– Да будет тепло! – воскликнул он, когда в камине вспыхнула растопка и на грубых оштукатуренных стенах заплясали тени от языков пламени. Маркус добавил немного хвороста, а сверху подложил пару поленьев. – Что ж, комната скоро прогреется. Теперь нужно немного протопить дом.
Вслед за Маркусом Джоанна прошла в кухню с массивными балками, полом, выложенным серой плиткой, и старинной плитой. Он открыл тяжелую железную дверцу и засунул внутрь какую-то газету, затем набросал угля из ведра и зажег огонь.
– Возможно, выглядит не слишком впечатляюще, да и на деле, уверяю, не лучше, – ухмыльнулся он. – О-о, где же старое доброе центральное отопление. Папа годами уговаривал сэра Джима установить нормальную систему, но тот отказался. Думаю, старику просто нравилось морозить себе яйца. Что ж, рискну еще раз выбраться на холод и принесу продукты из машины.
Джоанна прошлась по кухне, любуясь ее подлинным деревенским очарованием. Над плитой висела старая сушилка для белья, к потолку крепилась вешалка для трав, все еще заполненная сухими веточками лавра с потрескавшимися листьями, пучками розмарина и лаванды. Выщербленный дубовый стол явно провел здесь уже много лет, разномастные кухонные шкафчики без дверок были беспорядочно заполнены оловянной посудой, стеклянными банками и фарфором.
Вернулся Маркус, неся с собой картонную коробку, полную еды. Заметив две бутылки шампанского и кучу деликатесов вроде копченого лосося, которого она терпеть не могла, и еще более ненавистной икры, Джоанна задалась вопросом, какая опасность скорее грозит ей в эти выходные: околеть с голоду или насмерть замерзнуть. Впрочем, судя по количеству прихваченного Маркусом алкоголя, она хотя бы сможет напиться.
Джоанна помогла ему разобрать коробку и снова подошла ближе к плите, где было относительно тепло.
– Ты ужасно молчалива, – заметил он, убирая продукты в холодильник. – Я могу чем-то помочь? Наверное, немного странно находиться в таком доме наедине с мужчиной, которого ты едва знаешь…
– Все хорошо, Маркус, я просто задумалась. Рабочие вопросы, – пояснила она. – Я очень благодарна, что ты согласился потратить выходные на поиск нужных мне сведений.
– Как ни жаль это признавать, но я действовал не совсем бескорыстно, – проговорил он. – И надеялся хоть немного развлечься в эти выходные. – Заметив поднятую бровь Джоанны, Маркус изобразил удивление и поспешно добавил: – Выброси все грязные мысли из головы, Джо. Я имел в виду отличную беседу и, возможно, поездку в паб. А теперь давай взберемся на чердак и возьмем оттуда несколько коробок. Лучше всего перенести их в гостиную и разбирать возле камина.
Они поднялись вверх по скрипучей деревянной лестнице и вышли на площадку галереи. Маркус взял железный прут с крюком, прислоненный к стене, и подцепил им ручку над головой. Когда он потянул за прут, перед ними возникли пыльные металлические ступеньки. Маркус забрался наверх и дернул за обрывок веревки. Чердак наверху тут же залило светом.
– Давай поднимайся и взгляни, за что именно мы решили взяться, – проговорил Маркус и протянул ей руку.
Джоанна ухватилась за его ладонь и взобралась по ступенькам, а ступив на дощатый пол чердака, громко ахнула. Все пространство, судя по всему тянущееся от одного конца дома до другого, занимали деревянные ящики и картонные коробки.
– Говорю же, он был скопидомом, – заметил Маркус. – Здесь столько всего, что хватило бы на целый музей.
– Не знаешь, случайно, тут есть какой-нибудь хронологический порядок?
– Без понятия, но рискну предположить, что в ближайших к нам коробках, до которых проще всего добраться, лежит то, что поновее.
– Ну, мне бы начать с самого начала, шагнуть в прошлое так далеко, насколько это возможно.
– Отлично, миледи. – Маркус сделал вид, что снимает шляпу. – Поброди здесь, потом покажешь коробки, которые хочешь изучить в первую очередь.
Джоанна двинулась в глубь чердака, решив начать с одного из углов, наиболее удаленного от лестницы. Двадцать минут спустя она отобрала три коробки с хрупкими, пожелтевшими от времени газетными вырезками, чей вид ясно говорил об их возрасте, и потрепанный чемодан.
Вернувшись в гостиную, Джоанна устроилась у камина и попыталась хоть немного согреться.
– Я з-з-задубела! – смеясь, сообщила она, не в силах побороть неудержимую дрожь.
– Может, сперва съездим в паб? Я бы прикончил пинту пенистого эля. Заодно поедим горячего супа, чтобы со– греться.
– Нет, спасибо. – Джоанна потянулась к старому чемодану. – Я лучше возьмусь за дело.
– Ну ладно. А я, если ты не против, все же заскочу в местный паб, пока у меня пальцы не отмерзли. Точно не пойдешь?
– Маркус, мы ведь даже еще не начали! Я останусь здесь, – твердо сказала она.
– Как знаешь. Если что найдешь, не прячь под одежду, а то как бы я потом не обнаружил, – предупредил он и вышел из гостиной.
Выехав за ворота, Маркус заметил серую машину, припаркованную на заросшей травой обочине дороги в нескольких ярдах от дома. Внутри сидели двое мужчин в куртках «Барбур» и демонстративно изучали туристическую карту. Глядя на них, он задумался, не позвонить ли в полицию. Вдруг они присматривались к дому, чтобы впоследствии его ограбить?
Хотя в камине весело плясали языки пламени, Джоанне так и не удалось согреться. А придвинуться ближе к огню она опасалась из-за хрупкости старой бумаги. Результаты тоже пока не радовали. Все, что до сих пор попадалось ей на глаза, Джоанна уже знала из четырех биографий.
Она пролистала свои заметки, которые делала по мере чтения книг. Сэр Джеймс родился в 1900 году, в конце двадцатых занялся актерской карьерой и сыграл главные роли в ряде пьес Ноэля Кауарда в Вест-Энде. В 1929 году женился на Грейс, спустя восемь лет овдовел, когда она трагически скончалась за границей от пневмонии. Согласно газетным вырезкам и рассказам друзей, почерпнутым из различных биографий, Джеймс так до конца и не оправился от потери жены. Она была для него любовью всей жизни, и больше он не же– нился.
Джоанна также отметила, что не нашлось ни одной детской или юношеской фотографии Джеймса. Биограф объяснял, что причиной этому стал пожар, случившийся в доме его родителей – судя по всему, неподалеку отсюда – и уничтоживший все, чем они владели. Первая его фотография, сделанная в день свадьбы, появилась в прессе в 1929 году. На черно-белом снимке свадебного торжества новоиспеченный муж Джеймс возвышался над худощавой молодой женой Грейс, которая крепко сжимала его руку.
После ее смерти Джеймсу пришлось заботиться о пятилетнем сыне Чарльзе. Один из биографов отмечал, что ребенка отдали на попечение няни, а в семь лет отправили в школу-интернат. Судя по всему, отец и сын никогда не были близки. Впоследствии сам Джеймс объяснял это тем, что Чарльз слишком походил на его жену. «Мне было больно даже видеть сына, – признавался он. – И я держал его на расстоянии. Знаю, что почти не принимал участия в его жизни, и в старости я очень сильно из-за этого терзался».
В тридцатые годы в Англии Джеймс снялся в нескольких успешных фильмах Дж. Артура Рэнка. Именно тогда публика его по-настоящему заметила. Потом он ненадолго уехал в Голливуд, а когда Европу охватила война, в составе развлекательного подразделения британского военного движения отправился за границу, чтобы посещать британские войска и поднимать их моральный дух.
После окончания войны сэр Джеймс работал в театре «Олд Вик», где сыграл несколько крупных классических ролей. Благодаря постановке «Гамлета», за которой два года спустя последовал «Генрих V», он вошел в элитные ряды великих актеров. Именно тогда Джеймс купил особняк в Дорсете, предпочитая проводить время в одиночестве, а не вращаться в избранных кругах знаменитостей лондонской театральной сцены.
В 1955 году Джеймс перебрался в Голливуд и пятнадцать лет снимался в хороших, а порой и – как писал один из критиков – в «пугающе плохих» фильмах. Потом, в 1970 году, он вернулся на британскую сцену и в 1976 году с труппой Королевского Шекспировского театра сыграл «Короля Лира» – свою финальную роль, как объявил сам Джеймс средствам массовой информации. А после он посвятил себя семье и стал заботиться о внучке Зои, недавно потерявшей мать. Как предположил один из биографов, возможно, Джеймс таким образом пытался искупить вину за давнее пренебрежение к собственному сыну.
Джоанна вздохнула, глядя на покрывающие пол и ее колени старые газеты, письма и фотографии, в которых не нашлось ответов на ее вопросы. Впрочем, она убедилась, что сэра Джеймса в самом деле прозвали Сиамом, это имя постоянно встречалось в полученных им письмах. Сперва Джоанна читала их целиком, постоянно натыкаясь на прозвища вроде Банти и Бу, но вскоре заскучала от описаний исполняемых им ролей, театральных сплетен и погоды. В этих письмах явно не было ничего компрометирующего.
Джо взглянула на часы. Уже без десяти три, а она разобрала только половину чемодана.
– Что я вообще ищу? – спросила она у пыльного холодного воздуха.
Проклиная нехватку времени, Джоанна продолжила рыться на дне чемодана и уже собиралась сложить все бумаги обратно, когда заметила фотографию, торчащую из старой программки. Она вытащила снимок. В глаза бросились знакомые лица Ноэля Кауарда и знаменитой актрисы Гертруды Лоуренс. Рядом с ними стоял мужчина, которого Джо тоже узнала.
Порывшись в стопке, она достала свадебную фотографию Джеймса Харрисона и положила ее рядом с только что найденной. Вот он, черноволосый мужчина с приметными усами, держащий за руку свою невесту. Но ведь чисто выбритый блондин на снимке возле Ноэля Кауарда – тоже вроде бы Джеймс Харрисон? Джоанна сравнила нос, рот, улыбку… Его выдали глаза. Да, это, несомненно, был он. Возможно, Джеймс перекрасил волосы в светлый цвет и сбрил усы ради роли в одной из пьес Кауарда?
Услышав, как в замке поворачивается ключ, Джоанна поспешно отложила фотографию в сторону.
– Ну как ты? – Маркус вошел в гостиную, наклонился и помассировал ей плечи. – Уже нашла что-нибудь интересное для статьи?