Любовные драмы русских принцесс. От Екатерины I до Николая II — страница 36 из 61

зъезды, они никого не видели; вероятно, русские партизаны, узнав через своих лазутчиков о выступлении против них значительного числа войск, удалились и спрятались в лесах. Так как войска отца моего от большого перехода были очень утомлены, то он решился остановить дальнейшие поиски и разместить отряд на биваках близ одного монастыря, который был у них в виду, сам со своим конвоем и некоторыми генералами отправился в монастырь, где они и заняли комнаты в кельях. В монастыре они нашли несколько спрятавшихся монахов, которым они не сделали никакого зла, а попросили только принести хлеба и какую-нибудь пищу, что они и исполнили. На ночь расставили кругом монастыря часовых и в лагере также, чтобы быть готовыми при малейшей тревоге. Было уже явление преподобного Саввы принцу Богарне.

Отец мой, утомлённый от большого перехода верхом, отправился в особую комнату, где ему приготовили кровать, на которую он, не раздеваясь, лег и скоро заснул сном праведника. Здесь он не может припомнить, во сне или наяву, но он видит, что отворяется дверь в его комнаты, входит тихими шагами человек в чёрной длинной одежде, подходит к нему так близко, что он мог при лунном свете рассмотреть черты лица его. Он казался старым, с седой бородой.

Около минуты стоял он, как бы рассматривая принца, наконец тихим голосом сказал: „Не вели войску своему расхищать монастырь и особенно уносить что-нибудь из церкви. Если ты исполнишь мою просьбу, то Бог тебя помилует и ты возвратишься в своё отечество целым и невредимым“. Сказав это, старец тихо вышел из комнаты. Принц, проснувшись на рассвете, сейчас вспомнил это видение, которое представлялось ему так живо, как бы наяву. Он немедленно позвал адъютанта и велел ему отдать приказ, чтоб отряд готовился к выступлению обратно к Москве, со строгим запрещением входить в монастырь. Отпустив адъютанта, принц пошёл посмотреть церковь, у входа которой стояли часовые. Войдя в храм, он увидел гробницу и образ, который поразил его сходством своим с человеком, представившемуся ему ночью. На вопрос его, чей это портрет, один из бывших тут монахов отвечал, что это образ св. Саввы, основателя монастыря, тело которого лежит в этой гробнице. Услышав это, принц с благоговением поклонился мощам святого и записал его имя в своей памятной книжке. После этого события ему приходилось быть почти во всех сражениях, начиная от Малоярославца, во время отступления французской армии из России и в кампании 1813 года в Германии. Ни в одном сражении принц не был ранен; слова старца сбылись: он возвратился благополучно в отечество, и даже после падения Наполеона остался всеми любим и уважаем».

Видение преподобного Саввы Евгению Богарнэ. Неизвестный художник


А ведь почти все наполеоновские маршалы, участвовавшие в походе в Россию, либо погибли в сражениях, либо умерли насильственной смертью. К примеру, тот самый Мортье, который занимался разрушением московских святынь, погиб при взрыве бомбы, предназначенной Людовику-Филиппу. Маршал Жюно сошёл сума и умер в мучениях, маршалы Ней и Мюрат были расстреляны, маршал Бертье, автор всех побед, приписанных Наполеону, бросился с балкона своего замка в Бамберге, маршал Бессьер убит под Люценом в кавалерийском деле; маршалы Дюрок и Понятовский также убиты в сражениях. И лишь Евгений Богарне умер своей смертью, а сын его, исполняя отцовскую волю, побывал в монастыре и поклонился мощам святого преподобного Саввы Сторожевского.

Недаром говорят: «Силен Бог во Святых Его!»

И как не вспомнить слова из песни:

«Звон благовестный в небе плывёт — славу Звенигород Богу поёт. И православные светят кресты на Сторожевский монастырь…»

Обо всём этом Максимилиан с подробностями, которые были ему памятны, рассказал великой княжне Марии Николаевне. Она многое знала об Отечественной войне 1812 года, вот и на праздновании услышала много нового и интересного, но детали и подробности того, что произошло в Звенигороде, известны пока ещё не были.

Император Николай I, услышав эту легенду, повесил портрет принца Богарне у себя в кабинете, отдав должное поступку в отношении святынь Саввино-Сторожевского монастыря и стойкости принца Евгения в период, тяжелейший для тех, кто входил в окружение Наполеона. А ведь в кабинете были серьёзные реликвии. К примеру, по словам великой княгини Ольги Николаевны, там «под стеклянным колпаком лежали каска и шпага генерала Милорадовича, убитого во время бунта декабристов 14 декабря».

И вот в Россию прибыл внук Евгения Богарне, который вырос умным, красивым и способным ценить искусство и все прекрасное. Конечно, Мария Николаевна сблизилась настолько, что ей не хотелось расставаться. Она полюбила его, а при её властном, отцовском характере всё ею желаемое должно было обязательно исполняться.

О знакомстве старшей сестры Марии с Максимилианом великая княгиня Ольга Николаевна в своих мемуарах «Сон юности» вспоминала:

«С первого же взгляда Мэри его (Максимилиана Лейхтенбергского. — А. Ш.) поразила. И он понравился ей, так как он был очень красивый мальчик. Но главным образом ей льстило то впечатление, которое она произвела на него, и мысль о том, что он может стать её мужем, сейчас же пришла ей в голову. Согласится ли он остаться с ней в России? Я повторяю, что ей только пришла эта мысль, ни о каком серьёзном чувстве еще не могло быть и речи».

То есть всё в духе характера и уже сложившихся принципов «дочери отца своего» властной Марии Николаевны.

Максимилиан уехал, и началась переписка. Он писал нежные письма, писал, что любит, скучает.

Мэри «добивалась своего какой угодно ценой…»

Мария Николаевна росла барышней весьма и весьма своеобразной, барышней с характером, про таких говорят, что они своего не упустят, а тут и возможности не ограничены, всё же дочь государя!

Великая княгиня Ольга Николаевна рассказала в своих мемуарах «Сон юности»:

«После маневров была предпринята большая поездка всем обществом в Крым. Меня туда не взяли; но благодаря письмам друзей я получила понятие о ней… Мэри участвовала в поездке. Она наслаждалась тем, что вызывала восхищение как у молодых, так и у старых. Её красота была совершенно особого рода, она соединяла в себе две вещи: строгость классического лица и необычайную мимику; лоб, нос и рот были симметричны, плечи и грудь прекрасно развиты, талия так тонка, что ее мог обвить обруч ее греческой прически. Понятие о красоте было для нее врожденным, она сейчас же понимала все прекрасное. Она ярко переживала все ею виденное и была чужда всякому предубеждению. Очень скорая в своих решениях и очень целеустремленная, она добивалась своего какой угодно ценой и рассыпала при этом такой фейерверк взглядов, улыбок и слов, что я просто терялась и даже утомлялась, только глядя на неё. Я чувствовала себя часто несвободной в её обществе, её непринужденность сковывала меня, её поведение пугало: я не могла объяснить себе, что за ним таилось. Если она бывала хороша со мной, я сейчас же подпадала под ее очарование, но единогласия между нами почти не было. И тем не менее она была хорошим товарищем и верной подругой, и её вера в дружбу никогда не ослабевала, несмотря на некоторые разочарования. Ни один из просителей никогда не уходил от нее без ответа, но те, кто знал её, больше просили услуг, чем совета. Никто не ожидал от этого возбужденного сердца терпения, благоразумия или глубокого понимания. Так и политические соображения не вызывали в ней ничего, кроме спешных импульсов, часто даже противоречащих один другому».

Итак, по словам Ольги Николаевны, «была влюблена и чувствовала себя наверху блаженства».


Портрет великих княжон Марии Николаевны и Ольги Николаевны. Художник Т. А. Нефф


Но возможен ли такой брак? Ведь и у великих князей, и у великих княжон выбор ограничен порядками, заведёнными при дворе. А тут ещё и внук Евгения Богарне, участника похода Наполеона на Россию. Правда, то, что случилось в Саввино-Сторожевском монастыре, несколько сглаживало дело. Да и мать Максимилиана имела происхождение вполне подходящее, что очень и очень немаловажно.

Подробно о матери принца, намеченного Марией Николаевной себе в женихи, рассказала великая княгиня Ольга Николаевна в своей книге «Сон юности»:

«Мать Максимилиана, принцесса Августа Баварская, сестра короля, была замужем за Евгением Богарне, а потому их сын получил титул герцога Лейхтенбергского. После смерти своего мужа принцесса Баварская большую часть времени проводила в своем замке Эйхштеттен или в Анконе и с успехом управляла очень значительным состоянием своих детей. Когда умер ее старший сын (женатый на королеве португальской) и все дочери были выданы замуж, вся ее любовь сконцентрировалась на младшем сыне Максе, красивом, веселом молодом человеке с очень симпатичным характером. Его происхождение со стороны отца, пасынка Наполеона, не было, конечно, блестящим. Мать его очень страдала, видя, что в Крейте, где вдовствующая королева баварская Каролина строго придерживалась придворного этикета, её сын был низшим по рангу. Так, например, он сидел на табуретке, в то время как все остальные сидели в креслах, и должен был есть с серебра, тогда как все другие ели с золота. Он только смеялся, совершенно не придавая этому значения. Папа же он понравился, и он надеялся, что Макс будет тем мужем, который последует за Мэри в Россию».

Вот это желание не отдавать дочерей в коварную и неблагочестивую Европию было для императора Николая Павловича определяющим при выборе женихов.

Помнился завет Екатерины Великой, правда, относящийся к её внучкам, но и вполне подходящий и для правнучек:

«Женихов им придётся поискать днём с огнём. Безобразных нам не нужно, дураков — тоже; но бедность — не порок. Хороши они должны быть телом и душой».

На первый взгляд Максимилиан Лейхтенбергский казался неплохим человеком, казалось, что он хорош душой.