Для чего архив Багратиона князю Голицыну? Безусловно, не для каких-то крамольных целей. Голицын мог забрать его, чтобы сохранить память о великом человеке, о полководце славной суворовской школы. Но ведь могли быть и другие желающие захватить бумаги Багратиона, и, как знать, какие цели могли преследовать таковые желающие.
Прочитав письмо императора, Екатерина Павловна не перестала беспокоиться, ведь пока так и не удалось установить судьбу её писем, которые могли оказаться среди других бумаг и стать достоянием тех, кто прикоснётся к архиву. Тем не менее она поблагодарила брата:
«…У меня нет слов, чтобы сказать вам, как я тронута деликатностью, которую вы проявили, исполняя мою просьбу по поводу бумаг Б.
Вы превзошли все мои ожидания, и я за это очень признательна, только я сожалею, что мои старые ошибки доставили вам столько затруднений».
Закончился сентябрь, минул октябрь, а судьба писем всё ещё была неизвестна. Лишь в письме от 8 ноября державный братец смог успокоить сестру:
П. И. Багратион. Художник Дж. Доу
«…В то время как я послал фельдъегеря с этим грузином, Салагов принёс мне шесть громадных кип и уверил меня, что это служебные бумаги, не имеющие никакой ценности, и что они были доверены усопшим этому грузину. Поверив ему на слово, я их не коснулся, но, видя свои бесплодные поиски среди бумаг, привезённых фельдъегерем, я принялся просматривать эти шесть кип, и после того, как я занимался этим шесть дней кряду, я увидел, что Салагов прав и что там нет абсолютно ничего… Салагов сказал мне, что в бытность его в Молдавской армии он сам видел, как тот (Багратион) сжёг некоторое количество бумаг и вследствие этого всё, что не нашли, должно быть, было сожжено. Таково, друг мой, состояние дел…»
Немного отлегло от души.
«Значит, всё-таки сжёг, — думала Екатерина Павловна, — но все ли письма сжёг, все ли свидетельства уничтожил?»
Она знала, что князь Багратион постоянно возил с собой небольшую шкатулку, которую никому не показывал и заглядывал в неё, по свидетельству адъютантов, лишь тогда, когда мог позволить себе остаться один на один со своими мыслями и воспоминаниями — то есть в редкие минуты отдыха, которые выпадали нечасто.
Вскоре Екатерине Павловне стало известно, что хоть о письмах нигде не упомянуто, но шкатулку всё же после смерти князя открывали. Что же там нашли? Оказалось, что в ней хранились портреты Александра Васильевича Суворова, супруги князя Екатерины Павловны, урождённой Скавронской, и вдовствующей императрицы Марии Фёдоровны.
Напрямую расспрашивать великая княгиня Екатерина Павловна не считала уместным, хотя знала, что Багратион хранил и её портрет, написанный с неё, когда она была ещё юной великой княжной, то есть до замужества.
В конце концов, стало известно, что среди вышеперечисленных портретов был и этот её портрет, подаренный ею князю Петру Ивановичу. О письмах не спрашивала. Зачем привлекать лишнее внимание. Но то, что о письмах её никто не упоминал, могло означать не только то, что они сожжены, но и то, что кто-то спрятал их до поры до времени.
Тайны переписки с братом по поводу каких-то писем, могущих скомпрометировать великую княгиню Екатерину Павловну, волнения её, о которых тоже стало известно некоторым царедворцам, позволили некоторым биографам и исследователям предположить, что есть что-то такое в отношениях князя и великой княгини, что необходимо было тщательно скрывать от посторонних ушей и глаз.
Так что же всё-таки было? Сразу и не ответишь. Для этого надо обозреть историю жизни Екатерины Павловны, историю того, как складывался её характер, и, конечно, историю знакомства с князем Багратионом и тех отношений, которые не были скрыты загадками и тайнами. Некоторые исследователи и биографы высказывали предположение, что великая княжна Екатерина Павловна была влюблена в князя Багратиона.
Итак, четвёртая внучка! Любимая внучка! Екатерина Павловна…
Мы познакомились с судьбами трёх старших её сестёр. Судьбы двух из них — Александры и Елены — оказались трагическими. Судьба третьей по старшинству внучки великой государыни, напротив, была счастливой.
Какова же судьба Екатерины Павловны и почему о ней говорили как о претендентке на престол, как о возможной государыне Екатерине III?
Государыня спасает внучку
11 мая 1788 года, после чреды нелёгких дней, когда обстоятельства складывались так, что великий князь Павел Петрович вполне мог вторично овдоветь, императрица Екатерина Великая, слегка оправившись от потрясений шестых уже по счёту родов своей невестки Марии Фёдоровны, написала своему супругу и соправителю Григорию Александровичу Потёмкину из Царского Села:
«Любезный друг Князь Григорий Александрович.
Вчерашний день Великая Княгиня родила дочь, которой дано моё имя, следовательно, она — Екатерина. Мать и дочь здоровы теперь, а вчерась материна жизнь была два часа с половиною на весьма тонкой нитке; видя крайность, я решилась приказать accoucheur (акушеру) спасти жизнь ей, за что теперь меня и муж, и жена много благодарят…
У нас так холодно, что я пишучи почти замёрзла…»
Потёмкин разделил радость в ответном письме от 19 мая словами:
«Матушка Всемилостивейшая Государыня! Я получил о разрешении Ея Императорского Высочества и на другой день праздновал…»
Испытания позади. Но что же случилось? Что так обеспокоило императрицу и заставило её принимать экстренные меры, в ту пору ещё казавшиеся рискованными. Что означали слова о том, что жизнь матери — великой княгини Марии Фёдоровны — была «два часа с половиною на весьма тонкой нитке». А ведь все предыдущие роды — а их было уже пять — прошли нормально.
Но не изгладились из памяти события трагические, связанные с первым браком великого князя Павла Петровича. Ведь самый первый внук государыни — сын великого князя Павла Петровича — не только умер во время родов, но и увлёк за собой мать — первую супругу великого князя Наталью Алексеевну.
Императрица Екатерина II была свидетельницей той трагедии. Роды Натальи Алексеевны начались 10 апреля 1776 года, но сразу стало ясно — что-то идёт не так. Акушеров тогда приглашать было не принято, да и были ли они? Есть сведения, что завела их в России именно Екатерина Великая. Именно после той трагедии завела.
Всё шло как-то не так, как хотелось императрице. Невесту нашли, сын был доволен. Всё начиналось лучшим образом. Императрица торопила с наследником — имела на то определённые мысли, связанные с престолонаследием. И вот 15 августа 1773 года при православном крещении Вильгельмина получила имя Натальи Алексеевны, 16-го числа состоялось обручение её с цесаревичем Павлом Петровичем, а 29 сентября Павла Петровича и Наталью Алексеевну обвенчали.
И сразу же поползли весьма неприятные слухи, а иностранные дипломаты начали строчить депеши своим правительствам, сообщая, что наследник престола рогат, а его супруга, мало того, что изменяла, «управляла мужем деспотически, не давая себе даже труда выказать малейшей к нему привязанности».
Почему же великий князь Павел Петрович терпел такое отношение — пока речь лишь об отношении, ибо об измене он не подозревал, — да потому что полюбил свою супругу по-настоящему, полюбил искренне и готов был выполнять все её прихоти.
Императрица Екатерина Великая была разочарована в невестке, но что поделать, династические законы требовали терпения. Главным было для Екатерины Алексеевны, как когда-то и для Елизаветы Петровны, получить от молодой великокняжеской четы наследника престола, ну а потом — потом уже решать вопросы престолонаследия, так как было бы благоразумнее и полезнее для государства.
Великая княгиня Наталья Алексеевна. Художник А. Рослин
Невестка же не спешила родить ребёнка, зато готова была торопить события в вопросах престолонаследия. Императрице докладывали, что разговоры о незаконности её власти находят отклик в Наталье Алексеевне.
Екатерина Великая писала по этому поводу:
«Опасаясь злых, мы не доверяем целой земле. Не слушаем ни хороших, ни худых советов. До сих пор нет ни добродушия, ни осторожности, ни благоразумия во всём этом, и Бог знает, что из этого будет, так как никого не слушают и все хотят делать по-своему».
Позднее уже заявляла более сурово:
«Спустя полтора года и более мы ещё не говорим по-русски, хотим, чтобы нас учили, но не хотим быть прилежными. Долгов у нас вдвое больше, чем состояния, а едва ли кто в Европе столько получает».
Сначала удивляло императрицу, а потом и обеспокоило то, что по прошествии двух лет у молодой четы не только не было детей, но и не предполагалось, что они будут.
Лишь в 1775 году Наталья Алексеевна наконец забеременела. Объявлено же было об этом незадолго до родов, которые начались 10 апреля 1776 года, причём начались неудачно. Несколько дней продолжались схватки, но родить великая княгиня никак не могла. Ребёнок не выдержал и умер. Врачи объявили об этом, безусловно, огорчив и императрицу, и цесаревича.
Своему статс-секретарю императрица написала:
«Дело наше весьма плохо идёт. Какою дорогой пошёл дитя, чаю, и мать пойдёт. Сие до времени у себя держи…»
То есть врачи уже предполагали, что мёртвый ребёнок инфицировал организм матери, и надежд на то, что она выживет, очень мало. Так и случилось. 15 апреля Наталья Алексеевна ушла из жизни.
Несмотря на дерзкое поведение невестки, императрица искренне переживала происходящее, сначала за ребёнка и мать, а когда стало ясно, что ребёнок не дышит, за саму Наталью Алексеевну.
Впоследствии императрица писала:
«Вы можете вообразить, что она должна была выстрадать, и мы с нею. У меня сердце истерзалось; я не имела ни минуты отдыха в эти пять дней и не покидала великой княгини ни днём, ни ночью до самой кончины. Она говорила мне: „Мы отличная сиделка“. Вообразите моё положение: надо одного утешать, другую ободрять. Я изнемогла и телом, и душой…»