Я понимал, что столь изменившееся отношение к жизни нарушит моё счастье, но это, казалось, меня не беспокоило. Вообще меня мало что волновало, раз Россия и мы летим в бездну».
И он снова предвидел то, что должно произойти. Предвидел революционные потрясения, как предвидел войну с Японией, а затем, уже в ходе этой войны, поражение эскадры, направленной на верную гибель. Это не предсказания, это именно предвидение. Предсказание ведь — это что-то свыше, предвидение основано на строгом и точном анализе того, что происходит и что должно произойти исходя из происходящего.
Он даже теперь, проявляя интерес к знакомствам и разговорам с женщинами, предвидел, что это нарушит его семейное счастье.
Так что же происходило дальше?
Александр Михайлович признаётся:
«Мне начала нравиться одна дама, которая часто бывала на нашей вилле. Она была очаровательно и неагрессивно умна, но без налёта внешнего блеска и коктейльного остроумия. Её испанские и итальянские предки наградили её солидной культурой и научили её, что утончённость — враг добросовестности. В странах английского языка я бы побаивался и избегал такого человека. В романских странах, однако, она была восхитительна.
Мы часто оставались вдвоём. Она никогда не говорила: „Я не хочу этого, я хочу того“. Она не строила из себя очаровательного котёнка; она понимала, что я только что избежал полного краха. Лучшего спутника я бы себе не нашёл. Если бы кто-нибудь спросил меня в первый месяц нашего с ней знакомства: „Ты её любишь?“, я бы ответил: „Конечно, нет“. Но она мне очень нравится. Я восхищаюсь ею, но любовью это не назовёшь. Любовь — это как удар молнии, и исчезает она так же внезапно. А нежность остаётся и, дай ей время, достигает лучших результатов. Сказать по правде, я мог бы сохранить полный контроль над собой, если бы захотел. Но предпочёл не захотеть. Возможно, мною двигало любопытство. Так или иначе, я стал нажимать не на тормоз, а на скорость. Я был готов изведать горечь на дне своего бокала.
Я сравнивал свои чувства к Ксении с тем, как я относился к этой новой женщине, и сравнение сбивало меня с толку. Я не мог понять, кто мне нужен больше. Одна олицетворяла всё лучшее в моём характере, другая давала возможность избавиться от прошлого напряжения и ужаса. Надо было выбирать. Но сама мысль о необходимости выбора была мне отвратительна. Я был отцом шестерых детей и ожидал в ближайшие недели рождение седьмого».
Но это только начало. А встречи, тайные встречи продолжаются, и Александр Михайлович снова и снова находит в себе перемены, которые, однако, не пугают его. Он спокоен, так же точно был спокоен в тот год, как и тогда, когда описывал случившееся в своих мемуарах.
В воспоминаниях читаем: «В Каннах, как и в Биаррице, идёт лёгкая, беспечная жизнь, в которую я окунаюсь с головой, хотя ещё два года назад такое времяпрепровождение меня бы взбесило. Предвкушение встречи с любимой женщиной полностью изменило мой характер. Никакой работы, никаких обязанностей, только гольф, развлечения и поездки в Монте-Карло, где Анастасия играет с большим азартом… Моя подруга держит слово и приезжает в Рим точно в тот день, как мы договорились несколько месяцев назад. В нашей программе — поездка в Венецию, классический город всех любовников. Кто не влюблён, пусть едет во Флоренцию, где его одиночество будет гармонично соответствовать вечно моросящему дождю. Но я-то был влюблён!»
Счастливые дни проносятся молниеносно. Прощание и договорённость о новой встрече.
И тут сын Дмитрий заболевает скарлатиной. Ксения с остальными детьми уезжает в Биарриц, а отец — Александр Михайлович — по его собственному определению, «вчерашний любовник превращается в сиделку».
Уже позднее он начинает осознавать свои поступки и начинает считать, что болезнь сына — знак свыше.
И вот решение. Он признаётся Ксении в своей измене. В воспоминаниях описывает реакцию супруги:
«Она сидит, слушает, потом начинает плакать. У меня тоже слёзы. Она вела себя как ангел. Сердце её было разбито, но даже такую ужасную правду она предпочла лжи. Мы всесторонне обсудили ситуацию и решили оставить всё по-прежнему ради детей. Мы навсегда остались друзьями и стали друг другу даже ближе после такого испытания. Вся добродетель — на её сторону, вся вина — на мне. Она проявила себя как великая женщина и замечательная мать».
«И вечный бой! Покой нам только снится…»
Как раз в те годы, если точно, в 1908 году, поэт Александр Блок написал стихотворение «На Куликовом поле». Сильное стихотворение, мистическое… мой дед писатель Фёдор Фёдорович Шахмагонов взял строки из него для заглавия романа «Остри свой меч» (И, к земле склонившись головою, говорит мне друг: «Остри свой меч…»)
Мне кажется, что для Александра Михайловича более подошли бы по его характеру, по его духу другие слова из этого стихотворения:
И вечный бой! Покой нам только снится
Сквозь кровь и пыль…
Летит, летит степная кобылица
И мнет ковыль…
И нет конца! Мелькают версты, кручи…
Останови!
Идут, идут испуганные тучи,
Закат в крови!
В воспоминаниях рассказывается:
«Как-то утром, просматривая газеты, я увидел заголовки, сообщавшие об удаче полета Блерио над Ла-Маншем. Эта новость пробудила к жизни прежнего Великого Князя Александра Михайловича. Будучи поклонником аппаратов тяжелее воздуха еще с того времени, когда Сантос-Дюмон летал вокруг Эйфелевой башни, я понял, что достижение Блерио давало нам не только новый способ передвижения, но и новое оружие в случае войны».
Так началось создание военно-воздушных сил России.
В 1910 году он создал офицерскую авиационную школу под Севастополем и стал шефом Императорского военно-воздушного флота, который был хорошо подготовлен к Первой мировой войне. С декабря 1916 года Александр Михайлович являлся полевым генерал-инспектором военного воздушного флота при Верховном Главнокомандующем. Но всё оборвал февральский переворот 1917 года. Уже в марте он был уволен от службы с мундиром и поселился в имении Ай-Тодор в Крыму.
А вскоре всей семье пришлось покинуть Россию…
Пройдут годы, и, завершая воспоминания, великий князь Александр Михайлович дополнит свои точные предвидения — и Русско-японской войны, и поражения русского флота в Цусимском сражении, и революционных потрясений — предвидения всего того, что сбылось с невероятной точностью, предвидениями, которым с той же точностью суждено неминуемо сбыться уже в скором времени…
«Я верю, что после тяжёлых испытаний в России зародится Царство Духа, Царство освобождения души человека. Не может быть голгофы без воскресения. К этому Царству народ русский уже близок: оно даст России духовную власть над всеми остальными народами — власть любви и мира, ту власть, которая всем людям завещана Христом!»