После такого подвига пришло время для совершения обряда первой мужской прически, знаменовавшего превращения мальчика в мужа. Новоявленный герой избрал себе новое имя – Ёсицуне, с ним он и вошел в историю.
Минамото-но Ёсицунэ. Старинная японская гравюра
По дороге к своему двоюродному брату Кисо Ёсинака новоявленный мятежник посетил усадьбу некоего старого знакомого по имени Мисасаги. В далеком прошлом этот Мисасаги имел неосторожность сказать дежурную любезность маленькому Усивака. Дескать, сразу видно хорошую наследственность, мальчик далеко пойдет и совершит славные деяния. Должно быть, Мисасаги здорово пожалел о своих словах, когда на пороге усадьбы возник статный парень с нехорошим блеском в глазах. Мальчик-то вырос и вправду вознамерился совершать славные деяния, например поднять мятеж и истребить Тайра. Бедный Мисасаги попытался обратиться со словами увещевания и благоразумия: всякому ясно, что пока жив страшный Киемори, неразумно разжигать пламя мятежей. «Эта мразь – первый дурак и трус в Японии, – подумал Ёсицуне, – пользы от него никакой и жалеть его нечего». Этой же ночью он совершил хулиганский поступок: поджег усадьбу, которая немедленно сгорела со всеми хозяйственными пристройками! Ёсицуне скрылся в темноте, и никто не сумел задержать его.
Нет нужды описывать все встречи и беседы Ёсицуне, дело это хлопотное и малоинтересное. Занятно, что обретение им бесподобных воинских умений связано с еще одной хулиганской выходкой. Версию о наставниках-тэнгу будем помнить, как возможную, но не слишком правдоподобную, хотя кто может знать истину! Молодой искатель приключений прознал, что у одного из советников Высочайшего Двора по имени Мастер Киити хранится величайший воинский трактат «Лю-Тао». Вся военная мудрость была собрана в этом шестнадцатитомном труде. Боевые приемы и полумагические умения, навыки по тактике и мудрость в стратегии – всякий усвоивший древнюю китайскую мудрость становился непобедимым воином. По идее.
Перечень имен древнекитайских вояк, которые прочли этот трактат и сокрушали врагов миллионами, запрыгивали на облака и протыкали волоском броню – нам малоинтересен.
Любопытно, что не так давно (по историческим меркам, конечно) с этим трудом ознакомился небезызвестный Тайро-но Масакадо, дерзкий мятежник, задумавший взойти на престол. Любопытно читать историю мятежа Масакадо – череда побед и триумфов, ужас в столице и какое-то мгновенное крушение. Человек, мистически настроенный, может подумать, что в трактате «Лю-Тао» скрыт какой-то изъян. Вроде как великое знание, в которое по умолчанию вписан рецепт самоуничтожения. После разгрома Масакадо прославился тем, что его голова ожила и улетела с места казни, что навело немалый ужас на врагов мертвого негодяя. Кто знает, может в китайском трактате были зашифрованы некие инструкции, как в случае поражения превратиться в мстительного духа онрё…
Молодой человек явился к Мастеру Киити и с непринужденностью провинциального грубияна потребовал выдать великое сокровище. Почтенный хранитель так удивился, что только крякнул и отказал наглецу, не попытавшись расправиться с хамом, хотя вообще-то слыл человеком резким и даже жестоким.
Ёсицуне нимало не растерялся и не огорчился. Познакомившись со служанкой почтенного хранителя, он выяснил, что у строгого хозяина есть три дочки, младшая из которых на выданье. Юноша отправил любовное письмо, что точно соответствовало нормам светского поведения, и, хотя содержание его нам, конечно же, неизвестно, можно не сомневаться, что было написано оно на дорогой розовой бумаге, содержало приличные случаю стихи и было привязано к веточке сливы или какого-то иного подобающего растения. Великая Сэй Сенагон создала свои «Записки у изголовья» совершенно в другое время, но никто не отменял правила поведения и соблазнения, так что можно не сомневаться, что Ёсицуне поступил подобным образом. Девичье сердце дрогнуло, и счет любовных побед Минамото-но Ёсицуне открылся. Как сообщает сказание, Ёсицуне проводил дни и ночи в покоях своей юной избранницы. У каждого слушателя этой истории наверняка возникнет резонный вопрос: а что же почтенный батюшка? Неужели строгий отец семейства, не пустивший к себе в покои дерзкого юнца, не заметил, что этот самый мальчишка очень дерзко спит с его младшей дочерью и даже не уходит на обед из ее комнаты. Родительская близорукость, не иначе! Изучение трактатов, придворные интриги, уверенность, что если правила благопристойности предписывают девушке не подходить к окну и не выглядывать из-за ширмы, то так оно и будет отныне и до веку… А в это время младшенькая красавица лежит в постели, задумчиво глядит в сад, заложив руки за голову, и говорит что-то вроде: «Ёсицуне, передай табак, пожалуйста. Да… Папа просто в ужас пришел бы, если бы узнал, какую гадость я курю».
Неудивительно, что вскоре все шестнадцать томов «Лю Тао» оказались рядом с постелью, и Ёсицуне был вынужден отвлекаться от подвигов любовных, чтобы подготовиться к подвигам боевым. Никаких моральных сомнений у дочки не возникло, и она очень спокойно обворовала любимого отца. Развязка этой выходки Ёсицуне достойна небольшого цитирования из «Сказания…»
«Пока занимался чтением, никому на глаза не показывался. Окончив же чтение, стал появляться повсюду открыто и вести себя, не стесняясь. Вскоре и Мастер заметил его и сказал:
– Я вижу, этот молодчик опять здесь. Но что делает он в покоях моей дочери?
И кто-то ему ответил:
– Он пребывает в покоях молодой госпожи с прошлого лета».
Тут даже и добавить нечего. А ведь кто-то считает себя плохим отцом, если не помнит, в каком классе учится дочка. Если только немного развить тему незнания Киити: «Но что же он там делает?» – задумался почтенный отец.
Конечно же, дело кончилось резней. Мастер Киити велел своему зятю Танкай расправиться с наглецом. Как и полагается в таких случаях, сговариваясь о злодействе, негодяи не удосужились проверить: не подслушивает ли кто за дверью? Подслушивала младшенькая, Ёсицуне подготовился к встрече и спрятался в огромное дупло. Занятно, что головорез Танкай, заметив дупло, шутки ради воскликнул: «Явился ли сюда этот Минамото?» Дескать, вот будет смешно, если в дупле кто-то засел! Ёсицуне выскочил, как черт из коробочки, и быстро расправился со смешливым убийцей, а заодно и с его подручными. После этой выходки задерживаться в доме Мастера Киити стало незачем, и наш герой, преподнеся хозяину голову зятя, покинул эти места. Девушка не перенесла ухода любимого и умерла от горя, хотя ей было всего шестнадцать лет. Невеселым получился этот подвиг хулигана Ёсицуне… Но, забегая вперед, нельзя не заметить, что тайны «Лю Тао» сыграли с коварным соблазнителем ту же злую шутку, что и с Тайра-но Масакадо. И Масакадо, и Ёсицуне постигли секреты управления крупными и мелкими подразделениями, несравненные боевые приемы и прочее в этом роде, не постигли они лишь одного: как среди бесконечных успехов не потерять свою голову. Видимо, страницу, где записана эта мудрость, кто-то вырвал из трактата…
Долго сказка сказывается, да не скоро дело делается – могли бы мы сказать, и оказались бы совершенно неправы. В эти буйные годы события неслись, как бурный, горный поток. Япония была на пороге больших перемен, и многие главные герои этого калейдоскопа жили ярко и умерли молодыми.
Минамото-но Ёритомо поднял мятеж, напав и разгромив одного из малозначительных родичей страшного диктатора Тайра-но Киемори. Не будем утомлять читателей перечислением подробностей, вроде: правый фланг в миллион всадников марширует, левый фланг в полмиллиона пускает стрелы, центр с доверенными бойцами числом в десять миллионов держит фронт. Ёсицуне тут же поспешил к брату, страстно желая увенчать себя и свой род славой и почестями, а заодно и низвергнуть ненавистных Тайра. Заодно жестокий и сладострастный господин Киемори получал напоследок наглядный урок, что бывает, если соблазняешься красавицей и оставляешь в живых ее детей от своего злейшего врага. Получается именно то, чего опасаются все жестокие властелины: дети вырастают и мстят. Говорят, перед смертью старый Киемори молил своих родичей: «Когда я умру, не совершайте молений, не зовите монахов! Принесите мне на могилу голову Ёритомо!» Увы, попросить голову Ёритомо было можно, а вот получить ее – уже маловероятно. Ситуация, как говорят, вышла из-под контроля.
Минамото-но Ёритомо. Художник Фудзивара-но Токанобу
Ёсицуне устремился к своему брату, встреча состоялась, и обильные слезы увлажнили рукава двух братьев. «Узнаешь брата Ёсицуне?» «Узнаю брата Ёритомо!» Всякому, знакомому с той давней историей хотя бы в общих чертах, отлично известно, что Ёритомо был человеком жестоким, злопамятным и бессердечным. Кровь и измены смущали его не больше, чем людской ужас смущает злого призрака, а узам крови он придавал значение ровно до того момента, пока это было выгодно. Но момент был, несомненно, трогательный, и свирепые самураи наверняка смахивали непрошеные слезинки. Дескать, вот какова истинная любовь братская!
Сам Ёсицуне не метил в предводители рода и вел себя смиренно, хотя без сомнения, как практик войны, он превосходил своего брата на голову.
«Как вы и изволили сказать, мы не виделись со времени моего младенчества. В ту пору как вы удалились в изгнание, я сначала жил в Ямасине, а когда исполнилось мне семь лет, отдали меня в храм на горе Курама, где я до шестнадцати предавался, как подобает, ученью, намереваясь затем поселиться в столице. Но тут пошёл слух, что в доме Тайра против меня умышляют, и я удалился в край Осю под защиту Хидэхиры. Едва узнав о вашем мятеже, я бросил всё и, в чём был, поскакал к вам. Теперь, когда я вас вижу, мне чудится, будто передо мной покойный отец наш. Жизнь свою я посвятил отцу, а себя самого предаю отныне вам и потому готов вам повиноваться и из воли вашей не выйду».
Как же нам хотелось бы уже вывести на сцену супругу нашего храбреца – Сато Годзэн! Но как же мало нам про нее известно… В трогательном изложении истории двух влюбленных, которая на разные лады пересказывается в рунете, весьма лаконично сообщается, что Сато была столичной аристократкой, получила соответствующее воспитание, и когда Ёсицуне разбил Тайра и вошел в столицу, Сато увидела красавца, гарцующего на лихом скакуне, а его взор, в свою очередь, остановился на нежном цветке из дворца. Ну или как-то в этом роде. Знакомство наших героев (хотелось бы сказать влюбленных, но, строго говоря, Ёсицуне ни разу не говорит о любви на страницах эпоса) выглядит в духе сцены из фи