льма «О бедном гусаре замолвите слово», где в город вступают ряды бравых вояк, а во главе эскадронов красуется господин полковник.
Ни о какой случайной встрече речь идти не могла просто потому, что это было невозможно. Во-первых, неожиданно встретиться глазами с незнакомой красавицей самурай мог в случае, если бы она принадлежала к враждебному клану, ее отец и братья были убиты, а ее саму тащили за волосы, увертываясь от горящих досок родительской усадьбы. Но самое занятное не это. Столицу взял знакомый нам Кисо Ёсинака. Конечно, взял он ее не просто так, множество битв, маневров и гор трупов сопутствовало этому, но все же. Город охватила паника, Тайра бежали, увозя священные регалии и малолетнего императора Антоку, а Ёсинака торжественно въехал в древний город.
Что касается Сато Годзэн, то не исключено, что ее брак с Ёсицуне был частью сложного расчета Ёритомо. Будущий сёгун был осторожен и хитроумен. Ёсицуне, который появился достаточно внезапно, и был «темной лошадкой», (вряд ли Ёритомо сентиментально уверился в полной покорности малознакомого родича) следовало привязать к себе хоть какими-то узами. Сато Годзэн была дочкой некоего Кавагоэ Сигиёри и внучкой кормилицы самого Ёритомо. Имя кормилицы Хики-но Ама. Существует мнение, что брак молодого воина был устроен при посредничестве самого Ёритомо, который плел одну из своих сетей.
Тетка Сато Годзэн – женщина по имени Кавагоэ-но Ама – стала впоследствии кормилицей сына Ёритомо. Ёсицуне оказывался тесно связан с кланом, который был более чем близок к старшему брату. Судьба отца и ближайших родичей Сато Годзэн не вполне ясна. Есть упоминания, что Ёсицуне женился на сироте. Также можно встретить мнение, что после того, как отношения между братьями расстроились, Кавагоэ Сигиёри и его сыновья были казнены. Последнее маловероятно, потому что точно известно, что во время самого жесточайшего разлада между Ёритомо и Ёсицуне с кормилицами семейства Ёритомо ничего не случилось.
Говорить о нежных чувствах героев войны Гэмпей не так уж и просто. Верность, готовность идти за господином, мужем, командиром до конца – все это хорошо и благородно, но все же это не совсем то, чего бы нам хотелось. Между тем мы можем сказать кое-что о том мире, в котором жила Сато Годзэн. Закат эпохи Хэйан был не за горами. Формально годом ее завершения считается 1185 год, но никто из современников не знает, что колеса истории уже повернулись. Нравы, обычаи и моды могут еще долго оставаться прежними, создавая некий фантом ушедшего мира.
Никакого вольного знакомства у наших героев быть не могло. Ёсицуне не был варваром, а Сато не была деревенщиной с дурными наклонностями. Девушка не выходила к посторонним, строго говоря, она не очень-то разгуливала и по усадьбе, оставаясь в тиши своих комнат. Занавеси, шторы, ширмы отделяли ее покои от других помещений. В «Записках у изголовья» госпожа Сэнагон негодует на отвратительное поведение какого-нибудь мужлана, который выхватывает из рук дамы письмо и выходит с ним в сад. Казалось бы, этот самый сад в двух шагах, что мешает выйти следом за наглецом? Увы, даже этот незначительный порыв оказывается за пределами норм приличий! Выезд из дома был, конечно, возможен, но в особых, торжественных случаях, в сопровождении челяди. Обставлялось это мероприятие весьма пышно, но завести знакомство с посторонним кавалером во время такой поездки было так же допустимо, как вызвать государя на кулачный поединок. При этом нельзя сказать, что девочка была бесполезной для семьи. Напротив, ее появление было радостью, ведь с помощью достойной дочери можно было войти в связь с могущественным родом и обеспечить свое положение. В наивысшей форме подобное много поколений подряд проворачивали знаменитые Фудзивара, оставаясь главным поставщиком женщин (жен и наложниц) для государя. В случае с Сато Годзэн голос ее родичей значил не слишком много и, судя по всему, главным инициатором многоходовки был Ёритомо.
Можно со стопроцентной уверенностью сказать, что Сато, как и всякая девушка ее круга, была образована не хуже мужчины. Исключение составляла китайская премудрость, где излишняя ученость производила невыгодное впечатление. Игра на цитре-кото, умение рисовать, писать и слагать стихи на всевозможные темы, быть приятной собеседницей…
Занятно, но вышеперечисленный набор чем-то напоминает арсенал знаменитых гейш, появившихся значительно позднее.
Миура Токо в роли Сато Годзэн в дораме «13 лордов сёгуна»
Маловероятно, что Ёритомо решил оскорблять своего вассала, нарушая нехитрые правила и вытаскивая будущую избранницу Ёсицуне на люди, как пленную простолюдинку. Нашему герою предстояло соблюсти правила своего общества и своего времени. Ёсицуне был свирепым рубакой, с хулиганскими наклонностями, но в остальном оставался продуктом своей среды. Следуя негласному этикету, кавалер должен быть войти в сговор с кем-нибудь из служанок и через нее отправить послание своей избраннице. В случае с Сато Годзэн и Ёсицуне могущественным покровителем будущего союза был Еритомо, так что интрига с первым письмом наверняка развертывалась по упрощенному варианту. Красота почерка, изящество слога и тонкое чувство поэзии, которые демонстрировала дама в ответном послании, говорили об ее изяществе и красоте больше, чем простонародное разглядывание. Специалисты отмечают, что в то время всякая достойная поэтесса считалась красавицей. Можно предположить, что вряд ли стандарты красоты стопроцентно совпадали с мастерством сложения стихов, но в этом-то и вся соль, не вполне понятная для нас – грубых варваров. Девушка слагает прекрасные стихи, она умна и остроумна, ее кисть не бывает неряшлива – значит она прекрасна! Связь не вполне улавливается? Чему же удивляться, мы же варвары…
В случае, если хозяин дома покровительствовал будущему зятю, то юноша мог прогуляться по саду, любуясь промелькнувшей тенью, краем шелковых одежд или прядью волос. Такое возбуждение воображения именовалось «каймами», что можно понимать как «взор сквозь щель ограды». После такого разврата, когда оковы стыда сброшены совершенно, приходило время настоящей оргии: красавица, оставаясь за шелковой ширмой, могла негромко поговорить с бесстыдным развратником. Этот распутник сидел по другую сторону ширмы или занавеси и нагло вел беседу с девушкой! Кстати, обмен письмами со стихами, написанными на дорогой цветной бумаге, все это время продолжался. Предполагалось, что обе стороны показали себя достойно. Ёсицуне умел играть на флейте, но это не являлось свидетельством каких-то выдающихся способностей. Но умение слагать вирши – вполне приличное дело для благородного воина. Многочисленные сказания свидетельствуют, что в последний час даже звероподобные разбойники умели сложить пристойное стихотворение, как прощальный дар бренному миру. Невозможно представить, что юноша, чье изящество приводило людей в восторг, был настолько туп и дик, чтобы не сложить подходящие моменту рифмы. Правила стихосложения, темы для стиха в тот или иной момент были отлично известны всякому образованному человеку.
Затем приходило время свидания, где поэзия отходила в сторону, и мужчина и женщина занимались тем, что происходит со времен богов. Кстати, интересно, что правила поведения совершенно не воспрещали кавалеру посещать других красавиц. Понимание достойного и недостойного оставалось на совести мужчины. Сэй Сэнагон гневно рассуждает о бесстыдниках, которые обольщают девушек и оставляют их беременными, дескать, знать ничего не знаю! После первой ночи, когда любовник покидает ложе своей любимой, негодуя на рассвет – как жаль, что ночь закончилась, приходило время для очередного стихотворного письма. Такое надушенное послание на розовой или голубой бумаге, привязанное к ветке сливы, доставляли в покои красавицы. Ужас, горе и позор, если ночной гость не прислал хотя бы заурядных стихов! Это нешуточное оскорбление и повод для зловредных слухов и сплетен. Но если все идет, как надо, ночные свидания продолжаются. После третьей страстной ночи (число три не обязательно, но общепринято) родня принимает прежнего тайного любовника уже как официального зятя. Все достаточно просто. Собирается пир, на котором глава дома, а иногда и его господин (в нашем случае это мог быть и Кавагоэ Сигиёри, и Ёритомо) оглашают новый союз. Такой праздничный обед назывался «токоро араваси». После этого араваси начиналась семейная жизнь. Муж продолжал посещать жену. Теперь уже не делая вид, что крадется через сад. Интересно, что почти всегда супруга оставалась в родительском доме, а супруг не лишался права разнообразить свой досуг с иными красотками. Наложниц никто не отменял, многоженство допускалось, а ревность, как известно, страшнейший грех для замужней женщины. Демонические рога станут ее украшением! Кстати, разрывался такой брак достаточно просто. Считалось, что главное достоинство жены – суметь сохранить привязанность мужа. В противном случае приходило время стыда и горя, когда муж посещал свою супругу все реже и реже. Тут уж в ход шли всяческие магические хитрости и уловки, но обычно помогали они плохо.
Конечно, эти классические правила были выработаны в мире столичной аристократии. Люди поскромнее следовали им в меру возможностей и по обстоятельствам. Например, для Ёсицуне брак стал одним из эпизодов, приятно разнообразившим его военную карьеру. Противостояние с Тайра нарастало, как морской вал. Были выполнены ритуалы, без которых знакомство и брак выглядели оскорбительной выходкой, но вряд ли тонкий стиль Хэйан соблюдался во всей полноте.
Конечно, можно возразить, что наш герой совершенно, не утруждая себя канонами стихосложения, вошел в покои дочери Мастера Киити и совершил все, что полагается, без надушенных цветных писем. Но следует помнить, что там Ёсицуне находился, так сказать, на вражеской территории. Здесь он явился к старшему брату, изъявив полную покорность, и было бы странно, если бы молодой человек принялся бы вести себя, как дикий варвар. Кстати, нельзя полностью отрицать возможность того, что изящная переписка все же имела место, как и все другие романтические условности. Сказание о Ёсицуне этого не отрицает. Предварительное знакомство со служанкой Мастера Киити, которая стала проводником нашего героя к дочери почтенного господина, как бы намекает, что в этом случае действие развертывалось по классическим хэйанским правилам.