Прокручивая все это в голове раз за разом, Максим задавал себе одни и те же вопросы. И не погрязнуть полностью в этом тягучем круговороте ему помогло лишь начало учёбы в институте.
Сначала ему необходимо было решить целый ряд организационных вопросов перед сентябрем. Он был постоянно занят и загружен различными мыслями делового характера.
А когда учебный период всё-таки начался, то первое время Макс находился в неком вакууме, знакомясь с одногруппниками и привыкая к ужасно большому зданию с множеством кабинетов, в котором могло поместиться штук пятнадцать его старых школ.
Кроме того, он почувствовал, что ему нравится учиться. Преподаватели каким-то образом умудрялись увлекать огромными лекциями своих слушателей. И, несмотря на усталость, такая учеба не была откровенным адом. Так, чистилище… Или максимум лимб.
Поэтому Максим встретил начало осени довольно неплохо, подобно белке под амфетомином, которую заставили крутить колесо.
И во всем этом учебном круговороте он вспомнил кое-что важное. Он вспомнил то, что людям часто невозможно доказать что-то словами, особенно если они заведомо не хотят принимать никакие доказательства.
Но ведь доказательства не всегда бывают устными. Часто, в качестве улик выступают различные предметы. Точнее, почти всегда в качестве улик выступают различные предметы.
И если Максим для Лены сейчас находится в роли преступника, которому не должно быть пощады, то он точно знал, как именно доказать ей обратное. И это знание надо было немедля перевести в конкретное действие.
Глава 12
В отличие от конца августа, сентябрь был вполне себе холодным. Несмотря на еще зеленые деревья, по городу разгуливал арктически ветер, заставляя всех и вся надевать не по погоде тёплые куртки.
Лена шла домой быстрыми шагами, цокая по тротуару своими неизменными шпильками, закрепленными на тонких, совсем еще девичьих ногах.
Родители еще не приобрели ей личный автомобиль. А общественный транспорт она не любила. К тому же, ее дом располагался недалеко от института, где она вот уже второй год героически покоряла основы гордой профессии Журналист, о которой она давно мечтала.
Ее институт находился прямо напротив института Максима, если проводить прямую линию через извилистые улочки. Два их ВУЗа, как бы враждебно смотрели друг на друга, извечно выясняя отношения.
Можно было сказать, что молодые люди делали то же самое, но нет. Лена ничего не с кем не выясняла. Ей было плевать на все это. В этом отношении она была с Максом абсолютно честна, сказав две недели назад в парке то, что реально думала.
Не плевать ей было сейчас только на несколько вещей. На учебу, которая оказалась не такой простой и радужной, какой она ее представляла когда-то. На ветер, который забирался под ее деловую (и как ей казалось супер крутую) юбку и фактически трогал ее, словно ночной озлобленный извращенец там, где не надо. На желание сходить в туалет. Ведь она редко пользовалась туалетом в институте, который казался ей слишком грязным. И теперь это табу было направлено явно против нее.
Кроме того, девушка жестоко устала. И поэтому в ее голове было столько проблем, сколько нет даже у невиновного человека, который приговорен к смертной казни.
Она быстро, стараясь никого не видеть, зашла в подъезд. Лифт поднимал ее, казалось, гораздо медленнее, чем обычно. И это ее жутко бесило.
Ну, вот наконец-то. Наконец-то тот самый этаж с той квартирой, которая стала для нее родной. С ее любимой квартирой, которую еще недавно так старательно покупали родители, пытаясь подобрать самое наилучшее место расположения.
Ведь их дочь должна учиться в полном комфорте, чтобы абсолютно ничто ей не мешало. Она у них самая лучшая и самая любимая. И даже весь наш грешный мир не стоит и одного ее ногтя.
Девушка выхватила ключи из кармана своего плаща, который был немного мокрым от срывающегося с неба осеннего, мелкого и до боли назойливого дождя.
Но открыть дверь ей так и не удалось.
— А я уже думал, что я ошибся, — заявил холодным голосом кто-то, прерывая процесс открывания двери.
Лена повернула голову. Максим стоял около подоконника на лестничной площадке и наблюдал за тем, как она выходила из лифта и пыталась попасть к себе домой.
Он выглядел так, будто выпил полбутылки водки. Хотя, он был абсолютно трезвым. Но его глаза таили в себе боль и отрешенность.
Она сразу же забыла все о своих проблемах и желании отправиться в уборную. Внутри все сжалось в комок злости и отвращения.
— Ты? Как ты здесь оказался? — Практически взвизгнула Лена, забыв о маске аристократки, которую она вечно на себя надевала.
— Скажи спасибо своим двоюродным, троюродным…. В общем, не важно. Я просто хотел поговорить. Лен, нам надо поговорить. Неужели ты сама так не считаешь?
— Неужели, не считаю!
— Вот как? Ну, хорошо. Я понимаю, что все, что я скажу, будет бессмысленным и глупым. И ты не воспримешь мои слова, как бы я их не говорил. Поэтому вот!
Парень резко залез под куртку. Обычно таким движением маньяки-самородки выхватывают банку с серной кислотой или острые предметы, чтобы обезобразить лицо своей некогда вечной любви.
Но все было не так банально. В руках у Максима был простой бумажный листок. Он взял его, одной рукой и, жестикулируя другой, как Пушкин или Есенин, принялся читать.
Я люблю тебя,
И заря на меня опускается…
— Какой хороший стих! «Любовное море» называется! Неплохо, не правда ли, а Лен?
Я тону в этом море,
Любимый, с тобой.
— Как здорово! Наверное, влюбленная девушка кому-то писала?
И хочу я забыться!
И горе мне с тобой не страшно!
— И так далее, и тому подобное и в том же духе? Ничего тебе не напоминает? Не напоминает тебе вот это все, ничего???
Максим отвлекся от бумажки. И теперь просто смотрел на растрепанную, но все же прекрасную блондинку с горящими от злости глазами.
— Зачем писать мне такие стихи, если ты хотела меня послать! На кой черт, эта дешевая романтика, Лена? Просто ответь мне, на кой черт!? И я свалю куда подальше! Мне просто нужны ответы и ничего больше! Я же тоже человек! У меня есть душа, или как ты сама считаешь?
Но такое лирическое отступление не особо тронуло девушку. Она молча повернулась к двери и принялась судорожно ее открывать, будто спасаясь от пожара или чудовища.
— Лена, Леночка! Я не могу без тебя! Я люблю тебя! Скажи мне хотя бы хоть одно слово! Хоть одно слово! Я прошу тебя…. Да сука, чтоб тебя…. Хоть слово… — Прокричал Максим вслед двери, которая безнадежно закрылась, сожрав заживо ту, которая была для парня всем, несмотря на то, что он всеми силами отрицал такой научно популярный факт.
Он бы мог заскочить в эту дверь, поселиться около этой двери, стать частью этой двери, переродиться с помощью реинкарнации в дверь.
Но все было и так понятно. Ее глаза. Они не содержали в себе даже одного процента того, что было в них тем ярким, незабываемым летом, наполненным любовью.
И даже тот самый стих, который был написан с таким трепетом, не смог растопить эти глаза. Глаза мертвеца, который был почему-то заключен в тело симпатичной девушки.
В первый раз за несколько недель Максим отправился домой. Он ехал в электричке. Совсем немного, всего несколько остановок, и он уже окажется дома. Ничего неординарного. Простая до боли, банальная поездка.
И чем ближе поезд подкрадывался к его поселку, тем хуже становилось у него на душе.
Вот сейчас он увидит те улочки, по которым он бегал с ней, не боясь никаких машин. Ведь тогда у него не было такой фобии. Фобии перед этими страшными, железными зверями, которые оказывается, вполне себе сбивают людей.
Потом он увидит автовокзал. Они часто встречались там и ходили на речку. Оттуда так легко и просто было добраться на речку. Пару сотен метров по дороге через поле и все. Вот тебе прохладный и шумный рай.
А на подъезде к поселку ему покажется тот старый, недостроенный дом, который какой-то идиот прозвал Мордором, по названию того черного королевства из «Властелина колец».
Скоро все это появится во всей красе и влезет в душу так, что там больше не останется места. Максим понимал это все больше и больше и сдерживал слезы, пытаясь умереть молча и сухо прямо в затхлом вагоне этого общественного транспорта.
Хотя, зачем он ехал туда, раз там так все плохо? Затем, что он не мог больше находиться в городе…. А потом он снова поедет в город, ведь он не сможет больше находиться в поселке.
Электричка медленно подползла к маленькому пародию на вокзал. Вместе со многими студентами, Максим вывалился наружу и отправился по направлению к своему дому.
Единственное, радовало то, что здесь все находится весьма близко. И небогатый автобусно-маршруточный парк находился здесь, скорее, для солидности, чем для конкретных нужд.
Поэтому его дорога до дома была похожа скорее на небольшую короткометражку, чем на фильм, полный приключений.
Парень спокойно зашел домой, спокойно парировал все попытки матери, которая желала, как обычно достать его до глубины души.
Он сел за компьютер, как тогда в школьные годы. И как тогда в школьные годы забылся своим «компьютерным сном».
Он бы мог просидеть в сети до самого понедельника. Ему надо было сделать многое по учебе, но он бы мог просидеть в сети до самого понедельника. Ведь учеба — это всего лишь коллективная иллюзия, созданная для того, чтобы мир рабов никогда не стал по-настоящему свободным.
Можно было сказать, что планы Макса вполне осуществились, и он навечно прирос к компьютерному креслу.
Но под вечер в его мрачный мир неожиданно вторглась тетя Люда. Она приготовила праздничный ужин с лимонным пирогом и запечённой курицей.
И Максим, отдав бразды правления своему желудку, который, кстати, болел не меньше чем его сердце (правда, не от любви, а от голода), отправился за стол.