[13].
– Это серьезное заявление перед лицом йоркширской девчонки, – хихикнула она. – Надеюсь, ты отвечаешь за свои слова.
Обед и впрямь оказался восхитительным, а обещанные Маркусом йоркширские пудинги с подливкой, мягкие, с хрустящей корочкой, просто таяли во рту.
– Что ж, – в конце концов заявила Джоанна, поднимая своего спутника на ноги, – после такого обеда мне нужно прогуляться. Есть какие-нибудь предложения?
– Да, я отвезу тебя в Хэмблдон-Хилл. Садитесь, миледи. – Маркус распахнул для нее пассажирскую дверцу машины.
Через несколько миль перед ними возник пологий склон высокого холма. Было уже три часа дня, и солнце начинало клониться к закату, рассыпая золотистые лучи по заснеженной земле. Эта картина так живо напомнила о доме среди йоркширских пустошей, что у Джоанны ком подкатил к горлу.
– Мне нравится это место, – проговорил Маркус, беря ее под руку. – Я часто приезжал сюда, когда гостил у дедушки на каникулах… просто чтобы посидеть на вершине холма, отвлечься от всего и подумать.
Они поднимались по склону, держась за руки. Джоанна наслаждалась покоем и умиротворением, охватившим ее здесь, вдали от Лондона, рядом с Маркусом. На полпути к вершине они остановились и присели на пень, чтобы полюбоваться открывающимся видом.
– О чем ты думал, сидя здесь? – полюбопытствовала Джоанна.
– Ну… о всяких мальчишеских штучках. Сама знаешь, – уклончиво ответил он.
– Нет, не знаю. Расскажи, – попросила она.
– Я думал о том, чем буду заниматься, когда вырасту, – признался Маркус, глядя вдаль. – Мама… очень любила природу и была страстной поборницей охраны окружающей среды, таких теперь называют «экоактивистами». Она участвовала в маршах «Гринпис»[14] и пыталась воздействовать на членов парламента. Я всегда хотел сделать что-то, чем она могла бы гордиться. – Повернув голову, Маркус посмотрел на нее, и Джо попала в плен его взгляда. – Нечто важное, значимое… – Он замолчал и пнул ногой снег. – Но с тех пор все шло наперекосяк. Она наверняка разочарована.
– Я в этом сомневаюсь, – возразила Джоанна.
– Правда? – Маркус повернулся к ней с грустной улыбкой.
– Конечно, – кивнула она. – Мамы всегда любят своих детей, несмотря ни на что. Самое главное, что ты старался. А твой новый кинопроект обещает быть стоящим.
– Да, если я смогу найти на него средства. Честно говоря, Джо, у меня хреново с деньгами. Недавно я осознал, что вечно позволяю сердцу брать верх над разумом, бросаюсь сломя голову вперед, захваченный новой идеей, и даже не понимаю, чем рискую. Так же и в отношениях… мне нужно все или ничего, – признался он. – В этом я похож на маму.
– Нет ничего плохого в том, чтобы увлекаться своим делом, Маркус.
– Если только ты не финансируешь его за счет чужих средств… Я тут подумал, что если все же запущу этот новый проект, то стану тенью режиссера, Бена Макинтайра, и буду ему помогать. Возможно, в будущем мне лучше сосредоточиться на «видении фильма», чем на финансах.
– Может, и так, – согласилась Джоанна.
– А теперь поехали домой, пока я окончательно не отморозил себе яйца.
– Нежные южане, – заявила она, старательно изображая йоркширский акцент. – Не выносят холода!
Они вернулись в относительно теплый Хейкрофт-хаус, и, пока Маркус относил коробки обратно на чердак, Джоанна прибралась на кухне.
– Готова? – спросил он, когда она спустилась в холл со своей сумкой в руках.
– Да. Спасибо за выходные, Маркус. Мне очень понравилось. Честно говоря, я не хочу возвращаться в Лондон.
Маркус вернул ключ в тайник, потом сел за руль и завел мотор. Сворачивая с подъездной дорожки, он заметил краем глаза серую машину, которую уже видел накануне.
– Кто это? – поинтересовалась Джоанна, проследив за его взглядом. – Любопытные соседи?
– Вероятно, какие-нибудь любители птиц, решившие отморозить себе задницу ради пары малиновок, – ответил он. – Вчера они тоже здесь торчали. Ну, или грабители, намеренные поживиться всем ценным, что есть в доме.
Джоанна напряглась.
– Может, лучше позвонить в полицию?
– Джо, я пошутил! – пояснил он, проезжая мимо припаркованной машины.
Но Джоанну не успокоил его небрежный ответ. Поселившаяся в душе безмятежность испарилась, и весь оставшийся путь до Лондона она украдкой поглядывала в зеркало заднего вида, напрягаясь при виде каждой замеченной серой машины.
Свернув на Хайгейт-хилл, Маркус припарковал «Гольф» перед зданием, где жил Саймон.
– Спасибо, Маркус. Не могу выразить, как я тебе благодарна.
– Просто убедись, что в этой вашей газетенке моим родным и памятному фонду выделят хотя бы двухстраничный разворот. Послушай, Джо… – Он наклонился над рычагом переключения передач и сжал ее руку, не давая девушке возможности сбежать. – Давай снова встретимся. Может, поужинаем в четверг вечером?
– Да, – без колебаний согласилась Джоанна и, подавшись вперед, легко коснулась губами его губ. – Пока, Маркус. До встречи в четверг.
– Пока, Джо, – с сожалением вздохнул он, когда она вылезла из машины и достала из багажника свою сумку, а потом тихо добавил, глядя, как девушка с улыбкой помахала ему рукой и направилась к входной двери: – Я буду по тебе ску– чать.
Поднимаясь по многочисленным ступенькам, Джоанна призналась себе, что Маркус Харрисон оказался гораздо интереснее, чем она ожидала. Но стоило повернуть ключ в замке, как поселившееся внутри тепло мгновенно сменилось холодным страхом, что за ней снова следили. Но кто? И чего именно от нее хотели?
Джоанна сняла пальто и мысленно вознесла благодарность за такое современное удобство, как сезонное центральное отопление. Оставив фотографию, найденную в Хейкрофт-хаусе, на кофейном столике, она отправилась на кухню, чтобы погреть чайник и сделать бутерброд. Потом устроилась за столом, достала стопку биографий, вынула из рюкзака программку мюзик-холла и ксерокопию любовного письма, которые прислала Роза, и разложила все перед собой. В очередной раз перечитала записку старушки и любовное письмо, затем просмотрела старую программку «Хэкни Эмпайр», изучая фотографии актеров. И, наконец, с бешено колотящимся сердцем наткнулась на знакомое лицо.
«Мистер Майкл О’Коннелл! Непревзойденный пародист!» – гласила надпись под фотографией.
Джоанна взяла снимок, привезенный из Дорсета, положила рядом с программкой и сравнила лица Джеймса Харрисона и Майкла О’Коннелла. Даже несмотря на старое, зернистое изображение в программке, у нее почти не осталось сомнений, что молодой русоволосый безусый актер, называвший себя Майклом О’Коннеллом, как две капли воды походил на Джеймса Харрисона. И если речь не шла о близнецах, наверняка это был один и тот же мужчина.
Но почему? Зачем Майклу О’Коннеллу менять имя? Да, вполне возможно, он решил взять сценический псевдоним, который лучше соответствовал его имиджу, но логичнее было сделать это в самом начале карьеры, а не несколько лет спустя. К моменту женитьбы на Грейс в 1929 году он, судя по всему, перекрасил волосы в черный цвет и отрастил усы. Однако ни в одной из биографий не упоминалось о какой-либо смене имени. Даже если в книгах писали о детских годах великого актера, о нем всегда отзывались как о представителе семейства Харрисон.
Джоанна покачала головой. Может, это всего лишь совпадение и двое мужчин просто сильно походили друг на друга? А если нет? Тогда становилось понятно, в чем заключалась важность этой программки и почему Роза ее прислала.
Неужели сэр Джеймс Харрисон некогда был другим человеком и по какой-то причине желал, чтобы люди забыли о его прошлом?
Пат
Тупик, в котором невозможен ни один допустимый ход
14
Когда на следующее утро Джоанна пришла в офис, Алека за столом не было. Он появился только час спустя, и она тут же бросилась к нему.
– Алек, я кое-что нашла в…
Алек поднял руку, останавливая поток ее слов.
– Боюсь, соглашению конец. Тебя переводят в другой отдел. «Домашние питомцы и садоводство».
– Что? – непонимающе уставилась на него Джоанна.
Алек пожал плечами:
– Я тут ни при чем. Весь смысл работы первого года в газете как раз в том, что ты должна попробовать свои силы в каждом отделе. Время работы в отделе новостей подошло к концу. Ты больше не мой сотрудник. Прости, Джо, но такова реаль– ность.
– Я ведь… проработала здесь всего несколько недель. К тому же нельзя вот так бросить эту историю. Я… – Потрясенная, Джоанна не сразу смогла уловить смысл его слов. – «Домашние питомцы и садоводство»?! Господи, Алек, что за хрень! Почему?
– Меня не спрашивай. Не я здесь принимаю решения. Если хочешь, сходи к Эду. Это он предложил передвижку.
Джоанна бросила взгляд в конец коридора на старый, почти протертый ковер перед отделанным стеклянными панелями кабинетом, по которому успело потоптаться бесчисленное множество нервных репортеров, ждущих выволочки от начальника. Она с трудом сглотнула. Нет, никаких слез в присутствии Алека, да и вообще кого-либо из коллег.
– Он назвал причину?
– Не-а. – Алек сел за компьютер.
– Ему что, не нравится моя работа? Я сама? Мои духи?! Всем известно, что «собачьи какашки и мульча» – самый отстойный отдел в газете. Меня в буквальном смысле хоронят заживо!
– Джо, успокойся. Наверняка это всего на пару недель. По правде говоря, я пытался отстоять твою кандидатуру, если тебя это утешит, только, боюсь, без толку.
Алек начал что-то печатать, и Джоанна подалась вперед.
– Ты ведь не думаешь…
Он поднял на нее глаза:
– Нет, не думаю. Просто напечатай эту чертову статью о памятном фонде, потом освободи свой стол. Поменяешься местами с Могучим Майком.
– Могучий Майк? В отделе новостей?!
Майк О’Дрисколл служил мишенью для многих офисных шуток. Внешне он походил на исхудавшего гнома и страдал чрезмерной искренностью.