– Ага! Это лишь доказывает его актерский талант. Он обладал самым потрясающим даром подражания – мог изобразить любой акцент или голос, какой только можно вообразить. Свою карьеру он начал в мюзик-холлах в качестве пародиста. Удивлен, что ты не знаешь, ведь вы с ним были так близки. Но можешь не сомневаться – в твоих жилах течет ирландская кровь.
– Милостивый Боже! А где вы познакомились с моим дедушкой?
– В «Хэкни Эмпайр». В то время мне было всего девять, Майклу двадцать два, и он впервые работал по профессии.
– Вам было девять? – изумилась Зои.
– Да, грешен. Я ведь, если можно так выразиться, родился в бутафорской корзине, – с улыбкой признался Уильям. – Мама выступала в варьете и, похоже, рассталась с моим отцом. Поэтому она брала меня с собой в театр и, пока работала, я спал в ящике комода в ее гримерке. А когда подрос, то за несколько шиллингов стал выполнять всякие поручения артистов – приносил им еду, доставлял послания, бегал куда-либо или что-то подавал. Так я и познакомился с Майклом, известным среди своих под прозвищем Сиам. Его первой работой в «Эмпайр» стала роль джинна из лампы в пантомиме. Он побрил голову, затемнил кожу и в своем головном уборе и шароварах выглядел точь-в-точь как король Сиама на виденных мною фотографиях. И прозвище прижилось. Да ты и сама знаешь.
– Да, – кивнула Зои. Заслушавшись старика, она совсем забыла об ужине.
– Конечно, ему отчаянно хотелось попасть в настоящий театр, но все мы с чего-то начинаем. Даже в те дни он обладал харизмой, и молоденькие танцовщицы обычно выстраивались в очередь, чтобы пойти с ним на свидание. Должно быть, так проявлялось ирландское очарование, хотя к тому времени говорил он уже как заправский аристократ. Времена были такие, что пришлось научиться, но несмотря на это, Майкл часто развлекал нас ирландскими балладами, – усмехнулся Уильям.
Зои внимательно наблюдала, как старик осушил очередной стакан виски. С тех пор как спустился в столовую, Уильям выпил уже три двойные порции и теперь рассказывал о событиях семидесятилетней давности. Вполне вероятно, что он перепутал Джеймса с кем-то другим.
Пока Зои ковырялась в остывающем жарком, ему принесли ростбиф.
– Значит, он был дамским угодником?
– Воистину так. Но он всегда расставался с женщинами с таким обаянием, что они все равно его любили. Но однажды, где-то в середине сезона, Майкл внезапно исчез из театра. Через два или три дня он так и не появился на представлении, и меня послали к нему домой, выяснить, что с ним: заболел или просто слишком много выпил. Все его вещи были на месте, лапочка, но твоего дедушки там не было.
– Правда? А потом он вернулся?
– Да, больше чем полгода спустя. Я время от времени забегал к нему домой, чтобы проверить, не появился ли он. Майкл никогда не скупился на сладости и давал несколько медяков, если я выполнял его поручения. И вот однажды я постучал к нему в дверь, и он открыл. С новой элегантной стрижкой и в дорогом костюме в придачу. Помню, как он говорил, что приобрел одежду на Сэвил-роу. Майкл всегда был привлекательным, но в тот раз выглядел как настоящий джентльмен, – снова усмехнулся Уильям.
– Надо же, вот это история. Я понятия не имела. Мне он никогда ничего такого не рассказывал. Вы тогда спросили, где он пропадал?
– Конечно, мне и самому не терпелось узнать. Твой дедушка сказал, что играл какую-то роль и за работу отлично заплатили, но больше никаких подробностей. Он решил вернуться в «Эмпайр» и снова выступать на сцене, и, когда появился в театре, руководство и глазом не моргнуло, как будто он никуда не исчезал.
– Вы кому-нибудь уже рассказывали об этом? – поинтересовалась Зои.
– Ни в коем случае, лапочка. Он попросил меня молчать. Мы с Майклом были друзьями. Он доверял мне, еще мальчишке, а я верил ему. Однако я еще не добрался до самого интересного. – В слезящихся глазах Уильяма горел восторг, ведь он нашел для своего рассказа достойную аудиторию. – Может, закажем кофе и пойдем в бар? На этих жестких стульях я отсидел себе всю задницу.
Они устроились на удобной банкетке в углу бара. Уильям удовлетворенно вздохнул и закурил сигарету без фильтра.
– Так вот, – продолжил он, – как-то раз, через пару недель после возвращения, Майкл позвал меня в свою гримерку, вручил два шиллинга и письмо и спросил, не смогу ли я выполнить для него одно поручение. Он велел мне постоять перед универмагом «Свон и Эдгар» на площади Пикадилли и дождаться молодую женщину в розовом, которая спросит у меня время.
– И вы согласились?
– Само собой! В ту пору за два шиллинга я бы слетал на Луну!
– А что женщина? Она все-таки пришла?
– О да, в прелестном наряде. И по манере говорить я сразу понял, что передо мной леди. Самая что ни на есть настоящая.
– Это было лишь раз?
– Нет. За несколько месяцев я встречался с ней десять, а то и пятнадцать раз. И вручал ей конверты.
– А она что-нибудь передавала?
– Квадратные свертки в коричневой бумаге.
– Правда? И что было внутри?
– Понятия не имею. Хотя и ломал над этим голову.
Уильям стряхнул пепел в пепельницу и расплылся в улыбке, глаза на одутловатом лице превратились в тонкие щелки.
Зои прикусила губу:
– Думаете, он ввязался во что-то незаконное?
– Возможно, только Майкл никогда не производил впечатления человека, способного связаться с криминалом. Он был очень добрым.
– Тогда о чем, по-вашему, шла речь?
– Ну, я всегда считал, что о какой-то тайной любовной связи.
– Между кем? Майклом и той женщиной?
– Может быть. Хотя, по-моему, она была всего лишь посланницей, как и я.
– Вы не заглядывали внутрь свертков?
– Нет, хотя и мог бы. Но я всегда ценил щедрость твоего дедушки и ни за что не предал бы его доверие.
Зои потягивала кофе. Она устала, однако история увлекла ее, независимо от того, говорил Уильям правду, выдумывал или в его рассказе, чуть приукрашенном за давностью лет, смешались вымысел и истина.
– А дальше случилось вот что. Майкл позвал меня к себе и сказал, что снова уезжает. Он дал мне столько денег, что на них можно было хорошо питаться целый год, и ради моего же блага посоветовал забыть о событиях последних месяцев. А если меня спросят о нем, особенно те, кто наделен властью, попросил говорить, что я его не знаю. Ну, или что мы едва знакомы. – Уильям затушил сигарету. – А потом Майкл О’Коннелл помахал мне ручкой и в буквальном смысле, лапочка, исчез с лица земли.
– И вы не знали, куда он уехал?
– Представления не имел, разрази меня гром. В следующий раз я увидел Майкла О’Коннелла добрых полтора года спустя на афише театра на Шафтсбери-авеню под именем Джеймс Харрисон. Он выкрасил волосы в черный и отрастил усы, но эти голубые глаза я узнал бы где угодно.
Зои с изумлением уставилась на старика:
– То есть, по вашим словам, он снова исчез, а затем появился, усатый и темноволосый, под другим именем? Признаюсь, Уильям, мне в это трудно поверить.
– Что ж. – Он громко рыгнул. – Клянусь, лапочка, все это правда. Конечно, когда я увидел его фотографию на стене театра, пусть даже и под вымышленным именем, то прошел к служебному входу и спросил о нем. Он узнал меня, затащил в свою гримерку и закрыл дверь, а потом предупредил, что для моего же блага мне гораздо лучше держаться от него подальше. Сказал, что теперь у него новая жизнь и опасно вспоминать о том, кем он был прежде. И я, – Уильям пожал плечами, – поверил ему на слово.
– А после вы его видели?
– Только из партера, лапочка. Я писал ему пару раз, но так и не получил ответа. Однако на каждый день рождения мне присылали конверт с пачкой наличных внутри. И никаких записок. Но я не сомневался, что деньги от него. Итак, я рассказал тебе необъяснимую историю, случившуюся в молодости с твоим любимым дедушкой. Ни разу прежде она не слетала с моих уст, но сейчас, когда его больше нет с нами, вряд ли это имеет значение. И, если интересно, никто не запрещает тебе попытаться разузнать побольше. – Уильям почесал ухо. – Вот бы еще вспомнить имя той молодой леди, с которой я столько раз встречался возле «Свон и Эдгар». Однажды она мне представилась. Маргарита? Нет. Гортензия? Это было что-то цветочное…
– Лилия? Роза? – предположила Зои.
– Ей-богу, ты права! – Уильям расплылся в улыбке. – Ее звали Роза!
– И вы понятия не имеете, кем она была?
– Ну, не могу же я выдать все его секреты. – Уильям постучал себя по носу. – Да, я догадывался, но, возможно, эту тайну лучше оставить вместе с ним в могиле.
– Я залезу на чердак дома в Дорсете и пороюсь в его памятных вещицах. Вдруг получится найти что-нибудь связанное с вашим рассказом.
– Сомневаюсь, лапочка. Если все это так долго скрывалось, сдается мне, что нам не суждено узнать правду. Тем не менее эта история сойдет для интересной беседы за ужином, – улыбнулся он.
– Да. – Зои подавила зевок и посмотрела на часы. – Уильям, я лучше пойду спать. Завтра вставать очень рано. Огромное спасибо, что все мне рассказали. Если я что-нибудь выясню, то дам вам знать.
– Обязательно, Зои, – кивнул Уильям, не сводя с нее взгляда. Когда она поднялась с банкетки, он поймал ее руку и сжал ладонь. – Ты так похожа на него в молодости, лапочка. Сегодня днем я наблюдал за тобой. Ты унаследовала его дар. Однажды ты станешь очень знаменитой, и дедушка будет тобой гордиться.
На глаза Зои навернулись слезы.
– Спасибо, Уильям, – пробормотала она и вышла из бара.
16
Следующие три печальных дня Джоанна проработала в отделе «Домашние питомцы и садоводство». Она перебралась к себе в квартиру, но, поскольку новую кровать еще не привезли, вот уже две ночи провела на полу спальни, на неудобной импровизированной куче из диванных подушек и одеял. Сегодня Джо ждал ужин с Маркусом, и, соблазненная возможностью поспать в мягкой, удобной постели, она всерьез раздумывала, не остаться ли у него ночевать. Для вечера Джоанна выбрала единственное в ее гардеробе – пусть и поношенное – маленькое черное платье, приталенный кардиган и лоферы, слегка подрумянила щеки, немного подкрасила губы и ресницы и, не дожидаясь, пока длинные волосы окончательно просохнут после душа, направилась к автобусной остановке.