…Одна из характернейших особенностей Александра I — богоискательство — стало в последние годы его жизни, как венценосца, доминирующей чертой. Здесь уместно провести параллель с другим богоискателем — Львом Толстым. Оба кончают жизнь в сермяге, один в сибирском скиту, другой на глухом полустанке. По вскрытии гробницы Александра I большевиками она оказалась пустою. „Легенда“ о Федоре Кузьмиче является, таким образом, не легендой, а красивым эпизодом русской истории».
Современники отмечали, что княгиня Екатерина Павловна блистала в Вене во время конгресса, буквально затмевая всех остальных знатных дам, коих немало расплодилось в очень сильно «пострадавшей» от Наполеона столице Австрии.
«Русская Андромеда», как называли княгиню Багратион в те годы, по мнению биографов и исследователей, сражалась в Вене с «Клеопатрой Курляндии», прозванной так зрителями амурной схватки герцогиней Саган, которая явилась очередной любовницей Меттерниха. Но соперничала старшая дочь курляндского герцога Петра Бирона — сына знаменитого фаворита императрицы Анны Иоанновны герцога Эрнста Бирона — Екатерина Петровна Саган не из-за Меттерниха, а боролась «за благосклонность» того, кто нам известен под именем Александра I (вспомним слова А. А. Керсновского о пустой гробнице). Соперницы разместились в роскошном Palais Palm.
Две Екатерины Павловны — две соперницы — в Вене
Конгресс конгрессом, но Вену ожидали новые сражения. Здесь, в период этой с виду важной и ответственной европейской конференции, произошла встреча двух Екатерин — великой княгини Екатерины Павловны, полноправной представительницы Дома Романовых, и княгини Екатерины Павловны Багратион, происходившей по материнской линии от рода Скавронских. А род Скавронских занимал своё определённое место у трона Романовых, благодаря своему пращуру — родному брату императрицы Екатерины I, урождённой Марты Самуиловны Скавронской.
Не только дипломатические баталии разыгрывались в Вене. Но как же дипломатия? А. А. Керсновский, вовсе не относившийся отрицательно к императору и даже порой приписывавший в своей истории Русской армии несуществующие заслуги, со всей ответственностью указал:
«Российской, русской политики в царствование Императора Александра I, можно сказать, не существует. Есть политика европейская (сто лет спустя сказали бы „пан-европейская“), есть политика вселенной — политика Священного Союза. И есть „русская политика“ иностранных кабинетов, использующих для своих корыстных целей Россию и её Царя искусной работой доверенных лиц, имеющих на Государя неограниченное влияние (таковы, например, Поццо ди Борго и Мишо де Боретур — два удивительных генерал-адъютанта, заправлявших русской политикой, но за долговременное своё генерал-адъютантство не выучившихся ни одному русскому слову)».
А между тем австрийские чиновники едва успевали протоколировать сообщения об амурных похождениях русского императора. Он устраивал балы, которые по богатству и пышности были недосягаемы для европейских монархов не только в период, когда они несколько обеднели от многолетнего наполеоновского грабежа, но и в былые времена вряд ли могли бы сравниться в роскоши.
В пышности он превзошёл всех, осталось превзойти в делах любовных.
Вспомним, что ещё в начале своего царствования, в канун кампании 1805 года, как поговаривали, он «положил глаз» на юную княгиню Екатерину Павловну Багратион. И, видимо, только то, что супруг был уже прославленным военачальником и что он явно не относился к разряду тех вельмож, которые были готовы за чины и ордена стыдливо закрывать глаза на шалости жён с высочайшими особами.
Тогда он, быть может, не без влияния своей пассии, Марии Антоновны Нарышкиной, содействовал отъезду княгини Екатерины Павловны в Европу. Ну а теперь — теперь все препятствия были сняты. Она стала вдовой. Да какой вдовой!
Восхищённый Иоганн Вольфганг Гёте писал о ней:
«При своей красоте и привлекательности она собрала вокруг себя замечательное общество».
Он познакомился с ней в Карлсбаде в 1807 году. Она приехала туда после романа с прусским принцем Людвигом. Принц вскоре погиб в битве с французскими войсками.
И.-В. фон Гете. Художник Й.-К. Штилер
Сын знаменитого екатерининского посланника в Османской империи, заключённого в августе 1787 года в Семибашенный замок, русский дипломат, сенатор, московский почт-директор Арсений Яковлевич Булгаков называл княгиню Багратион «венской белой бабкой» и так характеризовал её:
«Милая женщина. Не удивляюсь, что её дом приятен и что все к ней ездят. На это одних денег не довольно, надобно уменье, любезность, ловкость княгини».
Во время конгресса княгине было около тридцати лет, но выглядела она на пятнадцать…
А. Б. Куракин заметил: «Совершенно справедливо, что она делает безумные издержки, которым все удивляются и смеются. Она держит открытый дом и даёт праздники, не будучи к тому принуждена, и никто ей за это не благодарен».
Княгиня Мелания Меттерних с ревностью записала в дневнике: «Её туалеты и экипажи отличаются неслыханною оригинальностью».
Венская полиция следила за императором. Агенты собирали факты, которые могли пригодиться в политике. Вот один из доносов: «Царь объявил княгине Багратион, что приедет к ней, назначил час и предупредил, что хочет застать её одну».
Своими непредсказуемыми увлечениями благословенный путал карты венских красавиц, раздувал тлевшие угольки ревности и интриг, превращая их в костры. Княгиня Екатерина Павловна Багратион уже предвкушала победу над герцогиней Саган. Наконец представилась возможность отомстить той, к которой ушёл от неё Меттерних. Это разрушало планы венского двора. Венские политики надеялись, что возникнет полезная для Австрии связь благословенного с герцогиней Саган. А тут княгиня, да с такой громкой фамилией — Багратион. Собственно, она вскоре оставила его и, по словам острословов, обосновавшись в Европе, сделала «из своей кареты как бы второе отечество».
Княгиня снискала уважение своими твёрдыми убеждениями ещё в конце минувшего десятилетия, поскольку её венская гостиная сделалась салоном её политических единомышленников, ненавистников Наполеона и противников французского влияния в Вене.
В гостях у неё бывал принц де-Линь, известный нам по описаниям путешествия Екатерины Великой по Новороссии и Крыму и по очаковской операции, где он был австрийским агентом при Потёмкине. Навещала знаменитая французская писательница мадам де Сталь. Бывал Шарль-Андре Поццо-ди-Борго, корсиканец, знаменитый тем, что, будучи родственником Наполеона, явился его кровным врагом с борьбе за независимость Корсики…
Во время Венского конгресса княгиня Багратион дала бал в честь благословенного, и он, танцуя с ней, признался, что едва сумел отделаться от буквально преследовавшей его герцогини:
«Сделано было невозможное, чтобы заставить меня быть к ней благосклонным. Ее даже посадили со мной в карету. Но всё это было тщетным. Я люблю чувственные удовольствия — но от женщины я требую и ума».
Георгий Иванович Чулков в книге «Императоры: Психологические портреты» писал:
«Прекрасная герцогиня Саган, как говорят, сама преследовала ухаживаниями русского императора и даже однажды забралась к нему в карету, но он не захотел воспользоваться обстоятельствами».
И далее:
«Но ещё через несколько дней у Александра случилось новое приключение: герцогине Саган удалось-таки добиться его благосклонности. Княгиня Багратион была в ярости. Меттерних ревновал, а Александр Павлович радовался, как мальчишка, узнав о таковых чувствах знаменитого дипломата. В Вене острили: баварский король пьёт за всех, вюртембергский король ест за всех, а русский царь любит за всех…»
Но только ли, как тогда было принято говорить, «чувственные удовольствия» влекли императора, которого мы знаем под именем Александр I, влекли к прекрасным дамам.
Г. И. Чулков полагает, что все эти хитрости, которые он назвал женскими, были орудием против Меттерниха:
«Желая выведать тайны лукавого дипломата, он (Александр) овладел симпатиями сначала княжны Багратион, бывшей любовницы Меттерниха, а потом симпатиями герцогини Саган, к которой как раз в эпоху конгресса питал особую нежность сластолюбивый австрийский князь. Известно, что будущие творцы Священного союза ознаменовали свои отношения в ту пору самой скандальной ссорой, и Меттерних в своих мемуарах, весьма, впрочем, лживых, уверял даже, что Александр вызывал его на дуэль».
Некоторые исследователи утверждают, будто интерес императора составляла не только сама «княгиня Багратион, чьё остроумие было ещё более обольстительно, нежели цвет лица», но и имеющиеся у неё сведения.
Неудивительно. Женщины всё чаще участвовали в серьёзных, далеко не женских «играх», но они действовали в разведке порой гораздо результативнее.
Современник писал: «Тайным агентом России называли, например, красавицу княгиню Екатерину Багратион, умную и ловкую интриганку, женщину в высшей степени легкомысленную. Во время Венского конгресса император Александр бывал у неё по вечерам и во время этих посещений, затягивавшихся до позднего часа, выслушивал интересовавшие его сообщения».
…Здесь на Венском конгрессе оказались обе княгини Екатерины — одна «блуждающая княгиня», княгиня Багратион и вторая — великая княгиня Екатерина Павловна.
Лишившись в декабре 1812 года своего супруга, Екатерина Павловна сначала сопровождала своего брата императора Александра в Заграничном походе, а затем была с ним и на Венском конгрессе.
Княгиня Екатерина Павловна Багратион знала о каких-то тайных отношениях супруга с великой княжной Екатериной Павловной. В своё время она даже устроила скандал, который, правда, не вышел за рамки резкой переписки. После Тильзитского мира даже сложилась любопытная ситуация. У великой княжны Екатерины Павл