него как можно подальше, хотя между нами и без того стоял довольно широкий стол.
— Я почему вас вызвал, Андрей Николаевич, — учтиво, но без выражения каких-либо эмоций, сказал Алексей Витальевич. — Насколько мне известно, вы в курсе того, каким именно образом погибла одна из ваших клиенток Елена Павловна Батурина?
— Знаю, — согласно кивнул я, стараясь сохранять наигранное хладнокровие.
— Мало того, не просто знаете, — укоризненно заметил Порошков. — Как утверждают свидетели, — вы были первым, кто обнаружил тело убитой. Или это, простите, не так?
Я молча склонил голову, задумываясь, как бы лучше ответить на его столь каверзный вопрос.
— Значит, все было именно так, — как бы помогая мне, уверенно сказал майор. — Почему же в таком случае, извольте вас спросить, вы поспешили сразу же скрыться с места преступления?