Дочери императора Николая I были приучены к труду и не гнушались работы, которая, казалось бы, не для них. Во время одного из путешествий произошёл такой случай, описанный в книге «Сон юности»:
«Мы были также на маневрах 2-го Гвардейского полка и на его бивуаке в Грюневальде. Там солдаты пригласили нас помочь им при чистке картофеля: мы опустились на колени в траву и сразу принялись за работу. Один унтер-офицер, который заметил, что мы слишком толсто срезаем кожуру, укоризненно сказал, что мы плохие хозяйки».
Простота в обхождении изумляет.
Истоки русскости великих княжон
Настала пора и великой княжне Ольге Николаевне думать о своём будущем, думать о неминуемо грядущем замужестве. Конечно, в большей степени о замужествах великих княжон заботились родители, особенно в силу коварного и злого династического закона, введённого «царём-плотником» ради обеспечения контроля тёмных сил Запада над Россией.
Но ведь великие княжны были живыми, нормальными, причём воспитанными в России девушками, которых учили не только заморские учителя, но и русские талантливые литераторы — писатели, поэты, литературоведы, критики. Среди воспитателей и учителей детей императора Николая I был и Василий Андреевич Жуковский, о котором у Ольги Николаевны остались такие воспоминания:
«Что же касается Жуковского (крупнейшего русского поэта), Сашиного второго воспитателя: …прекрасные намерения, планы, цели, системы, много слов и абстрактные объяснения. Он был поэт, увлечённый своими идеалами. На его долю выпала незаслуженная слава составления плана воспитания Наследника престола. Я боялась его, когда он входил во время урока и задавал мне один из своих вопросов, как, например, во время урока закона Божия:
— Что такое символ?
Я молчу.
— Знаете ли Вы слово „символ“?
— Да.
— Хорошо, говорите!
— Я знаю символ Веры, Верую.
— Хорошо, значит, что обозначает символ Веры?
Мне сейчас 59 лет, но этот вопрос привёл бы меня и сегодня в смущение. Что могла ответить на это девочка! Жуковский читал выдержки из того, что он написал о воспитании, нашей Мама, которая после таких длинных чтений спрашивала его просто:
— Что вы, собственно, хотите?
Теперь был его черед молчать. Я склонна признать за ним красоту чистой души, воображение поэта, человеколюбивые чувства и трогательную веру. Но в детях он ничего не понимал».
Кстати, сам Жуковский о шестилетней великой княжне Ольге Николаевне отзывался так:
Портрет В. А. Жуковского. Художник В. И. Гау
«Ольга Николаевна очень прилежна. Она раз в неделю занимается уже и со мною и всегда очень, очень внимательна. Слушает прилежно, и что поймёт, того не забывает… Жаль мне только того, что не имею более времени: с нею очень приятно учиться».
Характеристика профессиональных качеств сурова и нелицеприятна, но не всё смогла понять великая княгиня, в то время ещё великая княжна. Именно такие, как Василий Андреевич Жуковский, будучи людьми до боли сердечной русскими, как раз и прививали великим князьям и великим княжнам ту необыкновенную русскость, которую подавляющее большинство из них демонстрировали на протяжении всей жизни и которую уносили в душах мир иной.
А ведь именно Жуковского назвал своим учителем русский гений, «наше всё», Александр Сергеевич Пушкин. Именно у него подчас учился мастерству поэта, учился и превзошёл. Но ведь учился!
Вспомним хотя бы знаменитое стихотворение Пушкина «Я помню чудное мгновенье», посвящённое Анне Петровне Керн, стихотворение, положенное на музыку чарующего романса великим русским композитором Михаилом Глинкой, романса, посвящённого им дочери Анны Петровны Екатерине Керн. А ведь Пушкин обессмертил поэтическую строку своего учителя Василия Андреевича Жуковского. Ведь именно у Жуковского впервые прозвучало — «гений чистой красоты».
У Василия Андреевича Жуковского в стихотворении «Лалла Рук» читаем:
Ах! Не с нами обитает
Гений чистой красоты;
Лишь порой он навещает
Нас с небесной красоты…
А у Пушкина:
Я помню чудное мгновенье:
Передо мной явилась ты,
Как мимолетное виденье,
Как гений чистой красоты.
Василий Андреевич сделал перевод стихотворения ирландского поэта-романтика Томаса Мура (1779–1852) во время своего путешествия в 1821 году. Пушкин взял прекрасные строки, которые, учитывая тонкости любого перевода, несомненно, принадлежали именно Жуковскому, для посвящения восхитительной и неотразимой Анны Керн.
Так уж случилось, что Жуковскому было суждено воспитываться в женской среде, что отложило отпечаток на его характер. Биограф поэта В. В. Огарков рассказал: «Всё детство, отрочество и юность поэт провёл среди девочек, со многими из которых у него на всю жизнь сохранились задушевные отношения. Это были его племянницы, дети дочерей Марьи Григорьевны. Особенно Жуковский был дружен с девочками Юшковыми, из которых одна — впоследствии Анна Петровна Зонтаг — стала известной писательницей. Несколько позже особенная дружба связывала его с Марьей Андреевной Протасовой, к которой поэт питал восторженную привязанность; но роман с нею был неудачен, и это наложило несколько новых элегических штрихов на поэзию Жуковского».
Ну а это привело к тому, что будущий поэт, «окружённый этими друзьями, из которых некоторые отличались чуткостью и восторженностью, убаюкиваемый их нежными заботами и попечениями, поэт рано взрастил в себе то отчасти сентиментально-платоническое уважение к женщине, которое было так свойственно и многим героям его баллад и элегий. Это молодое и восторженное женское общество являлось постоянной аудиторией поэта: ей он поверял свои вдохновения, ее одобрение служило для него критической меркой, а восторг, с которым встречались ею творения юноши, — наградой. Вся эта ватага молодежи бегала по саду, полям и лугам; среди помянутого общества в разнообразных и живых играх невольно возбуждалось воображение, совершался обмен мыслей, и укреплялись симпатичные связи. Стоит прочесть письма поэта к ставшим взрослыми членам этого детского кружка, — письма, исполненные нежной дружбы и, до самой старости Жуковского, какой-то трогательной скромности, — чтоб видеть, насколько сильны у него были связи с друзьями детства, а также и чистую, голубиную душу поэта. Укажем здесь, кстати, и на то, что упомянутый выше девственный ареопаг с ранних лет направлял Жуковского на путь девственной, целомудренной лирики».
А ведь впоследствии Жуковский стал ещё и учителем своих племянниц по предмету изящной словесности. Конечно, выработанные с годами определённые черты характера повлияли и на обучение и воспитание великих княжон. Более твёрдости он проявлял в воспитании цесаревича Александра Николаевича. Достаточно вспомнить, что именно его сделал император Николай I главным руководителем знаменитого путешествия цесаревича по России, состоявшегося в 1837 году.
Кто, как не Жуковский, способствовал выработке у своего воспитанника и своих воспитанниц добрых черт характера, правильных взглядов на жизнь, да и на брак тоже, хотя сам Василий Андреевич смог создать семью лишь в весьма и весьма зрелом возрасте.
Преподавателем русской словесности у цесаревича и «других особ императорского дома» был и Пётр Александрович Плетнёв (1792–1865), поэт, критик, добрый товарищ Пушкина, профессор и ректор Императорского Санкт-Петербургского университета, имевший богатый опыт преподавания словесности в женских институтах, кадетских корпусах и в Санкт-Петербургском благородном пансионе.
Он тоже, как русский человек, уроженец Бежецкого уезда Тверской губернии, происходивший из духовного звания, оказал большое влияние на императорских детей.
О Плетнёве в книге «Сон юности» читаем:
«Наш русский преподаватель, Плетнев, был по духу очень тонок, почти женственно чуток и очень ценился современниками как литературный критик, признаться, несколько самоуверенный. В своих суждениях он шёл наперекор всем принципам и теориям, опираясь только на чистоту и искренность своего чувства. Всё обыденное, плоское было чуждо ему. Его влияние на учащуюся молодежь в Петербурге было очень плодотворно. Он открывал и бережно хранил такие таланты, как Гоголь, Майков и другие. С нами, детьми, он обращался так, как это надлежало педагогу. В Мэри он поддерживал её воображение, в Саше — доброту сердца и всегда обращался с нами, подрастающими, как со взрослыми, когда надо было указать нам наш долг, наши обязанности как в отношении Бога и людей, так и перед нами самими. Он бывал растроган до слез, когда говорил нам о надеждах, которые возлагает на нас, и хотел бы нам помочь их осуществить. Из всех наших преподавателей он был тем, кто особенно глубоко указывал и разъяснял нам цель жизни, к которой мы готовились. Хотя он был очень посредственным педагогом, его влияние на наши души и умы было самым благодатным. Он умер в 1858 году в Париже после долгой и мучительной болезни. Мэри, блиставшая в то время в Париже на празднествах и балах при дворе Наполеона III, успевала навещать нашего старого друга, чтобы отплатить ему той же верностью и добротой, которую он питал к нам, детям.
Я уже упоминала, что он был другом и издателем Пушкина. Его письма, как и статьи, всеми читались, его имя связывали с духовными и политическими сдвигами нашей эпохи. Благодаря ему я поняла, какое направление приняли либеральные идеи декабристов. Папа знал свой народ и Россию, как немногие. „Они должны чувствовать руку, которая ведет их“, — были его слова. Управлять собой учатся не по теории. Нужно время, чтобы узнать свободу и суметь её сохранить!»
П. А. Плетнев. Художник А. В. Тыранов
Были и учителя из иноземцев, которые, впрочем, тоже сыграли какую-то роль, но всё-таки осознать себя русскими, задуматься о том, как говорил Кутузов, «чтобы быть храбрым и быть победителем, довольно быть только русским», помогли именно Жуковский и Плетнёв. Они научили, кроме того, думать и иметь собственное суждение.