Но тогда в причинах трагедии врачи разобрались. Наталья Алексеевна не могла иметь детей из-за врождённых дефектов. То есть ныне, конечно, при таком дефекте роды возможны, к примеру, с помощью кесарева сечения, а в ту пору средств спасти ни ребёнка, ни мать не существовало. Смерть наступила по причине искривления позвоночника, что и не позволило родить. В результате долгого ношения корсета после травмы, полученной в детстве, наступили некоторые необратимые изменения, причём наступили неслучайно. Лечили принцессу грубо и жёстко. Горб вправляли ударами кулака. Вправить-то вправили, но нанесли непоправимый вред позвоночнику и тазобедренному суставу. Так что повинны прежде всего родители умершей. Они жестоко лечили её, а потом выдали замуж за наследника престола. О чём думали? Основная задача супруги наследника, конечно, рождение наследников.
Так что тревоги при родах второй супруги Павла Петровича были неслучайными.
Конечно, положение было несколько иным — Наталья Алексеевна умерла при первых родах, когда никто даже не предполагал, что будут какие-то осложнения, поскольку о дефектах великой княгини никто не знал. А тут шестые роды!
И вдруг случилось непонятное. Время шло, а воз и поныне там. Не получались роды, и акушерка оказалась бессильна. Не было ещё в то время практики родовспоможения, и никто необходимыми приёмами и навыками не владел.
Хирург-акушер Ассофиер на вопросы государыни только руками разводил. И тогда государыня велела срочно позвать Иосифа Моренгейма (1759–1797), практиковавшего в Санкт-Петербурге. Ещё 1783 году его пригласили из Австрии в Россию на кафедру повивального искусства при хирургическом училище — кафедру, в общем-то только начинающую завоевывать популярность.
Императрица сообщила Потёмкину: «Я решилась приказать Ассофиеру спасти жизнь ей…» и уточнила, что «решила употребить Моренгейма и он кончил», то есть роды завершились успешно с помощью своевременно прибывшего Иосифа Моренгейма. Впоследствии роды у Марии Фёдоровны принимал только Моренгейм. Он же в 1798 году, после рождения Михаила, рекомендовал Марии Фёдоровне прекратить близкие отношения с супругом, чтобы не подвергаться опасности погибнуть, если случится очередная беременность.
Итак, только благодаря тому, что императрица взяла на себя ответственность и приказала применить родовспоможение, ещё не вошедшее в практику, роды завершились благополучно.
Конечно, радость была необыкновенная. На свет появилась девочка — четвертая внучка государыни. Дети не осиротели, великий князь не овдовел. Санкт-Петербург салютовал пушечными залпами. 21 мая состоялось крещение, причём особое доверие было оказано подруге государыни, статс-даме княгине Екатерине Дашковой, занимающей высокий пост президента. Она стала крёстной матерью.
Императрица, как это и было принято, возложила на крохотную внучку орден Святой Великомученицы Екатерины, учреждённый в 1713 году для награждения великих княгинь и дам высшего света, формально второй по старшинству в иерархии наград с 1714 до 1917 года.
И конечно же, рождение внучки нашло отражение в письмах к барону Гримму:
«О ней ещё нечего сказать, она слишком мала и далеко не то, что были братья и сестры в её лета. Она толста, бела, глазки у неё хорошенькие, и сидит она целый день в углу со своими куклами и игрушками, болтает без умолку, но не говорит ничего, что было бы достойно внимания».
Письмо датировано 1790 годом, кода маленькой великой княжне Екатерине Павловне исполнилось два года.
В феврале 1796 года Екатерина II писала барону М. Гримму:
«Вчера на маскараде великие княгини Елизавета, Анна, княжны Александра, Елена, Мария, Екатерина, придворные девицы — всего двадцать четыре особы, без кавалеров, исполнили русскую пляску под звуки русской музыки, которая привела всех в восторг, и сегодня только и разговоров об этом и при дворе, и в городе. Все они были одна лучше другой и в великолепных нарядах».
Тут надо заметить, что старшей из сестёр Александре Павловне было тринадцать, а младшей, Екатерине Павловне, восемь лет. Не танцевала из дочерей Павла Петровича только Анна, которой было тогда чуть больше года.
Ну а Екатерина Павловна в восемь лет уже танцевала наравне со старшими.
Воспитательная система Екатерины Великой
Началась учёба, и великая княжна Екатерина Павловна во всём с самых ранних лет показывала необыкновенные способности, особенно делала успехи в науках и изучении языков. Успешно овладела французским, немецким и английским языками, но что особенно важно, превосходно говорила и писала на русском, а ведь хорошие знания родного языка в ту пору в высших кругах были редкостью.
Братья и сёстры звали её Катиш.
Русский писатель и драматург-переводчик, известный главным образом своими мемуарами, Степан Петрович Жихарев, встретив однажды в Павловске великую княгиню Екатерину Павловну, с восторгом написал:
«Великая княжна Екатерина Павловна — красавица необыкновенная; такого ангельского и вместе умного лица я не встречал в моей жизни, оно мерещится мне и до сих пор… Она была совершенная красавица с тёмными каштановыми волосами и необыкновенно приятными, добрыми карими глазами. Когда она входила, делалось будто светлее и радостнее».
Сардинский посланник в России граф Жозе-Мари де Местр докладывал в Италию:
«Ничто не сравнится с добротою и приветливостью Великой Княгини. Если бы я был живописцем, я послал бы вам изображение её глаз. Вы бы увидели, сколько природа заключила в них доброты и ума».
Кстати, Катиш прекрасно рисовала, и уроки живописи давал ей мастер исторического жанра и автор целого ряда знаменитых в ту пору картин на религиозные темы Алексей Егорович Егоров, который обучал рисованию и императрицу Елизавету Алексеевну.
О своей ученице Екатерине Павловне он сказал:
«Не будь она дочерью императора, она в Италии была бы величайшей художницей».
Что ж, ведь и отец Катиш, Павел Петрович, в отрочестве своём заслужил подобную же похвалу от своего учителя математики Семёна Андреевича Порошина…
«Если б Его Высочество человек был партикулярной и мог совсем предаться одному только математическому учению, то б по остроте своей весьма удобно быть мог нашим российским Паскалем».
Была Екатерина Павловна и приятной собеседницей, умела рассуждать на самые различные, а в том числе и политические и даже — вот уж внучка своей великой бабушки — военные темы. Ведь известно, что у императрицы Екатерины Великой был, можно сказать, полководческий ум. Ну а что касается её любимой внучки, то впереди ещё будет возможность убедиться в том, насколько прозорлива была она и в военных вопросах, причём в том числе и в вопросах стратегических.
Великая княжна Екатерина Павловна в детстве. Художник Д. Г. Левицкий
Воспитательная система была хорошо продумана императрицей. Вот только несколько особенно важных положений:
«Никаких перин — только закаливание. Едой не пичкать, за столом кормить ровно столько, сколько требует организм, а в качестве перекуса между приёмами пищи — давать только чёрный хлеб. Зато игр — сколько угодно.»
Она очень сожалела, что упустила возможность воспитать сына, точнее, не упустила, а её не допустили до воспитания. На то у императрицы Елизаветы Петровны были свои планы — не влияния Екатерины она боялась, а влияния великого князя Петра Фёдоровича. Она поручила воспитание придворным, которые, по словам Екатерины, «причинили ему несравненно больше физического и нравственного зла, нежели добра».
С первых дней после родов, отстранив её, маленького Павла так кутали, что чуть было вовсе не уморили. Екатерина говорила о том: «У сына моего плохое здоровье и негодная душа, то последствия дурного воспитания. С внуками моими будет иначе!»
Ну, в отношении души она, конечно, преувеличивала. Возможно, в детстве Павел побаивался мать, ну а потом настороженность так и не прошла.
«…Когда упадут или ударятся обо что, немного то уважать, и слезы запрещать».
Ну и в «Наставлении о воспитании великих князей Александра и Константина», написанном государыней 13 марта 1784 года, отражены следующие важные моменты.
Государыня предлагает прежде всего «не запрещать им играть, сколько хотят», ведь «детские игры не суть игры, но прилежнейшее упражнение детей». Ну и не ограничивать в играх, ибо, «дав детям в игре совершенную свободу, скорее узнать можно нравы и склонности их». А ведь зачастую старшие вовсе не знают и не понимают детей. Не верят тем, кто кристально честен, тем самым убивая эту честность.
Ну и такое требование крайне важно:
«Детей не должно унимать или выговоры им чинить ради их детской забавы и игры, или детских малых неисправностей, и за все то, что само время и рассудок исправят».
Императрица учила развивать в детях умение мыслить, рассуждать и требовала от воспитателей «с терпением слушать… детские речи и разговоры детей, разговаривая с воспитанниками дружелюбно и рассуждая с ними, о чем дело идёт, дабы дети повадились к рассуждению».
А вот это положение крайне актуально и поныне:
«Ложь и обман запрещать надлежит как детям самим, так и окружающим их, даже в шутках не употреблять, но отвращать их от лжи». И «отдалить от глаз и ушей их высочеств все худые и порочные примеры». Если вдуматься, кругом ведь двойные стандарты. Детям говорят, что нельзя пить и курить, что это вредно, а сами курят или выпивают. Ну как же это можно. А-а-а, мол, подрастёшь, тогда. А кто это определит, когда?
Известен потрясающий случай из истории создания суворовских военных училищ.
Один из уважаемых начальников, боевой генерал, вызванный с фронта и назначенный на столь ответственную должность воспитания суворовцев, обратил особое внимание на пункт положения, в котором говорилось о категорическом запрете суворовцам курить. Нарушителей наказывать вплоть до отчисления из училища!